«НАЦБЕСТ-2022»: ПЕСНЬ ОДИНОКОЙ МИДИИ

(Е. Фетисов «Пустота Волопаса»; М., «Городец», 2021)

#новые_критики #новая_критика #фетисов #пустота_волопаса #городец #нацбест #кузьменков

Заглавный образ «Пустоты»:

«Я читал про самого одинокого кита в мире. Он уже почти тридцать лет плавает в океане и разговаривает с кем-то на частоте какой-то ненормальной. У других китов частота другая. Стало быть, они его не понимают. Может, он поет что-то или читает вслух стихи».

 Надо думать, автопортрет сочинителя: это я, Егорушка, – большой, одинокий и никем не понятый.

С последним охотно соглашусь. Лет пять назад Е.Ф. предпринял первый поход за славой: его дебютный «Ковчег» был представлен к «Ясной Поляне» и «Нацбесту». Не знаю, что себе думал яснополянский ареопаг, но нацбесы послали номинанта пешим эротическим. Иная реакция была исключена даже у людей со сниженным рвотным рефлексом. Судите сами: кисельной консистенции хроноопера, где попаданец оказывается в «Бродячей собаке», а Гумилев и Мандельштам то и дело норовят осчастливить читателя сентенциями космического масштаба и космической же банальности: «Настоящее бессмертие – в искусстве». А о чем роман и зачем – черт его знает.

 Так что китовые аналогии по меньшей мере неправомерны. Ибо невнятица не тождественна глубокомыслию, а непонятость – вовсе не синоним величия.

На невнятицу и непонятость Фетисов попросту обречен: анамнез у него отягощенный – питерское воспитание и датская прописка. От нынешней питерской прозы у Е.Ф. железобетонный аутизм и летальная доза литературщины, а от нынешней скандинавской – хроническая анемия бессобытийности. Короче, Крусанов или Мелихов, помноженный на Кнаусгора.

Спойлер, говорите, нужен? Хм. Трудно, но попробую. Слово «сюжет» применительно к «Пустоте» означало бы незаслуженную лесть. Переводчик Антон Македонов бухает и пишет рассказы. Тем временем македоновская подруга Варя изменяет милому с его приятелем Игорем, норвежским китобоем. Поход налево не влечет тектонических сдвигов в жизни сладкой троицы. Занавес.

Однако автор настаивает: сюжетные перипетии тут вообще не важны. Думаете, зря роман этак затейливо обозвали, по-астрономически? – куда как не зря:

«Там, где созвездие Волопаса, кажется, что совсем ничего нет. Ни одной галактики. На самом деле, их там несколько десятков, что-то около шестидесяти. Причем, это обнаруженных. Так что их там, может, миллионы или миллиарды. Еще не обнаруженных. Так чаще всего бывает в жизни: даже когда тебе будет казаться, что тебя окружает абсолютная пустота, что-то в ней всегда будет, просто присмотрись».

Толцыте, мол, и отверзется. Что ж, попробуем: грех коллегу не уважить. Посмотрим, что за галактики обретаются в пустоте Фетисова.

Жанр опуса называется мудреным французским термином mise en abyme, по-русски – принцип матрешки. Есть, если хотите, более наукообразный термин «метапроза». Да суть от этого не меняется: текст в тексте. Писатель Фетисов пишет роман про писателя Македонова, а тот пишет рассказ про писателя Ветова, и тот в свою очередь тоже что-то пишет. Тут нет еще греха: «Египетские ночи», «Мартин Иден», «Мастер и Маргарита»… да мало ли примеров. Но фетисовский текст в тексте, в отличие от, абсолютно герметичен.

Кто про что, а я опять про отягчающие обстоятельства. Курт Воннегут предостерегал филологов от писательства: литература не должна кусать свой собственный хвост. Фетисов уже дважды пренебрег добрым советом – в обоих случаях итогом стало сочинение «Мои любимые книжки».

Там, где публику встречают персонажи с диковинными фамилиями Ветов (литературный псевдоним князя Владимира Трубецкого) и Аркасов (кинематографический псевдоним актера Виктора Хрипунова), ждать нечего, кроме слегка беллетризованных лекций по культурологии.

На первых же страницах романа начинается гроза, за которой без паузы следует измена, – откуда рифма родом, сами знаете. Если 11-летний Тоша Македонов поблюет от сальмонеллеза, – будьте благонадежны, рано или поздно на авансцену выйдет сартровская тошнота. А если автор упомянет черту, то такую жирную, как в «Будденброках». Про мелвилловскую охоту на китов и без меня все понятно. Грани реальности и вымысла по-кортасаровски размыты: очередная «Непрерывность парков». В числе приглашенных на пир духа Пушкин, Бодлер, Набоков, Басё и Бусон. Все это склеено мутными аллюзиями на греческую мифологию, что давным-давно числятся отъявленной пошлостью. Интеллектуальная, стало быть, проза.

По слову Игоря Ратке, в основе ее лежит отказ от традиционного жизнеподобия. Этому критерию «Пустота» соответствует чуть более, чем полностью. Фетисову нынче 45 стукнет, да вот ведь странное дело: пишет, как 20-летняя девочка-припевочка, изучавшая жизнь по френд-ленте.

Начнем с малого: в 1995 году пацаны носят школьную форму. Юридически ее упразднили в 1994-м, а фактически и того раньше – в 1992-м: некому стало шить.

Издатель надеется неслабо поднять бабла на религиоведческом научпопе: мол, 25 000 экземпляров уйдут со свистом. Господь с вами, Егор Сергеевич, у нас сорокинского «Гарина» 15-тысячным тиражом тиснули. А прилепинский «Ополченский романс» – 12-тысячным. И без намека на допечатки.

На писателя наезжают бритоголовые и татуированные черносотенцы-отморозки: «Что, падла жидовская, вздумал осквернять Иисуса?» Принц наш Датский, должно быть, не в курсе: в 2018-м Зоберн издал «Автобиографию Иисуса Христа», где объявил главного героя наркоманом, педерастом и чуть ли не скотоложцем. И ничего, по сю пору жив-здоров. Даже дело по 148-й не возбудили.

И последнее: норвежец, читая «Повести Белкина», пополняет свой запас русского. В частности, словом «смурной». Буду благодарен, если Е.Ф. растолкует, где именно нашел его у покойного Ивана Петровича. Больше скажу: в «Словаре языка Пушкина» за «смуглым» следует «смута». После чего набоковско-бодлеровская литературная кадриль выглядит как минимум смехотворно.

Фетисовские красоты слога – ровно того же, ненаучно-фантастического свойства. «Почки вербы, из которых, как из пасхального яйца, вылупляется настоящее чудо – зеленый листок», – согласен, из вареного пасхального яйца может вылупиться только чудо. «Он метался как плюшевый медведь по настоящей клетке», – тоже понимаю: медведь, видимо, заводной был. Но «спелая мидия» уже вне моего разумения.

Идиостиль «Пустоты» стоит на фундаменте придаточных определительных – союзное слово «который» встречается в тексте 368 раз. Текст вполне может конкурировать с «Домом, который построил Джек»: «прошло уже лет десять, за которые Македонов напрочь забыл о своем студенчестве и людях, которые его окружали в те годы»; «жара, густой бульон которой изобиловал комарами и слепнями, отбиться от которых можно было только на открытом пространстве». И так далее – до изжоги, не подвластной антацидам.

Полагаю, уже понятно, что ни мало-мальски годной интриги, ни матчасти, ни языка в войде Фетисова не найти: автору они никуда не уперлись. «Нет ничего более важного в литературе, чем интонация», – постулирует сочинитель. И вдохновенно несет лирическую ахинею:

«Тени и трещины, трещины и тени. Они близкие родственники и многое знают друг о друге. Если спросить какую-нибудь тень, она многое могла бы рассказать про трещины: какие они бывают и какими никогда не бывают, и про их сетки и паутины, и кого можно поймать в громадную паутину из трещин, а кого – в маленькую, но очень прочную паутинку».

Должен сказать, это не худший вариант питерского псевдоинтеллектуального онанизма. По крайней мере, для того, кто вынес крусановскую шизофазию про набрис, улилям и грыжу иного мира. Но Фетисов, измученный дурными предчувствиями, прибег к испытанному средству – прокаталепсису: чтобы избежать чужой розги, сам себя высек. Барышня по имени Лина, персонаж не слишком симпатичный, поучает Македонова:

«Какой-то мужик ходит по берегу моря, думает, мыслит, потом опять ходит, песок ногами пинает, камушки подбирает всякие. Это невозможно же, б…дь, выдержать, простите мне мой французский. Почему я должна покупать книгу, в которой бродит этот мужик? Я-то тут при чем?»

Самоистязание не помогло. Большое жюри «НБ» снова не в восторге: две из трех рецензий откровенно издевательские.

Несчастная одинокая мидия: премиальные проплыли мимо. А все потому, что неспелая. Даже по меркам нацбестиария.