Экс (конкурс)

Моему брату

( скобочки )

Ночь. Улица. Фонарь. Продолжить? Когда вот так, как сейчас, и Луна не дает покоя, что прикажете делать «страшной красоте, присевшей на скамью сирени»? Выть на Луну пошло, глупо, старомодно. Сесть у окна, накинув вуаль, и, обмахиваясь веером, ронять слезу на буквы, достать и пить чернила без разбора, или уколов шипом розы пальчик, писать кровью какие-нибудь последние строки?... — ах, полноте вам, сударыня.

23 февраля — женский день. А вы и не знали? По-настоящему он касается именно нас, женщин. Почему? А стоит ли что-то объяснять. Женщины думают о нем наперед, долго, расчетливо, подбирая на слух ключи, на ощупь музыку, выбирая изысканные подарки любимым, — носки, трусы, носовые платки — наигранно пряча глаза, замедляя шаг, ожидая что вот сейчас из-за угла выйдет именно он, любимый. «Я его слепила из того, что было» — порой безголосые создания выплевывают что-то из себя случайно, и это попадает в точку.

Так из чего же сделаны наши мальчишки? Мы сами лепим что-то из них, каждая по-своему подобию, каждая свое, свою длину, ширину, экстерьер, исходя из материала — глина, гавно, пиво, вино, сало, смола. Их, горбатых и горбоносых, надо лепить к стене свежими, надо ковать их, как куют стулья, пока горячи, мягки, безмятежны. Прямо теплыми с кровати поднимать и ковать, врасплох, впопыхах. Гнать как волков на флажки, пока ничего с бодуна не соображают, и ковать, ковать — скалкой, сковородкой, пинками.

Может это грубо, но я люблю этих милых, бородатых, брюхатых, заплывших жиром, вонючих козлят и козлов, без них никак, но что-то мешает любить их искренне, нежно, без робости. Что же это? 

Зависимость.

Нельзя любить весло, к которому прикован.

Что выгоняет меня из дому? Всякий раз чертова плоть. Всякий раз надежда, вера и то, что самое то.

Вот то-то и оно.

В канун 23-го, без пяти двенадцать я вышла пройтись. Тот, кто гуляет в полночь, не должен чураться Луны, с ней свои счеты, свой расчет, своя песня. Мы с ней старые подруги. Кто из нас кого ведет — мне все равно. Пусть будет она. Я шла на поводу себя, своей, исковерканной Луной, плоти. Мыслей, чувств. После двенадцати людей мало, до двенадцати тоже, их вообще мало — людей. Касаясь плечами и взглядами, мы каждый в своем коконе, который не пробить, бредем, ища себе подобных, свои половинки.

Как всегда, как большую часть моей жизни меня вели стихи, я шагала по ступенькам глупых случайных рифм, все больше углубляясь в аллею парка. Торжественную музыку ночи вдруг нарушила чья-то тень, силуэт, возникший вдали, все приближаясь. Человек в шляпе и плаще медленно брел навстречу и что-то в его походке было банальное до икоты. Может все дело в его шляпе или то, что обут он был в босые пятки, которыми смело шлепал по прохладному асфальту — внутри меня дирижер, предчувствуя начало, постучал палочкой по пюпитру, взывая к оркестру приготовиться. Ныряя в конусах света фонарей, его фигура подплывала ближе, раздвигая собой аллею, ломая тень.

Поравнявшись со мной, незнакомец резко поднял голову, обнаружив хищное лицо, и распахнул плащ.

Обана! — Оркестр «урезал» марш. Из-под плаща мне улыбался симпатичный штоллен. Гостинчик от зайчика. Жгучий испанский стыд залил мое лицо в темноте, но, тем не менее, стало приятно, что хоть кто-то радуется мне в эту полночь. По его сценарию я должна была завизжать, плюхнуться в обморок, задать стрекача или сразу упасть на колени и отсосать ему взахлеб.

Врать не буду, я конечно жутко испугалась, даже воскликнула «Ой!», и, сделав обманное движение бежать, с размаху вцепилась когтями в его яйца.

-У! — Укороченный крик застрял в его глотке.

— Что? — Вскинула я брови, — простите, не расслышала.

— У! У! У! ... - заухал голый полночный филин, пританцовывая на носочках. Он развел руки в стороны, ища поддержки у воздуха.

— Вы наверное, хотели спросить, как пройти в библиотеку?

-У! У! У!... — закивал незнакомец.

— Да я сама ее ищу, если честно. Давайте поищем вместе? А что вы там хотели, если не секрет? Интересно, что вы читаете. Вы любите стихи? Знаете, я сама пишу стихи, но их стесняюсь, но если хотите... если вы просите... почему вы молчите?

— Да, да, да! — мужчину стала бить дрожь, он дробно и быстро закивал головой, шляпа слетела и редкие волосы на голове привстали дыбом.

— Что «да»? Начинать? О, не спешите. Надо познакомиться для начала. Вас не удивляет наша встреча? Ну вот то, что так необычно... романтично... Ночь, вокруг ни души, мы навстречу друг другу, как в романе. Только вы и я. Кажется, мне подошло бы имя Маргарита. Вы станете моим Мастером? Конечно, станете. Куда вы денетесь. Только не надо романов, я буду читать вам стихи. Свои. Сама.

Всю ночь. Ведь завтра, ой нет, уже сегодня 23-е и вы мой первый мужчина. Вы настоящий?

У него грудь ходила ходуном, по лицу катился пот. Что-то сильно беспокоило его в эту ночь диких мужчин. Чтобы закрепить знакомство, я другой рукой стянула резинку с волос, уверенным движением ( я часто гуляю по ночам одна ) быстро и туго накрутила ему на яйца, достала из сумки нож и приставила к его горлу. Вопреки физиологии и скорее от ужаса его гостинец все еще был бодр, а от резинки вообще окаменел. Я продолжала держать его в узде.

— Мы Мастер и Маргарита... Скажите по правде, мечтали вы о таком еще сегодня утром? — Я слегка чикнула его по горлу и, припав губами, слизала капельку крови. Его колени просели, вот-вот грохнется без чувств, как должна была я. Надо поспешить в библиотеку.

— Вы мой Мастер, мой герой, хоть и экс. Вы знаете, я ведь тоже экс. От слова «экспроприатор». Я потом эксну у вас кое-что, не против? Вот этим ножичком. Конечно не даром, в обмен на стихи. Я зачитаю вас до смерти, клянусь, не пожалеете. У вас стихи будут переть из ушей. Эй, что вы делаете?

В мою ладошку зажурчала тепленькая.

— Ну, что же вы, Мастер, вы же мужчинка, — мягко пожурила я мальчонку-Мастера, поддав лезвием глубже в горло. Его губа обвисла, с нее потянулась слюна, глаза остекленели и покрылись инеем. Чуть пришпорила когтями и он загарцевал по-балетному, выделывая па, помогая себе руками, молодо, легко, будто не было трудной ночи. Не издавая звука, только по-рыбьи загребая ртом воздух, почти не касаясь земли, он засеменил, повинуясь моей руке-поводырю. Когда свернули с аллеи и пошли по снегу в заросли, смертная тоска прорвалась наконец из него петушиным фальцетом:

— К к к к куд... к куд.. куда, куда, куда вы меня поволокли? Что чтоо чтоо за чтто-о-о?

— Как за что? — не поняла я, до отказа вонзая маникюр в его мошонку, — за бубенчики. Как куда? Странный вопрос для мужчины, бороздящего ночной февраль в одном люстриновом пиджачке на голое тело. Еб@ать, конечно же. А вы что подумали? Сегодня ваш день.