Половина пустоты

И зазвучала ликующая весть. Мысли теснились в предвкушении праздника. Ну, конечно вмазали!

А что такого? Ведь счастье — это когда тебе завидуют. А плюнуть в душу — расстояние не позволяет. Даже если за эталон измерения взять, к примеру, молоток. И не только, если собираешься использовать его в качестве бумеранга. Но при любом раскладе держи его двумя руками, чтоб себе по пальцам не ударить.

Эх, всё путём... Мысли выровняли ход и повернули за угол. А за ним и доверять можно мнению человека, который только что выпил. 

Да, было изнеможение, члены ослабли, а за ними и душа обмякла. Вот.

Тело-то полно растёклых замыслов, но тягостны они душе. Ей они ни в жменю, ни в Красную Армию.

Хотя эмоции барражировали, а что эмоции? Они — как у пионера Павлика Морозова, который всегда готов стоять возле ели. Которая способна не только стоять, но и перемещаться. Как в замкнутом пространстве, так и в разомкнутом. 

Вот только если приглядеться: это ж вывернутая наизнанку резиновая пионервожатая около такой же экологически чистой ели, но из Калуги.

А почему? Нет, не по кочану, а потому как всякое движение сжатого воздуха происходит посредством двигателя, а он — двигатель означает «двигать ель», понятно?

Который напротив так и сказал: «В это пространство лучше всего принести с собой... себя. То есть своё внимание, свою готовность к радости, свою решимость не отвлекаться на неудобства и искушения ради того, чтобы встретить как положено Праздник праздников и торжество из торжеств».

И, почему-то, перехватив совсем малую толику времени, немедленно выпил. Повторно. И ощущалось, нет: чувствовалось, хотя, нет, всё-таки ощущалось в этом нестандартном акте что-то известное, даже в чём-то загадочное. Похоже, что этот, который напротив, намеревался раскручивать события в одиночку. И, почему-то, в обратном порядке. Являясь событием всех последующих причин.

Товарищ в белом принёс и поставил. Нет, просто принёс, потому что, который сбоку, — обнял левой рукой то, что поставлено, не промахнулся, и переложил в правую.

А тот, что со второго боку, задал упреждающий вопрос: «О чём, уважаемые, должен говорить настоятель, скажем Храма всех предвкушающих радость праздника, приняв от диакона кадило во время ночного пасхального богослужения и попадая этим кадилом себе по яйцам?»

Ответ последовал прямо и в упор: «О полноте растекающихся замыслов Творца!»

Все согласились и потянулись к тому, что было ополовинено.

И начались уточнения. По поводу принесённого и поставленного, но поменявшего величину внутреннего объёма: двое уверяли, что он — объём наполовину пуст, два голоса были за то, что он наполнен наполовину.

Победил компромисс, т. к. ни половины наполнения, ни половины пустоты не наблюдалось. Ну и под столом в том числе.

Чтобы каждый утвердился в своей правоте, вспомнили наполовину немца, наполовину поляка дяденьку Коперника. Как выяснилось в результате дебатов, польская половина астронома утверждала, что земля круглая, а немецкая половина экономиста — что её слишком мало, она неэффективна, и, к тому же, скрипит на зубах.

Как только тётенька в белом унесла повторно принесённое и сгребла крошки с поверхности, так сразу начали обсуждать неразрешимую ситуацию с крошками, как если бы они находилось в постели. У каждого. Из присутствующих. Все были согласны со всеми несогласными.

Пересогласования и досогласования перемежались короткими несогласованностями, пока между всеми не объявилась невыносимо габаритная кошка с хвостом, загнутым серпом на спину и с зубами числом 40. Хотя вроде бы собака, только с одной кисточкой на правом ухе. И со зрачками, похожими на вертикальные щели.

А поскольку невозможно было прийти к консенсусу о том: «Может ли быть у кошки собачья жизнь?», наступила пауза, или минута или что-то такое, что переросло в тягостное молчание. Всех одолевали какие-то неосязаемые, но сильно приплюснутые изометрические предчувствия.

Время текло, струясь асинхронно в разные дыры, похожие на половые щели, но почему-то утекло под примитивный объект. С виду — лежачий.

И уже где-то совсем, когда где есть всё и нет ничего, тогда предчувствия, облачённые в скорбь от превратившегося в золу единства в борьбе с противоположностями, сменились на яркие праздничные мысли.