Голый диктатор ч.4-6
4
Мака проснулся от телефонного звонка. Смартфон разрывался, с дребезжанием ёрзая по фруктовому ящику, что служил Маке за тумбочку. Этот ящик он позаимствовал пару лет назад, когда работал в экспортных садах — цветущий Бубарей милостиво продавал свои излишки всему иссушенному миру. Стример присел на постели, потирая тяжёлый затылок. Голова была тугой, словно её ватой набили. Что было вчера? Сколько он выпил, откуда деньги? Ничего не вспомнить...
Негнущимися пальцами он кое-как подцепил шумный экранчик. Номер высвечивался незнакомый.
— Слушаю.
— Поздравляю, дружок! Проснулся звездой, а? Как ощущения?
— Чего? — озадаченно спросил Мака, силясь узнать звонящего по голосу.
— Как ощущения, спрашиваю, от всенародной славы? Уже решил, на что потратишь деньги? Ха-ха! Слушай, к слову о деньгах. Специально для такого хайпового парня, как ты, есть одно предложеньице. Конечно, если ты откажешься, можем обратиться к кому-нибудь другому.
— Это к кому же? — ревниво осведомился Мака, всё ещё не понимая, кто и по какому поводу разбудил его звонком.
— Например, к Бене. Ты его даже мог встречать на баттле, давно, помнишь? Тоже довольно-таки популярный блогер, не такой, как ты, конечно, но инфлюэнсит неслабо. Особенно после вчерашнего. В конце концов, если бы не он, тебе бы тоже не удалось так хайпануть.
— Что он вытворил, этот Бене?
— Как, ты не видел? Он же показал всем голого короля, о котором ты провозгласил. Вся страна сейчас обсуждает.
— Не может быть, — хрипло сказал Мака.
— У него вышло видео, подтверждающее твои слова. Теперь одни поют гимны твоей отваге, а другие... Но это неважно. Слушай, так предложение-то. Приходи сегодня на...
Голос оборвался. Мака вскочил и принялся натягивать штаны, спотыкаясь о раскиданные пивные жестянки.
— Алло! Алло?
Он уставился на погасший экран смартфона. Разряжен. Мака, ругаясь, откопал в куче мелочей на тумбочке зарядник и воткнул его в розетку. Ничего. Он подбежал к выключателю... Ага, света нет.
Это не удивило Маку. Электричество всё-таки было чудом, сотворённым владыкой для процветания Бубарея, так что король мог отбирать и дарить его, когда вздумается. В деревнях, вон, ничего подобного нет, а жители заморских белых стран вообще получают его в обмен на последний кусок хлеба — так писали в «Цапле», ничего другого Мака в сети не читал. Он не знал языков, кроме родного, да и то сказать — на них один обман пишут, это каждый знает. Один лишь бубарейский — язык правды. Хорошо, что король, владыка Вселенной, держит нечестивых соседей в узде.
«Получается, я осквернил своей ложью язык народа», — понял вдруг Мака. Суеверный ужас зашевелился под сердцем. «Проклятье, я не хотел врать, это была шутка! Просто шутка! Но теперь-то ничего не поправишь. Королю наверняка уже всё известно, в наказание он обесточил этот дом...»
Мака осторожно подошёл к окну, выглянул за шторку. Оконная сетка не давала разглядеть пыльную улицу как следует, но... Что это за форма на тех двоих? Муниципальных служб или полиции? Мака отшатнулся и торопливо задёрнул занавеску. Оглянулся.
Тёмное пятно в углу давно не крашенного потолка. Резкое, округлое — не глаз ли короля? Он знает, он всегда знает, кто вредит священному государству, наш тысячеглазый король. Да продлятся его дни!
На потолке мигнула лампочка. Экран смартфона вспыхнул, принявшись старательно накачивать заряд. Чтобы занять себя чем-то, пока чудо-коробочка питается, Мака решил поесть и сам. Он дважды ронял вилку, пока собирал себе нехитрый завтрак из варёных плантанов и сушёной рыбы, и оба раза вздрагивал, косясь на немигающий тёмный взгляд со стены. «Горе мне, горе! Вот уже ослабевают руки, холодеет кровь в жилах!». Ну за что ему это? Разве не больше виновен тот, другой — Бене, кажется?
Снова зазвучал рингтон.
— Алло? Ты там в обморок упал на радостях? Ха-ха-ха!
— Села батарея, — ответил Мака, удерживая трубку двумя пальцами, как опасную тварь.
— Так вот, продолжим. Дело, любезный Мака, к тебе есть дело. Очень влиятельные люди желали бы завести с тобой дружбу. Любишь, когда вокруг много друзей, правда? Приходи знакомиться в бар у заброшенной гостиницы, будем очень ждать.
Взволнованный, Мака прошёлся туда-сюда по комнате, удерживая телефон. Выглянул ещё раз в окно. Городские работники — кажется, всё-таки они — возились вокруг столба, удерживающего снопы проводов. На углу прикорнул нищий. Больше никого. Всё-таки он опасливо спросил:
— Разве я не должен сейчас объявить, что всё было приколом? Если король разгневался, мне не скрыться от его всепроникающего взора. Вам ведь не нужен мёртвый друг.
— Не хочу показаться неуважительным к его высочеству, но у толпы твоих поклонников больше тысячи глаз. Каково тебе будет, если разгневаются уже они? Думай, Мака, думай хорошенько. И приходи. Мы будем ждать. А не дождёмся, так Бене нас тоже устроит. Адью.
— Алло! — бестолково крикнул Мака в онемевшую трубку.
Что же делать?
Король страшен, но толпа глазастее и страшнее.
Мака сунул телефон в карман джинсов, стащил со стула почти свежую рубашку, натянул, еле попадая в рукава. Дрожащими пальцами застегнулся через раз. Бросил последний взгляд на подозрительное пятно. Не упадёт ли он мёртвым прямо сейчас?
Но нет, не упал, и даже потолочная лампа не погасла.
Не взяв с собой ничего больше, Мака вышел за дверь. Пригладил волосы перед осколком зеркальца в общем коридоре и по узкой железной лестнице сошёл на порог здания.
Электрический столб стоял ровно, как новенький. Работники уже ушли, только отирался на углу сгорбленный нищий в истрёпанном балахоне с капюшоном, топтался на месте, не протягивая руки.
Собирался дождь.
***
Поминутно оглядываясь, Мака перебежал улицу на переходе, повернул, нырнул в оживлённую толпу на дорожке, где вдоль стены коммунального дома продавали овощи нарядные матроны в чёрно-охряных платках. То и дело кто-то норовил объехать пробку на мотоцикле, вылетая на пешеходную часть, и каждый раз Мака вздрагивал: не по его ли душу? Не пытаются ли его сбить? У ограды пивного завода он снова оглянулся.
Нищий шёл следом.
Замерев, будто в трансе, Мака стоял у забора. Мимо проходили люди, толкали грязного человека в капюшоне, но тот продолжал уверенно двигаться вперёд.
Проходя мимо Маки, он замедлил шаг и поднял голову. Измождённый, седоволосый, где Мака мог его видеть? Не избитым шакалом смотрел на него нищий, а с величественной укоризной в глубоко засевших глазах...
Вот он отходит, вот ковыляет дальше, будто не было строгой походки. Ютубер же остаётся стоять у забора, вытаскивает зачем-то телефон, суёт обратно в карман, достаёт опять, вдруг швыряет оземь и бежит прочь, прочь, назад, домой.
5
Одна-единственная дверь ведёт во дворец и открывается лишь раз в году. Так считает народ. Есть ещё усиленно охраняемая калитка, через которую выходят повар с прислугой, когда подвозят провизию. Даже легенд о ней не рассказывают, любопытство обходит её стороной, как река — скалу.
Есть место, где стена чуть понижается, так, что через неё может перепрыгнуть большой хищник. Едва ли это кто-то замечал. В конце концов, нет в безопасном Бубарее хищников.
Но ещё существует подземный ход. Есть хижина в глубинах дворцового сада, длинная лестница вниз, заброшенная шахта за городом, единственная пара ключей.
Когда унялась одышка, Нджида стащил с себя нищенское тряпьё, вновь облачился в белое с ног до головы и покинул сторожку, не забыв запереть дверь. Осторожно перебравшись через мелкие кустики, он вышел на ухоженную садовую тропу. Прогулочным шагом король двинулся ко дворцу.
Только войдя в рабочий кабинет, он позволил себе проявить гнев. Ударяя ладонью по стене, Нджида повторял:
— Один мальчишка, один! Надеюсь, он усвоил урок, иначе... à la guerre comme à la guerre, как говорят наши белые друзья, задери их гиена.
При каждом ударе с волос осыпалась белая пудра — ложная седина нищего облика. Нет, он ещё не так стар!
— Советник! — рявкнул он, остывая. Но ни одна тень не поднялась из углов зашторенного кабинета.
Как ни хотелось королю растянуть утомлённое вылазкой тело на парчовых подушках, он сел за ноутбук. Всё необходимое браузер хранил в боевой готовности: админ-панель «Правды», аккаунт журналиста «Цапли», главные страницы телеканалов и «Верности». С мальчишкой он, скорее всего, разобрался. Редактор «Верности» уже должен был накатать опровергающую статью. Тогда остаётся переписать её для «Правды» — и спать, спать.
«Отчего шум?» — называлась статья. Так, хорошо.
«Бубарей — счастливое государство. Оно счастливо, поскольку свободно! На ежегодном празднике мудрейший король напомнил нам об этом. Лишь недалёкие умы могли счесть его поступок безумием...» И так далее, и тому подобное.
— Что они несут, болваны? Стоило отвернуться...
С худшими предчувствиями Нджида обратился к сайтам телеканалов. На обоих записанный дневной эфир показывал ток-шоу, где два серьёзных специалиста при костюмах рассуждали о мотивах владыки:
— Такой естественный облик был выбран, безусловно, со смыслом. Король чрезвычайно близок к народу. Каждый мог убедиться, что он обычный смертный.
— Но пойдёт ли это на пользу его авторитету? Уже сейчас люди ставят под сомнение его чудесную власть и всеобъемлющую мудрость.
— Как они могут так говорить? Разве он не возвёл страну к вершинам процветания, на зависть всему миру? Мы можем быть уверены, что выход обнажённым — не акт безумия. Мы должны оставаться уверенными!
Затем — вставка видеоролика. Худой тонкорукий человечек, даже не чёрный — смуглый. Он шёл по площади уверенной походкой короля, а нижнюю половину лица скрывал ни за что не держащийся обрывок платка. На голой шее, на плечах — размытые пятна по краям: неизвестный королю метод монтажа не справился с переходом от тяжёлого халата к не менее огромному выходному тюрбану.
— Идиоты, — зашипел Нджида, поражённый. — Глупцы! — выкрикнул в полный голос. — Очевидная фальшивка! Их даже не купили — они купились. Но что делала моя тысяча глаз, пока яд лжи распространялся по венам нации? Советник! Советник леопард!
Темнота шагнула из-за дивана, выходя в полумрак занавешенной комнаты.
— Ты не доложил о смонтированной видеозаписи, — сурово обратился Нджида к советнику. — Узнай я об этом заранее — спланировал бы свои действия иначе. Наше положение становится тяжёлым, и тебе придётся потрудиться, чтобы исправить свою ошибку.
— Моя ли это ошибка, о властитель? — промурлыкал хищник.
— Чья же, соглядатай? Я построил систему, способную выдержать любые превратности. Одно не предусмотрено было: ложь, наглая ослепляющая ложь, иллюзия!
— Тебе ли упрекать в этом кого-либо, властитель...
Тёмное лицо Нджиды приобрело вишнёвый оттенок.
— Молчать! Слушай, когда говорит король!
— Король? Нет, Нджида, от сего дня ты — безумец. Брошенная спичка подожгла саванну. Образ всезнающего владыки забыт, ведь в каждом доме хулят короля, а расплаты не получают. Так что ты больше не король — ну, а я наконец-то не твой советник!
Сам посуди, Нджида, ты же разумный, образованный человек, — заговорил он необычно низко, едва не урча. — По-твоему, мне было интересно подыгрывать твоим забавам? Шпионить для тебя? Пожирать наёмных убийц? Может, ты внушил себе, что я пекусь о народном благополучии? Да нет же, я живу во дворце исключительно с одной целью. Здесь, видишь ли, из поколения в поколение хорошо меня кормят. Вижу, вижу, ты всё правильно понял.
Леопард мягко зашагал по комнате. Кругом, кругом, каждый круг — всё ближе к Нджиде.
— Ты всегда понимал, Нджида, иначе не боролся бы со мной по молодости, да что там — до сих пор пытаешься тянуть с данью до последнего... Но ты постарел, начал идти на компромиссы. Поверил в равноценный обмен, в договорённости, да? Вот, проиграл, в конце концов, в собственную иллюзионистскую игру. Что поделать, возраст! Скоро на твоё место придёт молодая кровь, сладкая кровь, я уже предвкушаю её. Уж этот-то мальчишка будет слушаться, не порождая дурацких идей! Уж он-то не станет подымать скандал из-за деревенских коз, детей и подобных мелочей.
Что до тебя... Не огорчайся — хоть ты теперь простой смертный, но аперитив из тебя выйдет прекрасный, уверяю. Твоя последняя роль, она же — точка в твоей замечательной сказке. Да, сожалею, но ты сам виноват, что единолично возводил все декорации. Теперь ты опозорен, поэтому они падут. Знаешь, каким запомнят так называемого отца нации? Сумасшедшим, что бегал по площади нагишом, а потом зарезался в собственном кабинете. Возможно, раны на его горле будут слишком рваными, будто от клыков, но никто не обратит внимания — ведь всем известно, что в спокойном Бубарее нет никаких леопардов!
Зверь издал несколько высоких отрывистых звуков: смеялся.
— Ты можешь отнять у меня власть, — заговорил Нджида, вынимая кривое лезвие из белых волн тюрбана. — Можешь отнять у меня жизнь. Но подменить мою сказку своей я тебе не позволю!
Он встал с кинжалом наизготовку. Леопард припал к полу, оскалив пасть, и прыгнул.
6
Шёлковый узел норовил развязаться. Морщась от боли, Нджида затянул его на груди покрепче. В комнату проникали последние лучи заката, но брызги крови на полу всё равно казались чёрными. Штору сорвал леопард, когда удирал, раненый, через окно.
— Птица, птица, что я натворил? — молил пересыхающими губами Нджида, вжимаясь в подушки. Взглядом он обшаривал потолок, но пусты оставались тяжёлые балки над головой. — Зачем я оскорбил тебя, птица?
— Чтобы не слышать горькой правды, полагаю, — свистнуло из окна. Воздух задрожал, когда золотая стрела влетела в комнату и спланировала на гнутую спинку дивана.
— Докладываю, владыка. Охрана в растерянности. Повар сбежал. В городе волнения. Взгляды прикованы к экранам, где вещает новое лицо, молодое общеизвестное лицо, но безлики те, кто стоят за ним. Не вини доверчивый народ: ты сам не научил его ничему, кроме умения спать. Что скажешь, Нджида? Поднимешь войну ради своей сказки, или оборвёшь сновидение? А может, в последний раз воспользуешься потайным ходом?
Силясь подняться, чтобы сесть за ноутбук, Нджида только разбередил рану. Но среди вкладок браузера всё ещё стоял открытым аккаунт администратора «Правды», готовый опубликовать любое сообщение. Советник порхнул с дивана на стол.
— Пиши...
Иволга нацелила клюв на клавиатуру.
— Диктуй, мой король.
***
Королевский дворец открывается раз в году. Но вновь вокруг площади — толпа, оттесняемая гвардейцами. Кокарды посбивались набок, тёк пот, вот кто-то заверещал, придавленный, а с другой стороны заскандировали:
— Голый король! Голый король!
Смартфоны просовывали под локти гвардейцам, со смартфонами взбирались на плечи товарищей. Десятки прямых трансляций создавались сейчас, но связь по-прежнему не глохла. Оба оператора направили камеры прямо на священные ворота: сегодня, впервые за историю телевидения страны, им разрешили снимать короля.
Трибуна почётных гостей оставалась полупуста. Оркестр в смятении жался под обелиском, не до настройки инструмента было арфистам — они прикрывали собой хрупкие инструменты, боясь хаоса. Только трубач со своим винтовым антилопьим рогом взобрался на трибуну. Заметив отмашку со сторожевой башни, он дал сигнал.
— Голый король! — раздался последний выкрик, заглушая скрип ворот. Затем люди будто онемели, потому что не вышел никто, а только выпорхнула большая жёлтая птица. Словно измотанный ветром листок, лесная иволга кружила перед самыми стенами, не улетая прочь.
— Чудо, — прокатилось негромко. — Подлинное чудо.
Потом появился человек в накинутом на плечи белом халате и набедренной повязке. Он мерной поступью вышел из дворцовой крепости, нимало не заботясь о том, что через несколько шагов одеяние соскользнуло. Он шёл, а все взгляды, все камеры впивались в него, вбирали то, чем он на самом деле был. Не изнежен молочными ваннами оказался король, а чёрен, чернее сухого дерева. По жилистым рукам, объявленным некогда тонкими, вились сухие мускулы. Плечи, спина — всё в полосах старых боевых шрамов, белёсых, как будто высоленных. На груди сочилась кровью свежая рана, очень похожая — старики перед телеэкранами разом ахнули — на след от хищной лапы.
Он шёл, а иволга летела перед ним, медленно взмахивая крыльями, летела прямо на обелиск. Отпрянули от трибуны музыканты, освобождая её для торжественной речи, но король не остановился. Обогнув каменных тружеников барельефа, он вслед за птицей двинулся дальше, туда, где начиналась кромка леса. Как дротик, вонзилась иволга в густые заросли — король шагнул следом. Ветви сомкнулись за его исполосованной спиной.
О любопытный народ!
От короля тебе остались одни лишь телевизионные кадры. Подлинные.
***
Выходя из лимузина, Бене в который раз отметил, что все белые — на одно лицо. Может, он научился бы различать своих новых друзей, если бы не солнцезащитные очки на лицах и одинаковые костюмы. Впервые после выборов оказавшись во дворце, он надеялся сразу же повалиться на пышные ковры и мягкие постели. Первым делом он бы нащёлкал отличных себяшек для поклонниц, а затем набил бы рот заграничным виноградом. Однако вместо спальни его повели под локоть на второй этаж ко дверям кабинета.
— Ах, неужели в такой день придётся работать, — сладко улыбнулся Бене, обращаясь к пиджакам как можно снисходительнее. — Не вы ли говорили мне, что король в этой стране всегда был игрушкой для развлечения людей, ничего никогда не решая?
Он распахнул дверь и вошёл. Кто-то уже расставил по комнате горящие свечи. «Странно, — подумал Бене, — вот компьютерный стол, кресло... Откуда они в таком древнем дворце? Где тогда сам компьютер?»
Бене заоглядывался — и вдруг увидел, отступил, кинулся назад, ударился о запертую дверь.
С резного дивана, горделиво растянувшись на подушках, хозяйским взглядом единственного глаза — но пятна, пятна, они сами как тысяча глаз — за ним, усмехаясь в усы, пристально следил леопард.
