«Я так страдаю, я так страдаю, я исчезаю без следа»

#новые_критики #новая_критика #горбунова #васякина #рана #валитов #роман_поколения #юзефович #графомания #лытдыбр #травма #старобинец #ципоркина

Недавно довелось мне прочесть «роман поколения», сам по себе ничем не примечательный — примечательным было лишь название серии, в которой его издали. И она так и называлась — «Роман поколения». Хотя правильнее было бы назвать это произведение нытьем поколения. В романе Аллы Горбуновой «Лето» основная часть посвящена хворям, лечению и страданиям, с хворями связанным.

Неудивительно, что для страдающего человека его страдания составляют центр вселенной. Это своего рода черная дыра, поглощающая его жизнь, мысли и чувства, разрывающая космическое вещество, из которого он состоит, дабы превратить что-то в ничто. Печальная картина. Если бы, конечно, там, в романе, была картина, а неутомительно детализированныйбред или, выражаясь более корректно и современно,лытдыбр, неотличимый от такового у Валерии Пустовой («Ода радости»), Оксаны Васякиной («Рана»), Анны Старобинец («Посмотри на него»)... Вероятно, Анну Альфредовну можно считать одной из начинательниц данной тенденции в современной литературе. Если бы мне довелось издавать серию романов этих писательниц, я бы назвала ее «Больничное нытье». А что такого? Все равно прибыли не видать, так хоть народ потроллить.

Свежий (относительно) поджанр был радостно подхвачен другими страдалицами, которые поспешили склеить из сетевого лытдыбра себе по книжке и спешненько издать. Другие тоже покумекали: «Значит, хорошие сапоги, надо брать...»

Однако редакция Елены Шубиной в лице Елены Шубиной решила: негоже в роман поколения только женское страдание пускать. Феминизм феминизмом, а представители «сильного пола» (в кавычках потому, что без них нынче в определении пола никак) страдать умеют не хуже, а лучше иной представительницы пола прекрасного, даже и больной чем-нибудь эдаким! И вот, роман молодого, а по нынешним меркам и вовсе юного (всего-то четвертый десяток) «лицеиста» на тему «Я так страдаю, я так страдаю, я исчезаю без следа» подоспел, так сказать, к шубинскому столу.

О нет, не яства с этого стола и не общество, эти яства поглощающее, интересует публику и критиков в моем лице. А интересует вопрос: правда, что ли, вот это вот и есть роман поколения? Лытдыбр, который способна наплакать и тринадцатилетняя девочка, поссорившись с родителями из-за розавинькихкедиков, которые ей не купят, пока двойку не исправит?

Не надо выдавать аргументы про масштабность тематики — Эрос-Танатос, Жизнь-Смерть, Камю-Сартр, то-сё... Мы понимаем за величие величин. И вполне можем сами распыляться а-ля Галина Леонидовна Юзефович (https://meduza.io/feature/2021/11/05/uglovaya-komnata-timura-valitova-roman-o-studente-kotoryy-horonit-ottsa-a-na-samom-dele-o-travmah-pokoleniya-90-h):

«Если искать рифмы для прозы Тимура Валитова где-то в мировой литературной традиции, то найдутся они в окрестностях Луи-Фердинанда Селина, Жана-Поля Сартра, Патрика Модиано и в особенности упомянутого уже Альбера Камю... Но главное, что объединяет „Угловую комнату“ с двумя текстами Камю — это сквозная тема развоплощения, намеренного и направленного бегства от себя». Не говоря уж об эпигонах, несущих хвалитическую трескучую чушь

 (https://literratura.org/issue_criticism/4756-petr-razumov-nastoyaschie-pravila-shahmat.html):

«Это реальность, сама себя мультиплицирующая до такой степени не-от-мирности (Аллино слово), что её смысл, то, что вечно хочется взять, присвоить, вы-нести, — просто становится чистой картинкой, наррацией, логией» и превозносящих коллегу по застолью выше дерева стоячего, выше облака ходячего.

Вот только публика бегство от себя и реальность, становящуюся пшиком, почему-то перестала, как бы это выразиться... хавать. Ну как, как они смеют писать такое (спасибо Александру Кузьменкову за цитаты из читательских отзывов): «Хлам и отстой. Юношеское похмельное блеяние заурядного молодого пассажира московского метро в утренний час пик»; «Снова я повелась на Юзефович и Редакцию Елены Шубиной. А не надо было. Это не роман, а расширенный пост в соцсетях. Маты не к месту, анекдоты уровня семи— и восьмиклассников. Неужели не нашлось ничего лучшего, чтобы издать?»

В свое время Евгения Вежлян объяснила, что это у «народа», у «блогокритики» от чувствительности к потребительским свойствам текста, ибо чистого взгляда у них нет (https://literratura.org/criticism/2893-evgeniya-vezhlyan-kritika-smert-ili-promezhutok.html):

«Многочисленные блогеры, авторы „обзоров на книги“ — в основном юные, удивительно много читающие, потребители многообразной литературы, вкус которых — не воспитанный тысячелетиями „чистый взгляд“ (как называл это тот же Бурдье), а „вкус“ в изначальном смысле слова, и единственный критерий этого вкуса — повышенная, переразвитая чувствительность к потребительским свойствам текста, описываемая с помощью оппозиции „зашло — не зашло“».

Но даже по отзыву на книгу Г. Юзефович (восторженному, разумеется), не понять, что именно все-таки должно было «зайти» и привлечь поколение тридцати-сорокалетних, а также читателей постарше (про читателей помоложе даже говорить не хочется: ну зачем детям-то установку на вечное нытье, манипуляторство и козыряние «вавками» давать?).

Снова похороны родителя, снова воспоминания детства, снова психотравмы— однако в романе Т. Валитова в качестве психотравмы описываются не столько незакрытые гештальты и муки пубертата, сколько насилие, много насилия. Изнасилование героя, его отца, его одноклассницы, алкоголизм, Париж, видения и нищета. Представитель мужского пола хотя бы попытался придать роману не дневниковый образ. А то с исповедями об изнасиловании оказался в эпигонах Катерины Шпиллер с ее «Мама, не читай!» — романом более чем десятилетней давности.

Даже Юзефович не может не отметить, что опус-то вторичный: «„Угловая комната“ Тимура Валитова обречена на сравнение с вышедшей полугодом раньше „Раной“ Оксаны Васякиной. В обеих книгах центральной темой становится переживание смерти родителя своего пола, дающее старт переопределению себя и собственной жизни, осмыслению собственных особенностей, фиксации персональных границ. Странным образом совпадают и время (оба автора взрослеют в 90-е), и место (Поволжье), и манера письма, включающая в себя элементы автофикшна и потока сознания, балансирующая на стыке приземленной, едва ли не буквалистской грубости и выспренной поэтичности языка. Даже тема гомосексуальности звучит в обоих текстах — хотя и совершенно в разном смысле. Иными словами, не думать о „Ране“, читая „Угловую комнату“, решительно невозможно».

Короче, «всё украдено до нас». И пусть «Угловая комната» пессимистична, «Лето» оптимистично, «Рана» мелиоритична, а «Ода радости» теодицейна, разницы меж ними никакой. Везде одна и та жесоцсетевая бессвязность, инфантильная исповедальность и старушечьи жалобы на жизнь— что у дев, что у юношей. И везде умирают мамы, папы и прочие родственники, оставляя великовозрастное дитятко сиротой. Таков уж он, роман поколения, в наше интересное, неоднозначное, динамичное время. Не правда ли, странное несоответствие времени и того, что из него берут молодые писатели? Зато все они, эти инженеры душ, могут воссоединиться в редакции Елены Шубиной, издавшись в серии, названной хоть романом поколения, хоть зеркалом эпохи, хоть голосом молодежи.

Жаль только, что эти голоса, зеркала и романы рисуют образ в высшей степени непривлекательный. Сколько ни бубни критик-хвалитик легко применимые к кому угодно панегирики: «Это книга такого знания, что кажется, у Аллы есть философский камень, и она им пользуется.Но это закрытый процесс.Золота хватит ей, не нам… Но теперь есть новая русская проза. Проза Аллы», — это не меняет образ вселенского нытика, пьяницы, слабака на что-то более возвышенное. Не тянет очередной типаж маленького человека даже на маленького. Это уже какой-то микроскопический человек, который с упоением описывает сны и хвори, плохую медицину, детские психотравмы— а в качестве актов взросления извлекает на свет «добросовестный ребяческий разврат»: потрахушки, пьянки, валяние в канавах; или добродетельные, но рядовые деяния: замужество, роды, «каки и пописы» своего чада. Словом, скорее физиологические отправления, нежели интеллектуальные свершения.

Что же это за поколение такое, у которого кроме физиологических процессов, болячек и снов, выходит, и нет ничего? Елена Данииловна, вам не кажется, что пора перестать троллить публику, убеждая ее, что времена все хуже, вот уже имолодняк состоит из никуда не годного человеческого материала? Или у вас социальный заказ на аномию?