Летний лагерь (из хроник доктора Потехина)

— Считаю необходимым оставить его у нас, — решительно заявил Потехин, листая страницы медицинской карты. — В данном случае другого решения я не нахожу.

— Но, доктор..., — Хрусталова вот-вот готова была разрыдаться. — Неужели нельзя пройти курс лечения дома под моим наблюдением?

— Боюсь, что нет, — Потехин карикатурно пожал плечами. — Здесь полагается специфическая терапия и особый контроль. К тому же, у него могут снова начаться видения. Вам разве мало было прошлого раза?

Хрусталова всхлипнула, по обеим ее щекам наперегонки поползли слезы.

— Хватит себя изводить, голубушка. Вы же не навсегда с ним расстанетесь. Пробудет у нас пару месяцев, а в сентябре заберете. — Потехин отложил в сторону медицинскую карту и пристально взглянул на собеседницу. — Если угодно, можете считать, что отправляете его отдыхать в летний лагерь.

Хрусталова промолчала.

— Вы, должно быть, полагаете, что наши пациенты заперты в тесных одиночных камерах с мягкими стенами, и что через них по старинке пускают ток? — Потехин сдержанно хохотнул и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Смею вас заверить, на самом деле все обстоит иначе. У нас здесь, можно сказать, община. Сплоченный дружный коллектив. Осмотрится ваш сорванец, освоится, раззнакомится. Глядишь, и к мамке в сентябре возвращаться не захочет. А мы со своей стороны сосуды ему укрепим, рефракцию подкорректируем, ну и в чтении буковок натаскаем, — он сделал короткую паузу. — Так что скажите? Убедил?

Хрусталова утверждающе шмыгнула носом.

— Вот и славненько, — из выдвижного ящика стола Потехин достал погрызенную шариковую ручку и мятый бланк, в графах которого стал строчить что-то совершенно неразборчивым почерком.

— Я смогу его навещать? — неожиданно спросила Хрусталова.

— Вы — да, хоть каждую неделю приезжайте, но братца его с собой не берите. Помнится мне, на прошлой встрече мы с вами пришли к заключению, что его ультраправые взгляды могут иметь весьма пагубные последствия. 

— Я поняла, — Хрусталова обреченно вздохнула.

— Что ж, тогда подпишите вот здесь и здесь, — Потехин протянул ей ручку вместе с исписанным каракулями бланком, на котором места, где нужно было поставить подпись, обозначил галочками. — Это ваше добровольное согласие на госпитализацию пациента, отказ от каких-либо претензий в случае возникновения побочных эффектов специфического лечения и так далее... вы, кстати, ручку прикусывать будете?

— Нет, — Хрусталова вернула ему ручку вместе с подписанным бланком.

— Может быть, желаете применить спирт для храбрости или дезинфекции?

— Обойдусь, — ее голос немного окреп, она встала со стула. В следующий миг трепещущими тонкими пальцами Хрусталова сильно потянула за нижнее веко левого глаза и жутко закричала, прокалывая обнажившуюся плоть ногтем, настойчивыми толчками проникая вглубь, выкорчевывая, выталкивая глаз из глазницы. Хлынувшая кровь тут же залила ей лицо, шею, после чего стала разукрашивать блузу причудливо расползающимся багряным пятном.

— Забирайте, — на вздохе едва различимо прошелестела девушка, в дрожащей руке протягивая Потехину глаз с осклизлыми хвостами-отростками порванных мышц. 

— Один момент, — Потехин заворожено поднялся из-за стола и направился к медицинскому шкафу со встроенным в нижней его части сейфом. — Я, право, не думал, не ожидал, что вы так решительно, так скороспешно...

Он присел у сейфа на корточки. Повернул торчащий в замочной скважине ключ, открыл дверцу, пошарил внутри рукой и вытащил сферическую колбу объемом две тысячи миллилитров. Колба была полна глаз. Те из них, что лежали на дне, ссохлись и почернели. Глаза, покоящиеся повыше, казалось, были живыми и таращились недоуменно по сторонам.

Потехин подошел к Хрусталовой. С негромким хлопком, проворным поворотом он вытянул пробку, отравляя воздух кабинета сладковатым смрадом гниения.

— Определим пациента сюда, — елейно указал он, протягивая Хрусталовой колбу.

Она коснулась стеклянного горлышка окровавленными пальцами, неуклюже наклоняя ладонь. Заскользив по линии жизни, глаз чуть было не разминулся с узким входом. Распрощавшись с ним, Хрусталова опустила руку, после чего инертно рухнула на стул, как большая тряпичная кукла. Потехин надежно закупорил колбу, а затем намеренно небрежно ее взболтал, отчего почерневшие глаза распались на бесформенные частицы.

— Теперь с вашим сорванцом все будет хорошо, — ответственно заявил он, прищурившись, наблюдая за мутной дезинтеграцией глаз.

Напевая себе под нос что-то бравурное, он поставил колбу назад в сейф, который в свою очередь запер на ключ. Вернувшись к Хрусталовой, Потехин вынул из кармана марлевый тампон и протянул ей.

— Зачем? — она сонно, теперь уже совсем не понимая, что происходит, покосилась единственным глазом на клочок марли в его руке. Из уродливой щели ее пустой глазницы, обрамленной припухшей посиневшей кожицей век, все еще сочилась кровь.

— У вас, кажется, тушь потекла, — быстро нашелся с ответом Потехин.

Он обходительно вложил тампон в ее безвольную руку, но Хрусталова не сумела его удержать.

— Что-то вы совсем расклеились, голубушка, давайте-ка я вам помогу, — Потехин поднял с пола клочок марли и, увлажнив его слюной, растер по щеке девушки едва заметный след от туши. — Не корите себя сомнениями, вы все сделали правильно. Вы — умница, — прошептал он и нежно поцеловал ее в губы.