Ты опасная штучка, Трикси!

Допив остатки вина, мы с Фогелем выходим из-за стола и идем к Штуковине. Перед этим я прошу его оставить короткий посох с бедра на столе. Так, на всякий случай. Он кладет его на стол и бросает тоскливый взгляд на мою топорщащуюся тунику. Конечно, милый, на бедре у меня отличный, хорошо смазанный и заряженный посох. Тщательно отобранный из кучи таких же лежащих в бочке. Бой у него прекрасный, проверено не раз. Могу разобрать и собрать его с завязанными глазами, только к припасам я не касаюсь — от них только и жди беды.

Обращаюсь я с ним так, что даже Ва открывает зубастую пасть в восхищении.

— Ты опасная штучка, Трикси, — вопит он, когда я сбиваю банку или еще какой-нибудь предмет на куче мусора в пятидесяти шагах от нас. Не знаю, как это получается, я просто чувствую, куда полетит магия. Ощущаю, как дует ветер, пытаясь снести ее в сторону. Для этого мне иногда не нужно целиться, просто вынимаю посох и жму на скобу. Левее, правее, регулирую направление кистью, точно зная в какой точке, брызнет в стороны облачко пыли.

Среди крестьян о моем умении ходят легенды. Конечно, они придумывают всякую чушь, вроде как я могу разобраться в любом посохе. Освоить любую магию, найденную в мусоре. Глупости, конечно, некоторые вещи даже я опасаюсь трогать. Например, нелепые толстые обрубки с кнопками. Одно время они в изобилии валились из окон вперемешку со странными мертвецами в серой форме. Такие подарки стоит всегда обходить стороной, если хочешь протянуть подольше. Помню, как один недотепа попытался использовать его на Ва. Просто выскочил из хлама, где нас поджидал, и нажал кнопку. От нападавшего осталась ровно половина, нижняя часть. Две ноги, на ступнях которых красовались вонючие тряпки обвязанные бечевкой, вместо обуви. Их запах перебивал даже гарь плотным облаком повисшую над ним. Бум! И амулет — зеркальце на шее, которым он намеревался ослепить дракона не помог, испарившись вместе с головой, руками и грудью. Магией Мусорной долины следует пользоваться крайне осторожно. Прежде чем нажать кнопку стоит подумать, а не перепутал ли ты стороны жезла?

Иди ко мне принцесса Беатрикс!

У Штуковины хриплый надтреснутый голос. Вблизи он звучит намного громче. Наполняя всю голову без остатка, без того мизерного остатка в котором должны присутствовать мысли. И она никогда не устает звать. Пока Фогель возится у Машины, воткнув пластину своего унитестера в упругий бок, она подмигивает мне разноцветными огоньками. Ну, что же ты, Принцесса? Я тебя жду.

Опасаясь подходить ближе, я усаживаюсь метрах в пяти. Колдун что-то бормочет себе под нос. Что-то ругательное. Кажется, у него ничего не выходит. Краем уха я ловлю его бормотание и думаю о своем приятеле. Впервые я предала Ва. Решила что-то за нас двоих. Все бы ничего, но он ужасно обидчив, теперь будет дуться неделю. Наверное, ускачет в долину чтобы гонять рыцарей. Перестанет разговаривать, станет лишь грустно вздыхать, прикрыв глаза. А чтобы я ясно осознала его обиду, будет подбираться под окно вечерами, так что его страдание было слышно в комнате. Чтобы меня грызла совесть. Или ляжет на бок и притворится больным. Придется за ним ухаживать, стрелять кроликов, выбираясь в Долину одной.

— Падла, переходной блок... Десять на три, один отгорел... Ф’зовый переход.... Ячейки? Где ячейки? А! Вот. Просто старая модель... Портация... Портация... Надо что-то делать с портацией. Блоки семь и девять в труху, черт. Оо! Тут все, с’ка, все сгорело к чертям. Ну, давай же! Заводись! Заводись!

Все это напоминает возню черного муравья у медузы. Преодолевая упругое сопротивление, Фогель просовывает руки в потроха Штуковины. Шевелит ими там, прислонив, для лучшей видимости лицо к прозрачной поверхности. Со стороны, кажется, будто он ее нежно обнимает. Как рыцарь придворную даму.

Испытывая что-то похожее на ревность, я разглядываю их: Машину, темную спину колдуна, ребристые подошвы его высоких ботинок, вихрастую голову. Отчего-то хочется ее погладить. Нежно провести рукой по мягким светлым волосам. Именно это я не могу себе позволить, все-таки я принцесса, а он простой ктототам, почти крестьянин. В лучшем случае симпатичный колдун. Даже на рыцаря не тянет. Ноги у него не пахнут, зубы целы. Я грустно вздыхаю.

Неожиданно м’техник вздрагивает и отшатывается, шлепаясь на зад, Штуковина издает высокий визг, бегущие в ее внутренностях огоньки гаснут. Я выхватываю посох, рукоять удобно ложиться в ладонь. Ребристые накладки пружинят. Очень приятное ощущение, от него становится спокойнее. Ощущения, почти как от ледяного вина на жаре. Мне точно известно, куда я попаду, когда нажму скобу. В голову, прямо над правым глазом с длинными ресницами. Именно в голову. Целиться нужно тщательно, броня колдуна меня смущает, мне кажется, что стрелять в нее, все равно, что пытаться огорчить водяного быка палкой. Целиться нужно тщательно, проговариваю я про себя, мои кисти не дрожат, но сердце стремится выпрыгнуть из груди. 

— Убил?! Ты ее убил?! — испуганно интересуюсь я, невежливо переходя на ты. Фогель морщится и тянет руки вверх, на его лице написано отчаяние. Крупными мазками от макушки к заросшему редкой порослью подбородку. Не просто отчаяние, а крах. Полный и бесповоротный крах того, что он напланировал. Вид у него, будто он попал в драконий навоз, сразу двумя ногами. Попал и тут же утонул. Все-таки ты дура набитая, Беатрикс. Шепот Штуковины в моей голове обрывается на полуслове.

— Нет, нет! — колдун делает вымученную паузу, показывая мне раскрытые ладони, вымазанные во внутренностях Машины, — Принцесса. Мне пришлось все отключить. Полностью вышел из строя р’деляюший контур. Запасного у меня нет.

Он смотрит прямо мне в глаза, поверх темного зева моего посоха. Смотрит, не мигая и не отводя взгляда. Видно, что не врет. Совсем не врет. Понимает, что случится, если я не поверю. Я немного наклоняю ствол вниз и интересуюсь.

— Она сдохла? 

— Нет, выключилась, — сообщает Фогель и утирает грязной рукой пот, — можно опять включить, это не проблема. Но по счетчику ей теперь остался час работы.

На его лице грязные полосы, я ухмыляюсь, до чего же он нелепо выглядит! Приходится проявить милосердие, достать из кармана платок и кинуть ему. Он вытирается и грустно добавляет.

— Есть еще две новости. Одна хорошая, а вторая плохая.

— Начни с плохой, — я чуть поднимаю ствол. Посмотрим, что он скажет. Хотя, может быть уже все равно? Что случилось, то случилось.

— Починить ее не удалось, она в аварийном режиме и через месяц рванет.

— А хорошая?

— Унитестер показывает, что недалеко есть еще одна Машина. Она работала первоначально до установки этой, а потом ее отключили от транспортировки. Заглушили ветку. Правда, та модель еще старее, но р’деляющие контуры у них одинаковые. Можно просто поставить тот и перезагрузить.

Я размышляю над его словами. Удивительно. Но Штуковин две. Мы с Ва облазили почти все наши владения, но никогда не встречали ничего подобного. Хотя возможно она где-то и есть — Мусорная долина огромна. На севере, так и вообще лежат неизведанные земли, идти туда далековато, а дермоны отбивают всякую охоту к прогулкам. Фогель виновато хлопает ресницами и продолжает объяснять то, чего я не понимаю. Что транспортное окно без Штуковины не откроется, а бежать от нее бессмысленно. Если возможность свинтить отсюда на орбитальную станцию, но ничего это не даст, радиус удара будет все равно больше. В общем и частном, мы все покойники. Он, я, образина дракон и те пара миллионов которые живут здесь. Живут, кстати, на птичьих правах, потому что никто в конторе не знает, откуда они навалились на частную территорию. В теории ни один живой организм не может проходить через работающее мусорное Окно. Это парадокс. Кажется, что последнее слово звучит как заклинание, словно колдунская мольба о помощи. Голос Фогеля предательски дрожит. Не обращая на его панику внимания, я хочу поинтересоваться, что это за частная территория, если я по праву являюсь владелицей Долины, но неожиданно для себя задаю совсем другой вопрос.

— Почему ты говоришь, что Штуковина рванет?

— А как она не рванет? Со стороны накопительного центра транспортный канал открыт. Примерно месяц местного времени, все отходы будут превращаться в энергию, пока не накопится достаточно, чтобы пробить дыру в поле. Потому что адресация уже настроена. И через нее — полыхнет, можете даже не сомневаться, — сообщает он и продолжает оттирать руки от плоти Штуковины.

— Принцесса, — строго напоминаю я.

— А? Что?

— Можете не сомневаться, Принцесса, — подчеркивая свой титул, объясняю я. Все-таки воспитания ему не хватает. Надо будет поучить его манерам, когда образуется свободное время.

— Конечно, принцесса, — кивает Фогель и в отчаянии облокачивается на прозрачный бок Штуковины, — если мы ее не запустим, она уничтожит все.

Руки у него дрожат. Он извлекает из нагрудного кармана бумажную коробочку, из которой достает белую палочку. Я с интересом наблюдаю, как он сует ее в рот и поджигает, потом тянет через нее воздух и выдыхает дым. Совсем как Ва, только у того дым идет из задницы. Милый, милый Ва. Почему я тебя не послушалась? Мне кажется, что я совершила глупость, пустив Фогеля к Штуковине. Или нет?

— Что это у тебя? — интересуюсь я. Посох никак не хочет умещаться в петле, туника немого завернулась. Наконец, я его прячу, сейчас он бесполезен. Палить мне не в кого, да и незачем. Как говорит Ва, а вернее его многомудрая Матушка: высиживать яйца можно только задницей, борода в этом деле не пригодится.

— Сига, — безучастно откликается Фогель. Задирает голову вверх, опираясь затылком на бок замершей Машины.

Сига! Интересно. Подойдя к м’технику, я откидываю ногой неосторожного мусорного слизня и усаживаюсь рядом. Ну, естественно не совсем рядом, это неприлично, а чуть в отдалении. Усаживаюсь и расправляю складки туники, все должно быть идеально. Спина прямая, ноги ни в коем случае не перекрещивать.

— Сига? Как в песне? — спрашиваю я. Нависшая над нами башня отражает голоса. Серый камень в лишайниках и вьющийся по нему чахлый бордовый плющ. Плющ никогда не рос здесь, у Штуковины, нормально. Его ветки засыхали, а листва опадала, несмотря на то, что в Долине он создает роскошные заросли, в которых можно потеряться. 

— В какой песне?

Приходится ему объяснять про мафун и магию, распугивающую дермонов и дремучих крестьян. Я ему напеваю, стараясь чтобы было похоже.

— Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Фогель удивленно хлопает глазами, закашливается дымом и подпевает мне

— Крепкий, крепкий керосин!

Мы сидим, облокотившись на бок Штуковины, и орем во все горло припев. Два потенциальных мертвеца у молчаливого палача, который убьет их через месяц. Скашиваю глаза на Фогеля, за его весельем виден страх. Как там было? Парадокс? Повторяю заклятие про себя и прислушиваюсь, ничего не происходит, эта магия мне не по зубам.

В конце концов, я забираю у м’техника сигу и пробую вдохнуть дым, несмотря на предупреждения, что этого не стоит делать. Пробую и тут же зарекаюсь проводить такие эксперименты. Меня начинает тошнить, я кашляю. Дыхание перехватывает и мне кажется, что я сейчас лопну. Из глаз и носа течет. Никакого — в порядке, как обещала песня, почти отпустившее похмелье становится только хуже. У меня начинает болеть голова.

— Мерзость, фу! — кашляю я. Фогель неуважительно смеется, мне хочется достать посох и проделать дыру в его симпатичной башке, но потом я передумываю, сама виновата. Все это срочно нужно запить. Я поднимаюсь и приношу пару бутылок из своих запасов. На одной зеленая этикетка на другой белая. У содержимого на мой взгляд разницы никакой, тем не менее колдун говорит, что зеленая лучше. Так написано на этикетке. Черными буквами похожими на павуков. Мне все равно, знаков на ней я не понимаю.

— Твое здоровье, Фогель, — произношу я тост. Он желает мне того же и прихлебывает из горлышка. Холодное вино вымывает остатки отвратительной сиги м’техника. Бутылка в моей руке идет мелкими каплями. Удивительное изобретение — это вино, ответ на все вопросы в мире. Им можно решить любую проблему: грусть, тоску, безысходность. Универсальное лекарство от всех хворей. Естественно, необходимо пить только с зеленой этикеткой, надо запомнить, раньше я не обращала на цвет никакого внимания.

Над нами медленно ползет пульсирующее солнце. Я икаю, мир кажется большим, а я маленькой. Потом он станет огромным, а я стану никем. Стану совсем крошечной и растворюсь в Долине без остатка, будто зов Штуковины, который оборвал Фогель, был той пуповиной, которая меня удерживала. Теперь в моей голове тихо, может это и правильно? Может, так было задумано первоначально? А какой-то злой колдун колданул меня? Меня — Беатрикс Первую Принцессу Мусорной Долины. Я толкаю м’техника в бронированное плечо, давай еще споем, дорогой Фогель? Он пьяно мне улыбается и утверждает, что зеленая этикетка лучше. Дурачок. Разницы никакой. Он спорит со мной, рассказывая про какие-то деньги, вроде как зеленая стоит дороже, а потому и лучше. Мне хочется доказать обратное, но нас прерывают. С Ва всегда так, нельзя ничего загадывать наперед.

Сначала из приоткрытой створки ворот во двор вкатывается колесо ф’томобиля вырванное с мясом, с металлической требухой висячей сбоку, а потом заявляется мой дракончик. Влетает вихрем с озабоченной мордой, как собака, забывшая, где прикопала кость. В глазах пылает паника, из-под хвоста вьется дымок, а в лапах он удерживает пару кастрюль измазанных кровью и помятые доспехи. В одном видна идеально круглая дыра пробитая когтем.

— Трикси! Беда! — ревет он. И начинает носиться по двору, заметая хвостом пыль и неудачно попавшихся на пути слизней. Носится, будто сколопендра ужалила его в мягкое место. Образно говоря конечно, мягкое место дракона не пробивает даже кирка. Некоторые неудачники пробовали. Их останки давно прибраны слизнями. В общем как всегда, когда Ва пьян — суета, пыль, крики и неразбериха. 

— Что случилось? — кричу ему я. Он останавливается, извлекает из нычки в стене мутноватую банку, к которой присасывается, жадными глотками переливая содержимое в утробу. Потом обращает внимание на нас.

— А! Этот мошенник еще здесь? — он склоняет голову на бок, внимательно разглядывая испуганно сжавшегося колдуна, — угадай, кого он притащил на хвосте?

— Кого? — интересуюсь я и делаю основательный глоток. К приступам паники своего дружка я давно привыкла. И слава его Матушке — свои обиды он забыл. Значит случилось что-то более важное, чем наши споры о моих решениях.

Вместо слов Ва с шумом отбрасывает кастрюли в которых видно сено вместо подшлемников и демонстрирует мне пробитый доспех. Черт побери! Его паника обоснована. Тоска, сплошная тоска, ощущение катастрофы, которая случится не через месяц со Штуковиной, а прямо сейчас, через пару часов, а может и минут, как повезет — вот что я вижу. Синие и красные полосы — знаки Протопадишаха Белых Земель. Причем не узкие, в углу. А толстые линии, проходящие через весь доспех. Признак того, что это не разведка, а основные силы. Две — три сотни, из которых пара десятков умеет обращаться с посохами.

Гвардия Белых Земель это вам не вонючее стадо Неимоверных моего женишка бом Трасселя. Эти уделают тех, даже не заметив, что с кем-то воюют. Когда армия Протопадишаха случайно задела земли Вазарани, даже па Мустафа сбежал в Мусорную долину. И торчал под стенами нашей наглухо закрытой башни со своими гонведами, с которыми Ва лениво переругивался со стены, называя говноедами. Тогда мы две недели не ходили на охоту и подумывали о том, чтобы отчаянно прорваться сквозь ряды пришельцев за провизией. Хорошо еще, что тогда все обошлось: гвардейцы ушли по своим делам, а за ними потянулось изрядно прореженное дермонами воинство Вазарани.

Протопадишах это большая проблема для всех на Старой Земле. Совсем не решаемая. Никакими средствами: драконами, Принцессами, посохами, магией, смелостью, глупостью. Бороться с ним все равно, что пытаться сверлить камень пальцем. Я хмурюсь. Штуковина, Фогель, Протопадишах — не слишком ли много проблем у маленькой Беатрикс?