Сказ про царевича и чудовище (на конкурс)

(на конкурс «Жизнь наперекор системе»)

Долина благоденствия соответствовала своему горделивому названию. Дворы были богатые, купцы знатные, урожай год от года становился обильнее, парни жили ладные, девки — одно загляденье. Правил этой страной царь Ярослав, была у него жена Любушка и сын Иван. Давно была обещана царевичу девица Настасья, дочь богатого царедворца и красоты при том необыкновенной. Такой, что встречные на нее засматривались, рты раскрывали, да шапки из рук роняли на пол. Уже и царский Указ о свадьбе был издан. Страна готовилась к торжеству.
Но случилось несчастье: появилось на границе страны чудовище. А тут еще царевич, наследник и свет очей родительских пропал. Недолго думая, вызвал царь Колдуна к себе во дворец. Глянул Ярослав на кудесника сурово, пожевал свои губы, но делать нечего, поведал о своих горестях без утайки:
— Думаю, биться с чудищем пошел Иван. Дурак, одним словом. Удаль молодецкую показать хочет. А убивать тварей — твоя работа. Иди и сделай ее, как уговорено. Потом приведи мне сына обратно. Одарю златом-серебром, любое желание исполню. Прошу, Колдун, пожалей если уж не мое, то материнское сердце.
Посмотрел книгочей на царицу повнимательнее, а на ней лица нет, все очи выплакала. Исхудала, в чем душа только держится. И то понятно: единственный сынок, любимей не найти, а тут такое учудил!
А царь продолжает:
— Подсказку тебе дам: у коня царевича подковы особые, я приказал на них узор витиеватый выбить, так что найдешь его без труда. И еще — если вернешься без сына, голова с плеч долой.
Делать нечего. Собрал Колдун вещички, снадобья свои сложил, сел на коня ретивого, да поскакал по следам царского сына. День скачет, два. На третий привели следы в избушку. Прислушался: тихо все. Конь иссиня-черный стоит привязанный, весь в поту, бока ходуном ходят, гривой потряхивает.
— Т-шшш, — успокоил его Колдун. Подход он всегда к животным имел, самые злые собаки перед ним на спину ложились, чтобы он им животы погладил. Коровы столько молока давали, что хозяйки за вторым ведром бегали, одного было мало. В лес Колдун без страха ходил — дикие звери и те с рук ели.
Конь царевича успокоился, уткнулся мордой в теплую ладонь, пожаловался, что, мол, весь день гоняют, кормят плохо, гриву не вычесывают. Погладил Колдун друга нового, пообещал, что скоро он опять в своем теплом стойле окажется, где конюхи ему воздадут все положенные почести, да пошел поглядеть в окно, что там в избе происходит.
Спит царевич сном молодецким, одну руку за голову закинул, вторая на мече лежит.
— Молодец, — оценил про себя Колдун, — оружие подле себя держит. Значит, чего-то опасается. Понять бы, чего.
Уже не крадучись, зашел в дом. Царевич вскочил спросонья, меч вскинул, водит из стороны в сторону, глазами моргает — продрать пытается. Посмотрел Колдун на это и молвил:
— Царь меня за тобой прислал, Иван. Загулял ты, мать переживает, отец места себе не находит. Пора возвращаться.
— Не ворочусь, пока чудище не убью!
— Да ты не справишься, тут наука особая нужна, — начал было увещевать его Колдун. Но где там!
— Это чудище Аленушку увело! Спасти мне ее надо! — чуть не плача признался царский сын.
— А вот это уже интересно, — сказал Колдун, усаживаясь на единственный стул. — Расскажи-ка поподробнее об этом. Что за Алена, чем она чудищу приглянулась?
Повесил Иван голову и покаялся. Влюбился он в девушку из селения — дочь кузнеца Антипа, Аленушку. Так влюбился, что сон и покой потерял. Да и девушка ему взаимностью ответила. Решили они бежать, обвенчаться, а потом уже перед родителями повиниться.
— Прав твой отец, дурак ты, Иван, — не выдержал Колдун. — Неужели не понимаешь, что голову с плеч твоей Алене за то, что царский Указ нарушила снимут, а тебя под венец с Настасьей в тот же день?
Растерялся Иван, затих.
— Эх, молодость! — вздохнул Колдун. — Так причем здесь чудище?
— Мы на прошлой седмице бежать хотели. Но не пришла она в условленный час. Я разозлился, подошел к дому ее, чтобы укорить. Смотрю, а светлица вся разворочена. И следы огромного волка от ее оконца к калитке ведут. Вскочил я на коня, поскакал по следу. Здесь он оборвался.
Шмыгнул Иван носом, вытер щеки рукавом кафтана, который когда-то был нарядным, а сейчас стал грязным да рваным. Смотрел Колдун на его страдания, а сам думал: «Семь дней, значит, прошло. Нападения на приграничные селения идут примерно столько же, да все по ночам. Зачем чудищу идти от границы земель за Аленушкой, здесь что ли поживиться нечем?».
— Ладно, Иван, ложись спать, утро вечера мудренее.
Хотел было утром Колдун царевича домой спровадить, но тот уперся, убью, говорит, чудище окаянное. А если, мол, с собой не возьмешь, скажу царю, что бросил ты меня на погибель посреди дремучего леса, — и с вызовом посмотрел на Колдуна.
«Ах ты ж, стервец», — про себя выругался Колдун. — «Ладно, посмотрим, на что ты способен».
Поехали они к границе. Колдун впереди, царский сын поодаль. Иван чувствовал, что лишнего наговорил, и молчал. Ближе к обеду не выдержал:
— Прости меня, Колдун, за то, что обидел. Но жизнь мне без Алены не мила.
— Ты, Иван, не обижайся, но ребячество это — любовь ваша. Что на роду написано, тому и быть. Аленушку ты, может, и любишь, но не дадут тебе от обычаев наших отступить. Подумай, в каком положении Настасья будет? Ее родня обидится за такое отношение, козни царю начнет творить. А ведь семья большой вес в стране имеет, междоусобица начнется. Люди пострадают. Они разве виноваты, что ты предпочел другую девицу?
Иван насупился, а, Колдун, словно не замечая, продолжал:
— Ты родился царем. Это и кара, и счастье. Все для тебя — и злато, и почет, и уважение. Но будь любезен блюсти интересы царства выше своих собственных. А ты хочешь только о себе заботится. Как дитё неразумное, мол, я хочу, я же царь, я имею право. Такие в нашем царстве долго не задерживаются. У нас не только царь с людей требует, но и люди с царя.
— Но я готов служить отчизне, голову за нее сложить! — в растрепанных лучших чувствах закричал Иван.
— Свою голову? Ой ли? Вот ты хочешь без умения и знаний с чудищем сразиться. Погибель ждет тебя за твою самонадеянность. А царь мне голову с плеч долой за это. Разве это справедливо?
Повесил Иван голову. Прав был колдун.
К пограничному селению подъехали уже затемно. Люди по домам попрятались, никто не решается ни во двор выйти, ни незнакомцев пустить. Удалось Старейшину взять на испуг тем, что царский сын в поле ночевать будет по его воле. А это ох, как царю не понравится.
Здоровый мужик с окладистой бородой долго разглядывал путников, прежде чем пустить на крыльцо. Завел в сени, еще раз оглядел и немного успокоился.
— Разогрей им, хозяйка, ужин. С долгой дороги гости.
Свежая уха да мягкая свинина с молодой картошкой подняли настроение усталым путникам. Не скрываясь они рассказали, что по приказу царя ищут чудище. Иван сомлел от пережитого, и его спать уложили. Остались за столом Колдун со Старейшиной.
— Верю, что тебя отправили на охоту за чудищем, — сказал Старейшина, разливая очередную порцию крепкого самогона. — Но чтоб царь сына отправил, не верю! — и грохнул кулаком по столу.
— Тише ты, разбудишь еще, — утихомирил его Колдун. — По собственной воле едет, вопреки Указу отца. Но ты его попробуй убеди развернуться!
Недовольно покачал головой Старейшина, поджав губы. Оно и было понятно: помогал он нарушителю закона, пусть и царским сыном он был.
— Не узнает никто о твоем участии, если погибнем. А выживем — благодарность будет, так что боятся тебе нечего. Ты мне вот что, мил человек, расскажи, — Колдун задал самый главный вопрос. — Что за чудище, откуда взялось? Может, это зверь лесной? У страха глаза велики.
— Я сам его видал, — распалившись, как будто его улучили во вранье, возразил Старейшина. — Лапы волчьи и голова, тело гладкое, будто человечье. Глаза горят, рычит так, что ужас до самых косточек пробирает.
— Угу, — Колдун что-то записал в своей книжице. — Скажи, а есть ли у тебя петухи трех разных мастей? За ценой не постою.
Кивнул Старейшина. Колдун довольно улыбнулся:
— Спать пора. Подготовь-ка мне птичек к восходу солнца. Нам завтра чуть свет выдвигаться.
Утром, простившись с хлебосольными хозяевами, путники поехали к горам.
— Дальше я пойду один, — сказал Ивану колдун, спрыгивая с коня на землю недалеко от отвесной скалы. — А ты привяжи коней, и без самодеятельности!
Наклонился, провел руками по траве, по мелким камешкам. Растер в пальцах щепотку земли, принюхался, толи выругался, толи заклинание шепнул, и полез наверх. Привели следы к пещере. Вокруг кости валяются, запах дурной стоит. Оглянулся, а за камнем Иван прячется, прижав к носу рукав кафтана, чтобы хоть как-то уберечь царские ноздри от вони.
— Да что ж ты такой упертый-то, а, царевич, — колдуна досада разобрала. — На тебя положиться невозможно.
— Не серчай, Колдун. Сердцем чую, здесь мне быть надо, — Иван раскаянно опустил глаза, но по его физиономии было видно, что настрой у него решительный.
Вздохнул Колдун и поднял с земли небольшую кость:
— Видишь, пока чудище по мелочи перебивается, птиц да кролей давит. Но скоро полнолуние, тогда в полную силу войдет.
— Откуда знаешь, Колдун? — Иван присел с ним рядом на корточки и подражая Колдуну начал растирать щепотку пыли в пальцах. Принюхался к мерзкому запаху, расчихался, ничего не понял, только руки испачкал.
— Есть одна догадка. Но сначала надо кое в чем убедиться.
Начал Колдун готовится ко встрече. Достал из мешка трех петухов, что еще вечером у Старейшины купил. Убил белого и рыжего, сцедил кровь в разные плошки. Начертил какие-то знаки и выпустил черного петуха в круг. Возле круга с одной стороны вылил кровь белого петуха, а с другой — рыжего. И все заклятия бормотал.
Смотрел Иван на все эти приготовления, не мешал. Под конец не выдержал:
— Как думаешь, жива Алена?
Колдун пожал плечами.
— Я бы не надеялся на чудо. Семь дней прошло, ни одного следа девицы мы не нашли.
— Жива она, сердцем чую, — царский сын нахмурил брови. И перевел разговор в другое русло:
— Часто чудища на нашу землю захаживают? На моем веку — это первое.
Колдун ухмыльнулся:
— Редко. Заклятия охраняют наши границы, просто так через них не проскочишь. Но хоть появляются разные твари в наших краях нечасто, истреблять их надобно без жалости. Таков закон.
— Понятно, — сурово сказал царевич со знанием дела. — А разные это какие? То дракон какой вылезет, то живность лесная в шкуре медведя с головой быка?
— Не про то я, Иван, — вздохнул Колдун. — Суть у них разная. Кто-то из них от рождения бешеный, хуже подбитого зверя. Таких не жалко. Некоторые сознательно выбрали путь зла, за что и получают по заслугам. Но вот сейчас мы дело с молодой Стрыдней иметь будем. Они не по своей воле оборачиваются, не по злобе. Это зачарованные, видать, поперек чужого интереса пошел человек. А может, и под проклятие попал.
— То есть мы убиваем без вины виноватого?
— Не факт. Может, этот человек дите сгубил, вот мать взяла на душу грех и пошла к чародею. Повторю, что мы не знаем. А может, ты прав — безвинное оно. В полнолуние обращение завершится, и будет Стрыдня людей давить да их сердцами питаться.
— Да зачем убивать-то сразу? Разобраться ведь еще можно, помочь, — в голосе Ивана звучало отчаянье, которое Колдун понимал очень хорошо. Сам такой в молодости был. Но помнил Учителя и слово в слово повторил его наказ сыну царскому:
— У Колдуна нет власти перестроить мир. Единственное, что нам остается — знать свою правду, верить в нее и бороться со злом в каком бы обличии оно не было. Запомни: делай, что должно и будь, что будет. Ни у тебя, ни у меня нет права делать только то, что велит совесть. Мы обязаны делать то, что необходимо.
Потом подумал и уже от себя добавил:
— Ты, будущий царь, должен быть трижды мужественен, чтобы несмотря на потери, несчастья, разбитые мечты, продолжать нести людям веру. Ты стоишь на страже их благополучия, так что грех тебе бояться, а тем паче сомневаться.
Закрыл Иван глаза, привалился спиной к стене каменной. Руки трясутся. Выждал Колдун несколько минут и твердо, но тихо произнес:
— У каждого свой путь. Ты, Иван, сиди тихо, не высовывайся. Почует чудище кровь живую, само на нас выйдет. Здесь мы его и изловим.
Ближе к полуночи чудовище проснулось. Учуяв запах свежей крови, оно потеряло страх, прыгнуло прямо в середину круга и попало в ловушку. Чародей вышел из тени и увидел Стрыдню. Она рычала, пыталась вырваться из круга, но заклинания ее обжигали, не давали перешагнуть преграду и напасть.
Колдун покачал головой: «Сильный чародей работал. Еще два дня до полнолуния, а эта почти обратилась. Уже заклинания не пугают, кровь подавай».
Чудище взвыло, поняв, что из ловушки не выбраться. Колдун взялся за меч, прочитал молитву. Собрался с силами, вспоминая слова Учителя: «Не место тварям рядом с людьми!». Начал осторожно, будто приплясывая, подкрадываться к кругу.
И тут, откуда не возьмись, Иван с криком «За Алену!» вылетел с мечом и встал рядом с Колдуном. Увидело чудище царского сына, затряслось, уши прижало.
— Отойди! — Колдун плечом отпихнул Ивана, но тот схватился за него мертвой хваткой и оба упали. С недобрым прищуром книгочей глядя в глаза горе-помощнику произнес: «Каждому чудищу на земле нашей подлежит смерть!», легко вскочил на ноги и снова поднял свой меч. Иван опередил его на долю мгновения и прыгнул в круг, где лежала загнанная тварь. Колдун даже глаза прикрыл — не жить сыну царскому, без наследника страна останется, а виноват в этом он!
Но нет. Не нападает чудище на Ивана. Присмотрелся Колдун внимательнее. А глаза-то у чудища человеческие. Стрыдня уши прижимает, но не шевелится. Мол, руби голову, Иван. Лучше от твоей руки смерть принять, чем таким чудовищем жизнь проживать, да несчастье людям приносить. Разглядел в глазах Стрыдни Колдун столько страдания и любви — истинной, которой даже проклятия не страшны, что опешил.
Бросил Иван меч на камни, сел в круг рядом с чудищем, гладит ему голову:
— Ничего, Аленушка, не бойся, мы с тобой подальше от всех уйдем. В горы. Ты прятаться в пещере будешь, а я тебе еду добывать стану. Никто не догадается.
Сам плачет. Чудище ему руки лижет да щеки, по которым слезы горючие текут.
Посмотрел Колдун на это все и вышел из пещеры. Солнце начало приподнимать голову из-под земли, когда услышал он за спиной шаги: легкие — девичьи, а рядом уверенные, почти царские. Обнимаются оба, глаз друг от друга оторвать не могут.
Кашлянул Колдун для приличия. Иван встал между Аленой и чародеем:
— Сначала мне руби голову. Не позволю её убить!
Вздохнул Колдун, плечом легко отодвинул защитника:
— Рассказывай, девица, давно ты такая?
— Скоро три недели будет, как это со мной произошло, — и Аленушка зарыдала, вспомнив ту страшную ночь. Утром проснулась в крови, весь двор разгромлен, одежда клочками. А потом обращения стали проходить все чаще и чаще. Испугалась Алена, что либо отца поранит, либо Ивана, и решила бежать. Днем в этой пещере пряталась, а ночью за едой выходила.
— Каждый час ты должна пить по глотку из этой бутылки, — и Колдун протянул ей коричневую склянку. — Так мы попробуем сдержать окончательное превращение. Потому что если ты обратишься еще раз, спасти тебя станет невозможно.
Наказал Ивану следить, чтобы его зазноба ничего не пила и не ела, кроме лечебной настойки, а сам сел на коня и поскакал обратно в город, сразу в Настасьин терем. Хотели его стражи остановить, да сказал Колдун, что от Ивана вести есть, но скажет он их только царской невесте, ибо не для чужих ушей эти новости. Заинтригованная Настасья приняла его в светлице. Дождался Колдун, пока лишние люди выйдут и начал, не откладывая дела в долгий ящик:
— Расскажи-ка, красавица, как проклятие на Алену наложила?
Изогнула Настасья прекрасные черные, как две стрелочки брови, сверкнула зелеными глазами.
— Велю тебя, Колдун, сжечь, за наговоры.
— Сжигай, твоя воля. Только снял я проклятие с Алены. Через три ночи обратиться оно на того, кто его наложил, и спасения тому не будет. Если не ты, так и Бог с тобой, прости за наветы. А если ты, то быть тебе чудищем до последнего дня своего. За границы страны тебе не выйти — заклятия помешают. Найду и убью. Сама знаешь — не жить тварям рядом с людьми в Долине благоденствия.
Закусила Настасья губы, страшно стало от слов этих. Созналась, что нашла старую книгу, наложила проклятие на разлучницу. Давно догадалась, что равнодушен Иван к ее чарам. И она к нему страстью не пылала. Но ведь Указ о свадьбе издан, позор-то какой, что ее, первую красавицу, предпочел царевич дочери кузнеца. Вот и решилась.
— Дай книгу сюда, быстро!
Читал заклятие и соображал, как его снять до полнолуния. Сердце ликовало: можно это сделать, можно! Все ингредиенты под рукой и времени займет немного. Потом повнимательнее глянул на заплаканную и перепуганную красавицу.
— Так сильно царицей стать хочешь, что жизнь человеческую ни во что не ставишь? За что на смерть лютую девицу обрекла?
Закрыла Настасья лицо руками, зарыдала:
— Не знала я, что делаю. Прочитала, что в чудовище она превратится. Думала, увидит ее Иван, разлюбит. Гордыня меня сгубила.
— Любишь его так сильно?
Посмотрела Настасья на Колдуна:
— Нет. И царицей быть не хочу. Душно мне в покоях царских. Бабка у меня непростая была, всегда любила ее сказки слушать. Потом нашла эту книгу — сама в руки легла, поняла, что не выдумки это. Хочу так же как она — владеть стихиями, чтобы ветер и солнце мне подчинялись. Чтобы могла я ворогов одним взглядом усмирить. Чтобы мудрость мне открылась вековая.
— Книгу я заберу, но с возвратом, — сказал Колдун, пряча сокровище под рубаху. — Закажи у кузнеца — отца Алениного, три железных посоха и три пары железных башмаков. Как сломаешь эти три посоха да износишь железные башмаки, считай, что искупила содеянное и приходи за книгой. Ждать тебя будет. А если не сделаешь, как я скажу, найду тебя, хоть из-под земли достану, и убью.
— А если все сделаю, как скажешь, научишь меня делу колдовскому?
— Если душу очистишь, обучу, не сомневайся.
Когда через три дня привел Колдун Ивана в дом отчий, счастлив был царь, но растерян. Исчезла царская невеста, родителям написала, что пошла следы бабушки искать да исправлять содеянное. А бабка-то уже лет десять как померла. Сбрендила, видать, девка. Отец Настасьи с горя запил, а мать в глубокую задумчивость впала.
Царица так обрадовалась возвращению сына, что про Настасью-то и забыла. Уговорила мужа на свадьбу Ивана с Аленой: мол, не по правилам, но лучше пусть при нас да счастлив. Внуков нянчить будем. Не стал царь огорчать любимую супругу и принял Алену в дом как дочь родную.
Слово сдержал, одарил колдуна по-царски, хоть зубами скрипел, сундуки открывая. Поэтому Колдун на свадьбу не пошел — нечего царя раздражать лишний раз. Сидел в своей избе и думал о том, что не он Ивана на путь истинный наставил, а царевич заставил его взглянуть на жизнь по-другому. Колдун пытался вспомнить, когда он перестал помогать и спасать, а начал убивать. С горечью осознавал, что таким его сделали не царские указы, не слово, Учителю данное, а собственные убеждения в том, что бороться со злом можно и нужно только так. Когда-то он смирился с тем, что планы, так заботливо вынашиваемые в молодости, разбились о препятствия. Мечты ушли под гнетом житейских трудностей, и он перестал видеть то, что скрыто от глаз. А вот у Ивана хватило сил и смелости рассмотреть в чудовище человека. Совсем юный царский сын смог не только отвоевать право на любовь, но защитить себя и Алену потому, что сохранил способность видеть истинное за кажущимся; слушать сердце, а не указы.
Открыл Колдун свою книгу и в главе об истреблении тварей разных решительно написал: «Прежде чем чудищ уничтожать, сначала пойми природу их превращения, и исцелить попытайся. Случается, что в душе твари есть что-то человеческое, за что зацепиться можно и заставить вспомнить свою суть светлую. Это — верный путь к спасению не только того, кто под шкурой чудища скрыт, но и охотника. В ком зла больше: в том, кто не может освободиться или в том, кто не хочет помочь? А посему, дабы самому не стать чудищем, гляди сердцем».

#наперекорсистеме #конкурс_alterlit