Каторжник

Лев Николаевич возвращался с ярмарки в приподнятом настроении. День явно задался. Граф с удовольствием пообедал и нанял двух мастеровых переложить печь. В довершение, старуха-цыганка нагадала, что в этом году он всенепременно женится.
— Ах, какую красавицу себе возьмёшь, — закатывала глаза бабка. – И умницу, и хозяйку. Сто лет счастлив будешь.
— Pourquoi pas? – размышлял Лев Николаевич. – Может быть, действительно, пришла пора подумать о семье, о продолжении рода?
Дворовые, столпившиеся у ворот усадьбы, заставили пришпорить коня.
— Каторжника поймали, — управляющий, возбуждённо блестя глазами, подхватил поводья. – В сарае таился, разбойничья душа. Поди, к злому делу готовился.
Пойманный, одетый в серый халат и драную барашковую шапку, был болезненно худ и напуган.
— Беглый? – нарочно сурово спросил Лев Николаевич.
— Беглый, — глухо ответил каторжник.
— Что здесь делал?
— Домой к матушке пробираюсь, — голос беглеца задрожал.
— Душегуб? Из чиновных?
— Душегуб. Бывший студент.
— Дайте десяток плетей и отпустите, — повернулся граф к управляющему. – Да и десяти, пожалуй, слишком будет. Пяти хватит. Впрочем, вот как поступим.
Лев Николаевич достал из сюртука бумажник и вытянул из него ассигнацию.
— Возьми и ступай себе.
— Премного благодарен, —  каторжник, помявшись, взял деньги. – Воля ваша, но никак не возьму в толк подобную щедрость. Как можно, не зная меня совершенно…
— Не зная? – насмешливо перебил граф. – Извольте, сударь. Будучи студентом, наверняка измыслили некую теорию о делении людей на «высших» и «низших». А будучи человеком малообеспеченным, решили изъять у последних средства столь вам необходимые. Поди, лавочника какого порешили?
— Процентщицу, — безжизненно прошептал беглец.
— Ох, — скривился Лев Николаевич. – Матушке бы вас не в университет, а на артиллерийскую батарею определить. Там у молодёжи враз просветление в головах наступает.
Толстой помолчал.
— Или деньгами достаточно обеспечить, — закончил он. – Иначе, вместо учения, сюжет для дурного романа выходит.