Мужчина с лицом Шона Коннери

Это была моя родная и любимая улица.

Я втянул ноздрями свежий апрельский воздух и стал медленно подниматься вверх. Было раннее утро, люди редкими одиночками выбирались из своих коробок-квартир, поэтому многолюдности не наблюдалось.

Я еще не привык к своему новому состоянию и пребывал в тревожной растерянности. Больше ничего не болело. Невольная улыбка сопровождала легкость, внезапно возникшую в теле. Восхождение продолжалось, монотонно ощущались легкие тычки эйфории под диафрагмой. Вспомнилось детство и первый подъем на чертовом колесе.

Поднявшись достаточно высоко, я огляделся по сторонам. Вот это вид!
Почему я не был рожден птицей, подумалось. Сколько пропущено. Копошась там внизу — что мы видим? Не зря, наверное, это происходит именно в апреле. Апрель мой любимый месяц. Природа к этому времени оживает, но все еще впереди. Деревья уже не стыдятся наготы, на глазах покрываются мелкой листвой. Начинается соревнование — кто ярче, кто быстрее взорвется россыпью цвета. Сначала это делают абрикосы и персики, а затем эстафету принимают вишни...

Но это за городом. Здесь, а особенно на моей улице — власть каштанов. Их размашистые многопалые листья похожи на лапы вылупляющихся рептилий. Они появляются из нереально разбухших почек-яиц, расправляются и вытягиваются. От этого улица принимает бледно-зеленый прикид...

Я замер... Затаился без движения. Наблюдал. Улица все сужалась и удлинялась. Задним ходом меня тихонько несло все выше и выше, словно прицепленного к невидимому фуникулеру. Машины внизу выглядели коллекционными модельками, а люди, медлительными муравьишками.

«Скоро каштаны выпустят свои удивительные свечи, жаль не увижу уже... Наверное. Скорее всего меня здесь не будет»

Так странно... Почему-то вспомнились наизусть заученные когда-то строки из сети:

«...Стрелки спидометров «шкалят» в маршрутных такси.
Киев никак не сгорит в огне белых каштановых свечек
каждой весной... воском под ноги, на голову, шею и плечи...
Как заклинание: только не верь! и не бойся! И не проси!!!..»*

Город на секунду замер. Как и я сам...

Я прощался с ним, это было уже абсолютно очевидно. Теперь я спустился до высоты крон и шёл в обратном направлении прямо по верхушкам каштанов. Это было забавно. Время от времени я присаживался на корточки и трогал молодые побеги. Грусть от того, что все это происходит в первый и последний раз не покидала меня, но она была размешана с каким-то давно забытым состоянием юношеского восторга. Тогда я побежал. Быстро-быстро, ускоряясь и размахивая руками. Шум в ушах так раззадорил меня, я дико заорал что-то несусветное, чего и сам не мог разобрать.

Господи, а ведь я не бегал вот так уже лет двадцать! Из-за терзавшей болезни, я и ходил-то с трудом. Эти жуткие мигрени... А я и старости не надкусил. Забавно.

… Мой бег прервался над стайкой людей. Некоторые из них склонились над лежащим прямо на тротуаре мужчиной...

Непонятная возня и вскрики женщин, ломали тишину приятного утра. Молодой человек, вероятно врач, прощупывал пульс на шее лежащего, встал с колен и развел руками. Кто-то схватился за мобильник, кто-то просто пошел дальше, покачивая головой, кто-то запричитал, обхватив лицо ладонями...

«Какой же я однако страшненький! — подумал я, спустившись совсем низко. — Синюшное отекшее лицо, тело тощее... И никто мне об этом не говорил, жалели. В последнее время все улыбались, глядя мне в лицо... Но видели бы они сами эти свои улыбки...»

Сейчас меня никто конечно не видел. Но присутствие кого-то (того, кто обо мне знает), явно ощущалось. Я прошёлся взглядом по толпе и увидел его. Это был мужчина в коричневом твидовом костюме, совсем не модном, и не по погоде. На вид ему было лет пятьдесят. Приятное лицо, ухоженная короткая борода с проседью. Он кивнул, едва заметно отдалился от столпотворения. Степенно перешёл на другую сторону улицы. Оглядываясь и глупо хлюпая носом (наверное от волнения) я двинулся за ним.

— Добрый день,- голос был вежливым. Мужчина протянул мне руку. — Вы должны будете идти за мной.

— Я это понял... — пытался выглядеть естественно, как ни странно это было себе представить в такой ситуации.

— Я вижу, что мы обойдемся без лишних инструктажей — это радует. Если вы готовы, идемте.

— Наверное, готов... — я все еще озирался в сторону своего тела. Хотелось о чем-то спросить перед уходом — вот только о чем? Мужчина уловил мое замешательство, сделал вдох, чтобы произнести какие-то слова, как вдруг, откуда-то со стороны, громыхнул страшный протяжный рык. Я так и присел на месте. В этот момент из-за угла выскочил огромный серебристо-чёрный тигр, не меньше двух метров высоты в холке. Он остановился в метре от нас и снова взорвал тишину невероятно мощным рычанием. Никто, кроме меня, никак на это не среагировал. Я испуганно завертел головой, но поймав спокойный взгляд своего спутника, тут же успокоился. Тигр присел на несколько секунд, поглядывая на нас, затем зевнул, оголив огромные желтые клыки — и одним резким прыжком перескочил через улицу и рванул вдаль, прямо сквозь не замечающую его толпу...

«Тигрюля, блин...» — подумал я...

Мы пошли. Медленно, не торопясь и молча. Я шёл сзади, поглядывал на спину мужчины и думал о том, что откуда-то его знаю. Или видел где-то... Это точно. Но он ответил мне без вопроса:

— А я уже приходил к вам. Сразу после второго инсульта. Вы тогда еще взглянули мне в глаза... С тех пор, я не отлучался далеко от вас.

— Что же сразу не забрали? Столько мучений за последние три года.

— А это вы у себя спросите. Я не в курсе...

— И все же лицо знакомое... Стоп... Да вы же этот... как его там — Шон Коннери!

Мужчина остановился и, повернувшись ко мне, рассмеялся:

— Гляжу предпочитаете классику. В последние годы меня чаще называли — то Кристофом Ламбером, то Эдрианом Полом...
— Так вы..?!
— Да, это я. Только выгляжу я конечно не так, как видите меня вы. В общем-то, все видят меня так, как то рисует их воображение.

Дорога была дальней. Мы разговорились, поднимая все новые и новые темы — так, что я не заметил отсутствия города. Мы двигались по какому-то необъятно огромному полю, с высокой, по щиколотку, травой. Мужчина признался, что не так часто приходится так мило беседовать, и даже пожаловался, как ему бывает одиноко.

Не знаю, сколько прошло времени... Сколько было пройдено километров — да и километров ли? Вдали показался чёрный прямоугольник. Он стоял прямо на линии горизонта. Мужчина с лицом Шона Коннери остановился и, взяв меня за плечо, вдруг спросил:

— Послушайте, а вы играете в шахматы?
— В шахматы?.. Вы знаете — нет... Больше того, я терпеть их не могу.

Я увидел явное разочарование и даже какую-то досаду на его лице.
— Жаль... А я бы рискнул все изменить... Очень жаль...

— Ясно, — конечно я ничего не понял, но, чтобы не выглядеть идиотом, сделал вид, будто догадался о чем он говорил. — Но что тут поделать?..

— Это точно...

Мы двинулись дальше, временами поглядывая вперед, где очертания чёрного прямоугольника становились все крупнее и чётче. Почему-то мы больше не разговаривали...