Бетонная жаба

– Салют, Кетти! – я старался выглядеть веселым. Настолько, насколько позволяли обстоятельства и клоунский колпак с колокольчиками, который я отчетливо ощущал на себе.

Она оторвалась от экрана и взглянула сквозь меня, прямо на шкаф с наградами Управления, за моей спиной. А потом кивнула и показала на дверь в кабинет.

– Здравствуйте, инспектор, мадам директор вас ждет.

– Ма'ам в настроении? – по-прежнему улыбаясь, беспомощно уточнил я, будто это имело какое-то значение. Какая разница, в каком настроении графиня, если я сейчас его испорчу? Окончательно и бесповоротно. Достаточно было показать содержимое пакета и рассказать то, что послужит поводом с треском выгнать нашу троицу на улицу. С самыми печальными последствиями.

– Была в хорошем, – вежливо ответила мисс Джонс.

– А ты? Может, сходим куда-нибудь после работы? Сегодня я свободен.

– Ма’ам директор вас ждет, – повторила она, бросив еще один равнодушный взгляд на шкаф. Что, черт побери, она там не видела? Мое личное дело, на котором стоял штамп «Уволен по служебному несоответствию»?  Я покачал головой.

 Не знаю, что думает осужденный, поставив ногу на первую ступень эшафота. Что звучит в его голове. Музыка? Страх бьется в голове, заглушая все. Как звучит этот страх? В каком ухе жужжит? Я постучался и нажал на ручку двери. Пакет в моей руке шелестел и был тяжелым, словно кто-то напихал в него кирпичи. Я шел, осторожно передвигая ноги, как бездомный старик на городской свалке. Шел вдоль длинного стола, у которого с каждой стороны стояли по восемь стульев. На идеально чистой столешнице не было ни пылинки.

 

– Добрый день, мистер Акиньшин! Рада вас видеть, – палач никогда не испытывает к тебе ненависти. Просто делает свое дело. Разглядывает тебя, как тушу коровы с одной единственной целью. Наделать из тебя стейков. Он художник, созидатель, Господь перед творением! Палач твой друг, он выслушает все твои жалобы сочувственно кивая, потреплет тебя по плечу. Не унывай, бедняга! И сделает все что сможет. С разной степенью профессионализма. Графиня Мэллори-Сальтагатти была высшим профессионалом. Казнь начиналась еще до того как зазвучали барабаны. С самого первого шага. Один взгляд и твое сердце падало в штаны, чтобы остаться там навсегда.

– Добрый день, ма’ам, – я устроился на стуле так, чтобы солнце не светило на меня. Заметив мой нехитрый маневр, она поздоровалась и усмехнулась.

– Итак, они пропали.

– Да, ма’ам, – я раздумывал, какую улику предъявить первой: трусы, лифчик или патроны. Красный клоунский нос, бантик или рыжий парик? Ширинку сзади? Собственную беспощадную карму? Обе левые ноги?

 – Три дня не выходят на связь,– она поправила неизменные мужские часы на запястье. Было видно, что металлический браслет был подогнан по руке, но вынутые звенья были недостаточно широки для тонкого запястья. Почему она носила вещь, которая доставляла ей явный дискомфорт?

– Исчезли без следа, – продолжила она и замолчала, рассматривая меня.

Я вздохнул и положил голову на плаху.

– Я об этом узнал вчера, ма’ам директор. Мне сообщила жена старшего инспектора. Я съездил к инспектору Рубинштейну. Его супруга сказала, что он разговаривал с мистером Мобалеку, а потом вышел из дома в белье. Та же ситуация и с самим мистером Мобалеку. После разговора он вышел и исчез. Их телефоны остались дома. Тачк… Машины тоже. Жена мистера Мобалеку нашла у него вот это…

 

Я покопался в пакете и выложил на стол первый аргумент - красное недоразумение найденное Ритой.

 

– У Мозеса, в бельевом шкафу было вот это… Супруги утверждают, что видят белье в первый раз, ма’ам.

Она немного приподнялась и перегнулась через стол, чтобы рассмотреть мои находки. На лице не было написано ничего, что могло выдать эмоции. Простой исследовательский интерес к паре белья на столе. Красный лифчик, белые панталоны Мозеса, будь он проклят.

 

– Еще два патрона девять миллиметров. У Рубинштейна, насколько я знаю, не было оружия, но в ящике следы масла, – я взял паузу, чтобы сглотнуть слюну и попытался припомнить, какой сегодня день? Среда, четверг, пятница. Ни один из них не был прекрасным днем для повешения.

– Прекрасно. Продолжайте, мистер Акиньшин. Только начните с самого начала. И не торопитесь, время у нас есть, – она устроилась удобнее, пошевелилась, заложив ногу за ногу под столом, и откинулась на спинку кресла. Ее стол был  чист, ни бумаг, ни записей, лишь в углу сиротливо лежала распечатка перевернутая текстом вниз. Я решил, что это нехороший признак. Совсем нехороший.

Поерзав на стуле, я начал с самого начала. С нашей рыбалки.  С покойника, татуировки и прочего.

– Найа Лоримеру? – уточнила директор.

– Да, ма’ам. Три совпадения: татуировка, судно и название фабрики. Миссис Рубинштейн подслушала, что Моисей говорил со старшим инспектором о фруктах.

– Фрукты, –  эхом отозвалась графиня, – интересно.

– Ананасы, как она услышала, – подтвердил я, – в разговоре он часто повторял: Могу. С разными интонациями, знаете, так?

Я откашлялся и попытался воспроизвести подслушанное Рубинштейнихой. Получилось плохо. На лице моей собеседницы не возникло и тени улыбки. Она рассматривала меня как паук аппетитную муху.

Оставив на закуску звонок Его Величества в контору занимавшуюся праздниками, я принялся рассказывать о записях в его блокноте. Тональник, консилер, тушь для ресниц у Бетонной жабы не вызвали ровно никакого интереса, она прервала меня на полуслове.

Я заметил, что в ходе нашей беседы графиня не делает никаких пометок в ежедневнике, чем обычно занималась на совещаниях. Ручка с золотой каплей на колпачке так и осталась в подставке. Странный факт, который говорил о многом. О том, что она уже знала многое и нужны были только детали.

– Найа Лоримеру, что вы о ней узнали? – внимательные серые глаза препарировали меня. Окорок, филей, стриплойн с жировым краем, рибай. Я поежился.

– Ровным счетом ничего, ма’ам, кроме того, что старший инспектор пытался нарыть.

– И?

– Ничего, – я пожал плечами, – Ничего в квадрате. Мы с Рубинштейном посчитали, что это не наше дело. Все-таки речь шла о покойнике. Это дело полиции.

– Да-да, – она задумчиво приподняла руку и поболтала часами на запястье, что-то обдумывая. – Дело Соммерса и его службы. 

– Именно он ведет расследование, – подтвердил я. Солнце предательски прорвалось через щель в жалюзи и ударило в лицо.

– Вы сообщили полиции что-нибудь?

– Ничего. Старший инспектор запретил что-либо сообщать,  хотел разобраться в деле сам.

– Не удивительно, - она поджала губы. – Он всегда лезет не в свои дела.

Я помолчал хоть и был согласен. К моему удивлению, она сложила руки на груди, посмотрела в окно, в котором метались тени деревьев и вздохнула. Задумчиво вздохнула, словно была не железной женщиной, а обычным усталым  человеком, который волочет на плечах свой крест.

– Всегда лезет не в свои дела…. И выигрывает. Ему постоянно, необъяснимо везет, инспектор. Не знаете, где будет та граница, за которой он споткнется и упадет?

По моему мнению, Мастодонт спотыкался постоянно, но я благоразумно промолчал и пожал плечами.

Потом я рассказал о звонке в театральное агентство и то, что сообщил мне шеф технического отдела и замолчал. Конец травинки для трудолюбивого муравья, ползущего в неизвестность. Больше сообщить было нечего. Моя собеседница кивнула, подумала пару мгновений и потянулась к листикам, которые я заметил с самого начала.

– Ситуация складывается сложная, мистер Акиньшин. Нет, цирк, который творится в Ай-Ди - меня не удивлял никогда. Покойник, пойманный на удочку, перестрелка в Третьей промышленной зоне, вьетнамец – фальшивомонетчик на электросамокате, самолеты сбитые машиной.  Руководитель отдела расследований, разгуливающий в нижнем белье – чем вы там еще развлекаетесь? Ничего необычного. Но есть другие обстоятельства. Очень тревожные, – она перевернула листики, – коллеги и Штатов сообщили, что на нашей территории пропал агент их Секретной Службы.

–  Разве они могут работать на нашей территории? – удивился я. Ветер опять пошевелил жалюзи, и солнце полоснуло мне по глазам. Я зажмурился. Черт, я всегда был болваном, не думающим на два шага вперед, если бы я сел правее – остался  в тени.

Мадам директор посмотрела на меня. А потом усмехнулась, эту ситуацию она предвидела.

– Нет. Но они это делают, а мы должны закрывать глаза, понимаете?

Я не понимал, но согласно кивнул. Сейчас я бы кивнул любому, пусть даже меня назначили женщиной и нарядили в стринги - на эшафоте все кошки серы.

– Этот пропавший агент, тот, кого мы выловили из речки? – я прикрылся рукой от гадского солнца и напряженно ждал ответа. Шпионские игры всегда пахли и могли закончиться совсем плохим. Какой-нибудь проверкой, которую бы я не прошел. Пауза затянулась.

Иногда  судьба милосердно подносит мне утку в последний момент. В тот самый момент, когда терпеть по сути сил не остается.

Мадам директор отрицательно покачала головой, я облегченно выдохнул. Она уже все проверила. Все просчитала и знала то, чего не знал я. Мужские часы на сложенных руках оставили красный след на запястье.