ЛОВЕЦ ВИДЕНИЙ

#новые_критики #лукьяненко #ловец_видений

Помню, год, что ли, назад мы с Сергеем Лукьяненко курили перед неким зданием где-то в окрестностях Петровского парка. Я его зазывал на фуршет. А мэтр говорит:
— Нет. Сухой закон. Работаю.
— А над чем? — спрашиваю.
— Увидишь, — отвечает Сергей Лукьяненко.
И чуть приоткрывает завесу, рассказывает, что решил покорить один из ресурсов, на которых юные дарования не только выкладывают, а даже продают свои саги про романтическую любовь с единорогом, про клопов-попаданцев, которые традиционно помогают Сталину выиграть войну, ну, и всякое такое бояр-анимэ.
И по словам мэтра выходило так, что о его присутствии среди авторов тамошние кулуары шумели, но никто не мог угадать — за каким именно псевдонимом скрывается Лукьяненко. Хвалят/хают одного, другого, а всё не те.
— Чтобы не разгадали, надо писать отвратительно, — сказал ещё Лукьяненко. — А это большой труд. Изматывает.

Я его тогда очень сильно зауважал. И до того, конечно, уважал. Но тут — вообще до небес подскочило. Потому что такой эксперимент дорогого стоит. Другой бы кто (может, и вообще каждый), имея возможность монетизировать каждое слово, в анонимную игру на условиях, что и ты никто, и звать тебя никак, не ввязался бы. Иные вон, из заметок в «Одноклассниках» книги собирают, и довольны этим. Такой анонимный альтруизм — серьёзный показатель того, что писатель Лукьяненко что-то ищет, экспериментирует за пределами издательского формата. Рискуя, правда, влипнуть в формат ещё более худший, бояр-анимэшный.
Но всё равно ведь — игра, расширение горизонтов. Что-то такое проделывал Стивен Кинг, выпустив ряд романов под псевдонимом Ричард Бахман. И добился-таки успеха. Хотя к концу того эксперимента все обо всём уже знали. Тот же кунштюк пытался провернуть наш Алексей Иванов, но не преуспел. Однако оба литератора экспериментировали на коммерческих рельсах, а в случае Лукьяненко какая-то (копеечная) коммерция предполагалась только в финале.

***

В 2021 году у Сергея Лукьяненко вышло какое-то невероятное количество книг. И как минимум одна из них была результатом эксперимента на альтернативной издательской платформе. Конечно, люди, которые там тусуются, знали ответ ещё до выхода. Я же решил доискаться до ответа, полагаясь на прочтение и сопутствующую интуицию.
Первым под подозрение попал «Ловец видений». Фэнтези в мире снов.
Что тут примечательно? В первую очередь миростроительство. Да, дело происходит в мире снов без заходов в реальный мир вообще. В начале я считал это недостатком, но в концовке этот вопрос достаточно жутковатым образом получил ответ.
На старте же «Ловец видений» — вещь абсолютно визионерская. Мир повествования — радикально безумен и сложно выстроен.
Хотя, казалось бы, что тут выстраивать? Знай, городи любую чушь. Что часто, у многих авторов, и происходит. Например, полностью из чуши состоят беллетристические спекуляции на тему посмертия. Проверить, конечно, можно, но о результатах никто не доложит. Поэтому доверия этим писулькам никакого. А апофеозом пост-мортем-писанины стал двухтомник Нила Стивенсона «Падение», где мир иной представлен компьютерной фэнтези-ходилкой.
Однако мир «Ловца видений» — феномен другого рода, укоренённый в опыте коллективного бессознательного, пережитом так или иначе каждым из читателей. Мир снов состоит из ряда локаций — детской площадки, пляжа, квартала красных фонарей, зоны военных действий. И вот, описывая, кажется, пляж, автор-миростроитель говорит: «Вы же и сами здесь бывали!» Мир повествования — узнаваем для каждого. Мы, действительно, здесь бывали и, соответственно, можем даже ярче обычного представить локацию.
И вот эти узнаваемые локации, связанные между собой лентами Мёбиуса и странными узлами — и есть место действия. И очевиден авторский интерес, горящие глаза, когда он изобретает что-то вот этакое.
Здесь вполне можно говорить о гениальности, которая состоит не в том, чтобы придумать какой-то событийный ряд, а увязать колокольчики архетипов в единую сеть, чтобы они звонили для каждого. Конечно, не все элементы этой психоделической мозаики равновесны. Например, лично для меня никакого отзвука в области подсознания не породило описание жуткого замка с вмёрзшими в лёд чудищами. Но это субъективно.
И не удержусь от того, чтобы процитировать один из самых гениальных фрагментов:

«- Только не это! — воскликнул Григ, хотя уже понял, что вляпался. Торопливо повернулся и распахнул дверь — но там, откуда он пришел, был уже не институтский двор, а маленькая грязная туалетная кабинка. (...) Григ попал в Сонный Туалет — место не опасное, но, во-первых, противное, а во-вторых — сложное для выхода. (...) Вопреки названию в этом сне никто не занимается санитарно-гигиеническими процедурами. В Сонном Туалете лишь ищут возможность это сделать. Ищут — и не находят. Кабинки заняты или отвратительно грязны, в самых укромных уголках непременно попадаются нежелательные свидетели. В общем, Сонный Туалет — это страдание людей, пытающихся проснуться от банальных физиологических причин».

Такая вот западня на пути главного героя в повествовании достаточно энергичном. Гениально ведь?
Очень важным элементом повествования является Рельеф. Это — всё то, что окружает нас во сне.
«Представьте себе заполненную людьми улицу в реальном мире — так вот, большинство из этих людей, говорящих по телефонам, глазеющих в витрины и т. д., являются для вас рельефом, способным на простейшее взаимодействие с окружающими. Рельеф не имеет разума, не считается живым, он может быть убит, подвергнут насилию и тому подобное — в мире Снов это не считается преступлением».
Рельеф — в общем-то, главное в этом тексте. И он господствует в первой части. Мир гораздо интересней любых перипетий и миссий. Притом, этот плод фантазии интересен шкурно. Потому что, действительно, сам во многих его локациях бывал. Это есть высший пилотаж и полная неожиданность от автора, который, один из немногих на поляне нашей словесности, может и сюжет с вывертами построить.

***

И Сергей Лукьяненко сюжет, конечно, строит. Во второй и третьей частях текста господствует уже не рельеф, а фабула. И такая перемена доминанты не скажу, что портит, но как-то упрощает повествование. Сюжетная конструкция в этих частях, наконец-то, появляется. И это единственный в мире случай, когда построение сюжетообразующего каркаса не идёт тексту на пользу.
Потому что появляется логика событий. И мы оказываемся уже «среди заражённого логикой мира». И тот трансформируется. Это уже не архетипическое гипнагогическое пространство, но пространство устойчивой (хотя и молодой) мифологемы — Дантовского Ада.
Конечно, в пространстве второй и третьей частей находиться тоже любопытно. Но волшебство первой части уже эфирно усвистело куда-то, оставив чарующее послевкусие.
Перед нами, в принципе, тоже эксперимент — попытка втиснуть в матрицу по-лукьяненковски крепко заарматуренного сюжета вселенную индивидуально-коллективного опыта. В этом эксперименте есть минусы, но велико и дерзание. Редкий серьёзный писатель (а Лукьяненко — очень серьёзен) замахнётся на этакую задачищу.
Собственно, моё предположение о разнородности частей повествования подтверждается в авторском послесловии. Действительно, первая часть была написана в 2009 году.
«Текст, что называется, летел. Летел рыжим лесом пущенной стрелой... пока на середине романа я вдруг не понял, что не вижу финала. Нет, можно было выжимать продолжение истории, но я понял, что сбился с пути в этом сне. Что планируемый финал не годится. И я отложил книгу. Файлик «Ловец видений» укоризненно висел на рабочем столе, я смотрел на него каждый день... и не мог вернуться к работе».
А финал был написан одиннадцать лет спустя.

***

Таким образом, отметаем гипотезу, что «Ловец видений» — произведение, написанное в рамках анонимного эксперимента. Это — тоже эксперимент, да не тот.
Но Сергей Лукьяненко при всём том, представляет собой писателя, который не почивает на лаврах, а расширяет и даже от избытка сил взламывает рамки формата, который сам же во многом и создал. За этим процессом очень интересно наблюдать.