Нейрогрибы (2)

Была уже глубокая ночь, когда Денис закончил со шкафом. Бондарев за это время не перемолвился с ним ни словом и, казалось, с головой ушёл в ирреальный мир counter-strike.
Денис позади него вскрыл две ампулы с химией, смешал их содержимое и собрал получившийся раствор шприцем, затем отложил его, приготовил бутыль с «Альфадезом», вату и тряпки. Нащупав сонную артерию на своей шее, он подошёл сзади к креслу и какое-то время пристально разглядывал гортань Бондарева, планируя свои действия.
Наконец Денис запер дверь, подобрался к соседу и напал на него. Ладонь левой руки сдавила рот Бондарева, пальцы правой — сжали горло в районе артерии.
Бондарев рванулся от него в сторону, лягнул стол, — клавиатура повисла на проводе — беспомощно замахал руками над головой в попытке ударить и оба они повалились на пол. Денис, впрочем, был готов к этому и только крепче стиснул руками шею длинноволосого.
— Тихи-тихо-тихо!.. — шептал он — Да не д-дёргайся ты!
Скоро он почувствовал, что мышцы жертвы обмякли, движения разладились, дыхание ослабело — Бондарев потерял сознание. Тогда Денис поднялся и, схватив заготовленный шприц, быстро сделал соседу инъекцию. Далее также быстро скатал постель вместе с матрасом, а кровать при помощи дрели разъял на части, которые аккуратно сложил в углу друг на друге. На освободившееся место Денис положил шкаф, положил таким образом, чтобы дверцы открывались кверху.
Из-под полуприкрытых век Бондарев, весь в холодном поту, следил за соседом не в силах пошевелиться. Он уже пришёл в сознание, но был обездвижен действием особого химического состава. Его сил и воли хватало только на то, чтобы издавать еле слышное бессвязное мычание. Зато его колотила сильная дрожь, как будто он переживал затянувшийся эпилептический припадок.
Всё это проходило под грохот выстрелов и сплетни онлайн-союзников.
— Федул! Федя блять! — звали его из чата.
Денис тем временем продолжал священнодействовать над онемевшим телом: ножницами он разрезал на соседе одежду (лохмотья бросал к двери); потом оттащил и уложил его, голого, в шкаф; затем он тщательно протёр бондаревский лоб «Альфадезом», взял ручную дрель и с предельной осторожностью принялся высверливать во лбу небольшое отверстие. Твердь черепной коробки тихо заскрипела под сверлом, горячее костное крошево Денис поливал «Альфадезом» и вся операция была бы почти безболезненной для Бондарева, если бы его виски поминутно не схватывало судорогами ужаса, когда он сознавал происходящее. Там за бесстрастным взглядом металась с адскими воплями его, как бы отнятая от тела, личность. Личность приказывала телу сбросить с себя оседлавшее его чудовище и бежать, бежать далеко и без оглядки, бежать куда-нибудь к людям, которые поймут и помогут, но тело не слушалось — вместо безумных криков изо рта Бондарева вырывалось только тяжёлое размеренное дыхание с хрипами.
Пробуравив лоб, Денис взял чашку Петри с плесенью — чашку он маркировал именем Moiseenko Resinae — и, орудуя пинцетом, заботливо перенёс мицелий гриба к кровоточившему отверстию. Голову зажал двумя полками, чтобы Бондарев случайно или с намерением не сбросил с себя продукт, если вдруг по каким-то причинам он выйдет из комы до срока.
Теперь дело оставалось за малым: Денис обернул ДРЛ-лампу полотенцем и, разбив её внешний плафон (осколки вместе с полотенцем полетели к двери на лохмотья), обломал плоскогубцами края стёкол на цоколе. Целым остался один только внутренний плафон — тот, что давал особое кварцевое излучение. Денис ввернул лампу в патрон переноски и, опустив её в шкаф, засветил. Ультрафиолетовый свет, отражаясь от зеркальных стенок шкафа, окутал липкое от пота тело длинноволосого. Денис был доволен:
— Вот так. Чтобы не загнило... — тихо проговорил он, утирая рукавом пот с виска.

Внезапно в дверь постучали. Денис замер на месте. Снаружи донёсся приглушённый голос Полины.
— Фе-е-едь! Открой...
Денис сидел возле поверженного соседа, боясь сдвинуться, и глядел округлившимися глазами на дверь. Ручка вращалась туда-сюда, готовая выдать его.
— Спишь?.. Блин, я же слышу, что играешь! Ну чего ты там!
Полина ещё раз дёрнула дверь.
— Ты дурак что ли?.. Фе-едь! Вот ты как ненормальный себя счас ведёшь!.. Открой! Фе-едя!.. На, зачётку возьми! Я под дверь положу.
Полина вынула из кармана крошечные вязаные пинетки, вложила их в зачётку, зачётку пропихнула под дверь и ушла.
Переждав пару минут, Денис поднял с пола зачётку и забросил её за кровать. Затем бесшумно выбрался в кухню, прислушался, запер входную дверь на ключ, приложился ухом к двери соседней секции. Тихо.

Возвратившись к себе, Денис бережно закрыл дверцы шкафа, запечатал все щели кроме одной, разложил сверху свою постель. Опрокинутый шкаф смотрелся не хуже казённой койки.
Теперь нужно было перевести компьютер соседа в режим «без звука», потому что голоса из чата всё настойчивее обращались к Бондареву, зазывая его прекратить игру, либо войти на сайт заново. Когда голоса смолкли, Денис постарался опубликовать пост с бондаревской страницы в «ВК», чтобы от его имени сообщить друзьям, что уедет на несколько дней из города, но оказалось, что профиль не авторизован и войти на сайт под чужим именем не так-то просто. Тогда он выключил комп и занялся вещами.
Он перетряс сумки, выпотрошил карманы и ящики стола. В столе обнаружились документы, деньги, и смартфон — из последнего тут же был извлечён аккумулятор.
Всё остальное Денис побросал в мусор. Уложив лохмотья одежды, осколки плафона, полотенце, а также рюкзак, постельное и тапки в мешок, он затянул узел и оставил мусор возле двери до завтра.

Утром Денис вынес заготовленный ночью мешок на помойку позади общаги. Когда, возвращаясь, он забежал с улицы в фойе, навстречу из лифта вышла Полина.
— Привет — улыбнулась она, — Слушай, ты Федьку не видел? Не могу дозвониться до него...
— Привет. Нет, не видел. А он, наверно... Он же вроде уезжать собирался.
— Куда? — удивилась Полина — Он, может, в комнате спит? Хотя я стучалась... Пойдём поднимемся вместе.
— Да мне тоже пора идти...
Полина поглядела на ноги Дениса (он был в тапочках):
— Я краем глаза гляну и всё.

Вдвоём они поднялись на этаж, вошли в номер. Денис с каменным лицом отворил дверь секции и Полина, не переступая порога, заглянула внутрь. Комната стояла вверх дном.
— Блин, ну куда он свалил?! Слушай, если придёт, скажи ему, что я заходила, хорошо? Пусть наберёт меня.
— Скажу конечно.
— У вас перестановка?!
— Та! Кровать — вишь, — сломалась... На шкафу пока сплю.
Полина сделала шаг в коридор и случайно задела ботинок. Это была обувь Бондарева:
— Ничоси! Он в общаге что ли? А ты точно не знаешь, куда он делся?
Денис пожал плечами.

Едва за дверью отзвучали каблучки её туфель, Денис спрятал обувь соседа в комнате. Затем запер дверь, стащил постель со шкафа и, отпахнув дверцу, осмотрел лежавшее в глубине тело. Длинноволосый сильно загорел, щетина на его подбородке выцвела, поредела и поседела. Мицелий плесени стал бордовым, сильно разросся и пустил множественные связи в мозг. Денис достал маркер, начертал на коже лба жертвы единицу, сделал несколько снимков, затем поднёс к бледным губам маленькое косметическое зеркальце, и, когда на нём появились следы дыхания, шлёпнул Бондарева по щеке. Как и ожидалось, реакции не последовало. Денис шлёпнул ещё раз, произнёс шёпотом:
— Говори. Ну! Давай... Чего-нибудь — ну!
Но Бондарев лежал молча и только по каплям холодного пота, выступившим на его коже, можно было догадаться о том, что он жив.
Вооружась плоскогубцами, Денис снял с головы одну из уползших в мозг грибных нитей, отчего у длинноволосого задрожали веки. Он залепетал губами что-то чуть слышное, но это не были слова или фразы. Тогда Денис склонился к самому лицу Бондарева и прошептал ласково:
— Что, больно? Ничего, недолго тебе здесь... Эта болезнь не смертельная, слава Богу... Такой гриб не погибнет.

Он привёл шкаф в исходное состояние и положил отнятую нитку под микроскоп. В увеличенном виде она представляла собой как бы крохотный прозрачный проводок с коричнево-красной блестящей жилкой внутри, но внутри этой жилки непрерывно перемещалось нечто жиденькое.
Денис отвалился от микроскопа, раскрыл журнал и записал на свежеразлинованной странице в графе «Образцы»: «Номер «1». Связи устойчивые, сложносоставные, приобрели бордовый оттенок. Мицелий мутирует...» Затем он пожевал ручку, подумал и сделал приписку: «...и в этот раз, похоже, до полной неузнаваемости! Неужели — разум?! Неужели — мыслящая структура? Как бы с ним... Чёрт! Как же с ним законтачить?»

С флешкой в кулаке Денис спускался по лестнице общежития. 16 этажей — сверху донизу. Тут и там ему встречались праздные студенты, и каждого он неизменно просил свести его со звуковиком. Наконец, в очередной компании курильщиков нашёлся знающий человек. Он отвел Дениса к толстенькой дородной барышне лет тридцати пяти, вся комнатка которой ввиду большого разнообразия наличествующей аппаратуры могла потягаться в возможностях с настоящей музыкальной студией.

Денис стоял в её комнате, и они вместе прослушивали выкрики Бондарева, записанные им в прошлый вечер.
— Пошёл! Пошёл! — орал голос Бондарева из динамиков — Давай — жарь их! Э-э! Куда ты?! Стой! Стой! Не ходи! Уйди отсюда! Потом зайдёшь, когда остальные подтянутся.
Закончив слушать, барышня утвердительно потрясла тремя своими подбородками и сказала:
— Хорошо, сделаю.
Денис протянул ей несколько купюр:
— До вечера сегодня, сможете?
— Да я быстрее сделаю. — уверила барышня, приняв деньги — Часа через два спустись.
— Хорошо. Слушайте, ещё просьба. Можно у вас тут кое-какие вещи оставить на пару дней?
— Если немного — неси... Под кровать засуну пока.
— Спасибо.

Вечером Денис вновь занялся наблюдениями. Он сидел у микроскопа, низко склонив голову над окулярами, и так и этак поворачивал нити на стёклах. Фоном шли беспрерывные записи компьютерных игрищ, очищенные звукорежиссёром от бурных эмоций Бондарева. Выкрики его были помещены в отдельные файлы и теперь колонкой располагались на рабочем столе в Денисовом ноуте. Все были аккуратно подписаны. Он ждал Полину во всеоружии.

Войдя, Полина натолкнулась на парня из соседней секции, тот ел салат в общей кухне. Полина кивнула ему, постучалась в знакомую дверь. Дверь вновь оказалась запертой.
— Фе-дь... — позвала она с какой-то виноватостью в голосе. И сразу добавила, обернувшись к обедавшему парню — Чем-то таким пахнет здесь, знаешь, вот... как маринадами каким-то...
— У нас не пахнет — пробормотал парень, уходя с тарелкой к себе.
— Федя.
Денис нашёл на рабочем столе подходящий файл, нажал кнопку. Из динамика разнёсся по комнате голос Бондарева:
— Ты же знаешь, что я не пойду.
— А я тебя никуда и не зову.
— Иди отсюда!
— Что? — Полина обиделась. Голос её задрожал — Федь, выйди ко мне! Пожалуйста! Нужно поговорить.
— Чё ты ходишь-то за мной?
— Тогда впусти меня! Дурацкая манера — через дверь разговаривать.
— Иди отсюда!
Полина сглотнула подступивший к горлу комок:
— Слушай, можешь выйти и поговорить со мной? Включи телефон хотя бы... Включишь?.. А?..
Денис не нашёл у себя файла с подходящей репликой и открыл первое, что попалось ему на глаза:
— Давай — жарь их! Э-э! Куда ты?! Стой! Стой! Не ходи! Уйди отсюда! Потом зайдёшь, когда остальные подтянутся.
В полной растерянности Полина стояла под дверью, то и дело вытирая набегавшие слёзы:
— Выйдешь — нет? Чего ты молчишь?! Думаешь — всё да?.. Алё! Ссышь по-человечески сказать, да?..
Она опустилась на пол возле двери и заревела совершенно по-детски:
— Я всё равно здесь буду сидеть, пока не откроешь... В контакт не заходишь, телефон вырубил, в комнате заперся и думаешь — всё, да?.. Офигенский ты наш! — голос её сделался ядовитым, — Это из-за того, что я залетела, да, Федечка?.. Так ты и скажи тогда, блин, в глаза мне! Или ты, может, думаешь, что я вру? Типа, выдумала? Ага! Давай, молчи-молчи...
Сообразив что-то, она тихонько поднялась с пола и вышла за дверь. Денис услышал, аккуратно подобрался к двери, шагнул в кухню, а оттуда выглянул в коридор — вдалеке цокали каблуки Полины. Она повернула к каморке дежурной по этажу.
Денис возвратился в комнату, спешно напялил кроссовки и куртку, сгрёб вещи в рюкзак и выбежал с ним на пожарную лестницу.

Дежурная была у себя. Только что Полина переступила порог, как из её рта потоком хлынули мольбы и вопросы:
— Здрасьте, а у вас есть запасной ключ от 1101 комнаты? Просто у меня одну вещь украли. Айфон. А я знаю, что он у них. Дайте ключ, пожалуйста! Откройте мне...
Дежурная только взглянула в глаза Полины, и словно кто-то по-женски шепнул ей в ухо: «Помоги! Быстро!» Дежурная повернулась к шкафчику с ключами, переспросила:
— От какой комнаты говоришь?
— 1101, секция справа.

Дверь секции была распахнута. Полина вбежала внутрь, огляделась, бросилась в ванную. Но ни в туалете ни в ванной не было ни души. Она заглянула в соседнюю секцию.
— Ребят!.. Федя у вас?!
— У нас нет никого...
— Можно я посмотрю?
Не дожидаясь ответа, Полина вошла в соседнюю секцию.
— Да смотри... — с опозданием разрешил дожёвывавший салат парень.
— Гос-спади, чем тут воняет-то?! — донёсся голос дежурной, (она как раз открывала окно в секции Бондарева).
Полина, заглянув под кровати, пошла к ней.
— Ох, мальчишки! Грязнули... Ну что, нашла? — спросила дежурная. Она перебирала шмотье, наваленное поверх шкафа — Где он... твой этот... патефон? Давай, гляди, пока я здесь... с тобой...
Полина теперь впервые заинтересовалась опрокинутым шкафом. Она стащила на пол постель — синеватое свечение пробилось меж дверцами. На дне шкафа, как в голубом зазеркалье лежал человек. Это был её Федечка. Это был Бондарев. Но это был новый, другой Бондарев. Загорелый, совершенной лысый, с седой аккуратной бородкой, он был теперь Фёдором Сергеевичем. Фёдором Сергеевичем Бондарчуком.

Прошла неделя. Настал день выписки. Полина принесла в покои пакет с одеждой. Медсестра, пуская её в корпус, приказала надеть халат и бахилы, и вот со своей ношей в этом наряде Полина вошла в холл, где её уже ждал Бондарчук. В бесформенной больничной пижаме он лежал на кушетке, отсвечивая гладковыбритым смуглым черепом. Помахав справкой в знак приветствия, он вскочил на ноги, как только её увидел. Лицо его приобрело уже традиционно суровое и с тем какое-то хитро-подлое выражение.
— Ты в Китай что ли за шмотьём ездила?!
Полина подала пакет:
— Давай-давай в темпе! Машина ждёт!
Бондарчук вытряхнул принесённую одежду на кушетку, начал переодеваться. Полина ему помогала, они опаздывали.
— Рассказывай! Что там с интернетом? — возбуждённо расспрашивал он, прыгая с носком на одной ноге.
— Я ещё не делала ничего... Тизер уже обсирают.
— Эт хорошо. Пусть обсирают. Пиар он и в Африке пиар. А как реклама?
— Да ты одевайся, блин. Успеешь с расспросами!
Но Бондарчук уже набросил ветровку. Оба они быстро подбежали к машине, припаркованной у входа.
— Поехали! — приказал Бондарчук, едва уселись. И повернулся к Полине — Так что с рекламой? «Пепси-кола» — наши? Наши. Конфеты?
— Про «Пепси-колу» ты у меня не спрашивай Я с ними не общалась.
— Я про конфеты спрашиваю.
— Я ещё с ними не говорила!
— Да ты что?! Серьёзно?
Полина взмолилась:
— Федя, когда мне?! Ты видишь — я как белка в колесе с этими дипломами! Мне же не только своё, но и за тебя надо было поговорить.
Но Бондарчук уже не слышал её. Сознание его сформировало план действий и теперь нужно было работать над решением текущих задач.
— Нам как побыстрее сейчас до «Сити-ОЛа» добраться? — спросил он у таксиста — На метро или с вами? Нужно крюк сделать.
— Какой, блин, «Сити-ОЛ»! — вмешалась Полина, — Мы сейчас в универ за деньгами на фильм едем! Нас ждут вообще-то!
Бондарчук точно не понял её. Он вынул из кармана мобильник и начал искать в списке контактов номер. Полина всерьёз разволновалась от этой череды широких мужских поступков, и теперь её одновременно пугало и радовало то, что Бондарчук был так деятелен после болезни. Она поглядела ему в глаза и проворковала с затаенной улыбкой:
— Да ты меня слышишь — нет?
— Так что?.. Сворачиваем? — переспросил водитель, чтобы не делать в пробке манёвр понапрасну.
— Да-да, сворачиваем... — отозвался Бондарчук деловито.
Он сидел, приложив к уху мобильник и ждал, когда на том конце провода снимут трубку, а Полина продолжала глядеть на него с любовью и восхищением. Поймав её взгляд, он ответил:
— Успокойся. Универ нам и так бабла даст. А конфеты могут и передумать... Ещё в комиссию по рейтингам надо дать чего-нибудь... Всё! Тс-с-с! — и он солидно проговорил в трубку — Игорь Алексеевич? Это Бондарчук... Мы с вами общались на прошлой неделе... Да... Да... Так мы подъедем? Отлично. Да... До скорого...
Полина не сдержала улыбки. Она положила голову на его плечо и замурлыкала, как и всегда делала после хорошего секса. Бондарчук всё понял, коротко поцеловал её в щёку, погладил уже слегка округлившийся животик. Полные счастья, несколько минут они сидели обнявшись, без слов. Потом Полина сказала:
— Блин, странно... Ты так изменился... после этого... Даже вот внешне. Папочка такой...
И она снова украдкой взглянула ему в глаза.
— Натуру выбирать некогда, — размышлял Бондарчук вслух — я думаю, снимем прямо в общаге. Правда сценарий там... Но это пустяк, переиграем. Персонажей уберём лишних, тут подшаманим, там — немножко... и, даст бог, завтра-послезавтра запустим.

В зале общежития, выбранном для съёмок Бондарчуком, вполукруг расставили софиты, развесили тряпки, разложили необходимый реквизит. Теперь был короткий перерыв, все ушли пить кофе и девушка-репортёр, прибывшая с регионального телевидения, упросила режиссёра дать короткое интервью. Бондарчук встал на фоне софитов, но так чтобы те не засвечивали камеру, репортёрша встала немного левее, готовясь пройти в кадре несколько шагов, прежде чем начать разговор. Оператор взял её крупным планом, она с усердием вылепила дежурную улыбку на лице и начала:
— Р-раз, два, три. Поехали!.. Это один из немногих случаев в истории российского кино, когда маститые критики, проявив живой интерес к личности и художественному почерку начинающего режиссёра, уже на стадии производства предсказали ленте большой успех у зрителя... Фёдор, как вы думаете, почему к вашему фильму такое повышенное внимание?
Она подошла вплоть к Бондарчуку, протянула к его губам микрофон. Бондарчук состроил мимикой выражение собственного достоинства и ответил:
— М-м-м... Я думаю, ни для кого не секрет, что мы снимаем студенческое кино, да... Но мы первыми в России... то есть нам первым удалось договориться, привлечь разработчиков технологии 10D. Этот момент, видимо, и вызывает такой ажиотаж... Сейчас вокруг многое меняется. Мы видим возрождение науки, подъём в экономике, что бы нам не внушали, да... И естественно это касается и культурных ценностей тоже. Может быть, люди просто почувствовали что-то родное... Давно, казалось бы, потерянное. Я думаю, в этом дело...
Всё время пока он говорил, репортёрша с одобрением покачивала головой. У неё оставалось полторы реплики:
— Да... да... Фёдор, я знаю, что между компаниями, которым доступны... то есть которые могут организовать прокат фильма в формате 10D, до последнего времени шла серьёзная конкурентная борьба за ваше детище. Есть ли у вас информация по поводу того, чем она завершилась? И ощущаете ли вы поддержку от министерства культуры?
— Безусловно, нашу картину поддерживают. — славословил Бондарчук — И это поддержка разноуровневая. Нам помогают с оборудованием, с организацией съёмок, что, в общем, приятно... Ну а насчёт проката, я думаю, пока рано делать какие-то выводы... Поживём-увидим.
— Спасибо! Это был Фёдор Бондарчук — режиссёр, занятый на съёмках своего дипломного фильма, премьера которого состоится осенью этого года. Хочу напомнить, что фильм будет показан в кинотеатре «Лермонтовский» и — это прецедент в истории российского кинопроката, — зрители должны будут прийти в зал без верхней одежды, как того требует технология 10D. С вами была Аня Полянская, Егор Бойко и Андрей Энтин — специально для телеканала «Свет»

Пять месяцев спустя, дождливым октябрьским утром в самом центре Москвы, возле кинотеатра «Лермонтовский», кутаясь в лёгкое серенькое пальтишко, прохаживался молодой человек. Дул сильный ветер и от него не спасали ни плащи ни куртки. Так что несколько раз Денис, а это был он, спускался в метро и стоял возле турникетов, в кучке ожидальцев. Но если другие ожидали родных и знакомых, то Денис ждал начала премьерного сеанса. Иногда он доставал из кармана билет, с тихой радостью смотрел на него и потом снова прятал.
Кинотеатр открыли за два часа до показа. В пустом фойе, где две старухи-гардеробщицы пили утренний чай, раздался скрип старой деревянной двери. Снимая на ходу пальто, к ним приближался Денис. Одна из гардеробщиц, кряхтя, поднялась и враскачку поковыляла ему навстречу. Бросила на ходу:
— Не рано?..
Денис не ответил. Старуха приняла пальто и вручила ему номерок — единичку.

Минуло два часа. Закрылись двери. Погас свет. Денис сидел в большом кинозале с голым торсом. Откуда-то сзади лилась низкочастотная электронная музыка, изредка перекрываемая криками и выстрелами. Зал был полон. Полуобнажённые мужчины, женщины в лифчиках, иные с детьми, неотрывно глядели в экран. Экран озарял их голубоватыми вспышками, отчего лица зрителей казались заворожёнными, а тела покрывались холодным потом. Там, в коробках черепов, как бы отнятые от тела, с дикими воплями метались их личности.
Фильм назывался «Нейрогрибы».