Солнечный зайчик

Ты знаешь, мужчины очень трепетно относятся к своим матерям. Моей мамы давно нет на этом свете,  и мне было очень приятно, что твоя мать полюбила меня, как родного сына. Я ответил ей тем же. Она не часто звонила, но всегда это было просто так: поинтересоваться моим здоровьем или спросить, что у нас было на ужин. Она звонила мне, а не тебе и никогда не спрашивала о твоих делах. Меня это не сильно удивляло. У вас были сложные отношения, но ты все равно летала к ней почти каждый месяц.  Любящая и заботливая дочь…

Неделю назад я разговаривал с  нотариусом из Лодзи. Мой телефон он нашел в записной книжке твоей матери. Пан Владислав спросил, когда, наконец, пани Злата прилетит заняться делами покойной Марты Ковальчик. Мама Марта - так я называл твою мать. Странно, что он звонил в тот момент, когда ты была в Лодзи. Тебе так не кажется? Не находишь ничего странного в том, что ты трижды за последние два месяца летала справиться о здоровье покойной матери. Трижды! Трижды, сука! Три сраных раза, ты садилась в сраный самолет и летела в сраную Польшу, чтобы вернуться и, улыбаясь, передать мне привет от нее! В то время когда ее прах давно покоился на кладбище Балуты.

Я полетел туда, но почему-то не увидел на могиле пани Марты заплаканной дочери. Сука, ты даже не знала, что твоей матери нет в живых уже восемь недель! А теперь тебе просто нечего мне сказать? Ты заткнулась и пялишься на меня своими болотными глазами, сделав вид, что ничего особенного не произошло.

Хорошо. Давай и я тоже сделаю вид, что ничего не было. А? Я готов потерять память. Вычеркнуть из всех календарей сегодняшний день. Умереть и воскреснуть. Я смогу. Ты тоже сможешь. Я верю. Главное чтобы ты захотела. Я возьму в руки пульт и переключу программу. Забуду и великолепие постановки гениального Шиллера и этот дешевый спектакль в котором ты играла любовницу Грэма. Дешевый спектакль и дешевый актер. Я видел, что роль дается ему с трудом. Возможно, он просто переоценил свои силы. А может быть, ты затмевала его своей игрой. Это ведь было не по-настоящему? Когда в нашей спальне ты стонала от наслаждения, а его губы прикасались к твоему телу, это был просто акт. Нет…Неудачное слово — «акт». Это был акт дешевого-паршивого-бездарного спектакля. Так звучит лучше. Я дал ему уйти. В прихожей, суетливо натягивая свой плащ и не попадая в его рукава, Грэм пытался что-то объяснить мне. Он бормотал слова сожаления и заверял меня в своей искренней любви к тебе. Я ничего не говорил ему. Потом не выдержал и задал один вопрос — готов ли он отдать жизнь ради своей любви. Ответа я не услышал. Ответом был шум лифта, увозящего его вниз. Его плащ остался на полу. Но я забуду это. Я забуду, как ты презрительно посмотрела на меня и, не стесняясь своего возбуждения, довела себя руками до оргазма. А потом, накинув халат, вышла на кухню и поставила чайник на плиту. Кстати, хочешь чаю? Ах, да… Я уже спрашивал тебя.

И что мы будем делать с этой ситуацией? Молчать? Но мы не можем промолчать всю жизнь. Только не говори мне, что ты любишь его. Это чушь. Полная чушь. Нельзя любить человека, забывающего в прихожей любовницы свой плащ. Это очень недальновидно. И очень неприлично. Это компрометирует женщину. Даже такую похотливую суку как ты. Смотри. Вот два билета до Сантьяго. Полетим? Я уже все забыл… Не хочешь говорить? Тогда просто кивни в знак согласия. Кивни своей головой. Своей тупой головой шлюхи, сыгравшей последнюю роль!