УНТЕР-ОФИЦЕРСКАЯ ЖЕНА

(М. Арбатова «Вышивка по ворованной ткани»; М., «Эксмо», 2021)

#новые_критики #новая_критика #кузьменков #арбатова #эксмо #феминизм #золушка

Долго не кончать – так себе манера. Что для женщины, что для прозаика. На парафраз «Золушки» Арбатовой понадобилось 123 тысячи слов. Двадцать с лишним авторских листов. Без малого полторы сотни персонажей.

По этой самой причине от подробного спойлера увольте: затяжную трамвайную давку не перескажешь при всем желании. Ограничимся минимумом: понаехавшая красавица-массажистка Валя покоряет первопрестольную – свежо до оскомины.

Сюжет в общих чертах понятен. Что до метасюжета, то он для женской прозы более чем стандартный: инициация, то есть цепь испытаний на пути к замужеству. Правда, российские пишбарышни из года в год загоняют своих героинь на одну и ту же полосу препятствий: этому дала, этому дала и этому дала. Валя не исключение: инженеру, режиссеру, артисту, чекисту, абстракционисту, невропатологу… да проще сказать, кому не дала. Под занавес изрядно потасканной и фригидной 37-летней Золушке достанется 60-летний принц. Пусть обтерханный, зато депутат Госдумы.

Истории такого рода пользуются неизменным спросом у бухгалтериц, фельдшериц, продавщиц и прочей интеллектуальной публики. Для целевой аудитории авторесса припасла полный комплект аттрактантов. Есенинские березки на обложке. Героиню с экстрасенсорными способностями. Иконы вперемешку с портретами индийских гуру. Шаманизм с бубнами. Ясновидение. Рейки. Чакры пополам с кармическими пластами. «Рабыню Изауру» и «Дикую розу». И вечнозеленый хит «Напилася я пьяна»: шесть или семь цитат, жуть жуткая.

*   *   *

Но кадышевские завывания и нью-эйдж – лишь гарнир к основному aka дежурному блюду: все мужики – <censored> и вообще <censored>. А чего вы, собственно, ждали? – Арбатова такая Арбатова. Гамадрилов и бабуинов вывела отборных, на зависть Сухумскому питомнику:

 «Сфера его потребностей была настолько сужена, что ничего, кроме поиска денег на выпивку, выпивки и скандала, в режим его дня не входило».

«Мужской контингент сильно нуждался в услугах диетологов и выглядел на танцполе, как оргия бегемотов».

«Не испорченный воспитанием шеф занимался со своей подругой сексом в присутствии охранников, играющих в карты».

Система аргументов выстроена на железобетонном теоретическом фундаменте:

«На щебеночном заводе с адским грохотом размалывали грубые камни, а на ткацкой фабрике в мягком монотонном гуле собирали из ниток ткани с богатым рисунком. Эти единство и борьба противоположностей городка настойчиво подсказывали, что мужчины в принципе связаны с разрушением, грязью и насилием, а женщины с созиданием, чистотой и порядком».

Last but not least, девочки: лучший мужик – мертвый мужик:

«Приехав с похорон, мать повесила фотографию отца в своей комнате и теперь за вышиванием и вязанием мирно беседовала с ней».

Ну, вы поняли: катехизис российского феминизма. А статья 20.3.1. КоАП, давно говорю, не для всех писана.

*   *   *

Однако первый закон логики никто не отменял: всякое положение считается доказанным, если к тому есть достаточные основания. Переведу на язык, доступный оппоненту: предъявляешь – обоснуй. Считаешь меня тупым ушлепком – сделай милость, сработай умнее и талантливее меня. Чем раз и навсегда докажешь свое интеллектуальное, профессиональное, моральное, а равно и любое другое превосходство. Подпишу безоговорочную капитуляцию.

Но с доказательной базой у М.А. ощутимые проблемы.

Чтобы понять, как Арбатова пишет, вовсе не обязательно ее читать. Достаточно знать две-три биографические подробности. Кавалер всяко-разных регалий-самоделок, вроде медали Кемеровской области «За веру и добро». Психоаналитик без диплома. Знаток отечественной истории: «При Сталине в момент запрета абортов за это было расстреляно 500 тысяч женщин и врачей-гинекологов». Арбатовская проза ровно того же сорта, что и жестяные медальки, что и страшилки для детсадовцев.

Рассуждать тут особо не о чем, все на поверхности: авторесса, под стать гоголевской унтер-офицерше, сама себя высекла. «Вышивка» – это еще один метасюжет российской женской прозы: саморазоблачение идиотки.

Марафон несуразиц стартует на первой же странице. В безымянном провинциальном городке, где выросла героиня, есть два предприятия – ткацкая фабрика и щебеночный завод. Стоп. Раз щебеночный завод налицо, обязано быть и третье – карьер, где камень добывают. Где карьер? А в ответ тишина. Откуда сырье? – ясно, дедушка Гэндальф наколдовал. Так, Мария Толкиновна?

И это лишь начало. Валя учится в медицинском техникуме на массажиста, но выходит оттуда с дипломом фельдшера. В 1977-м она покупает десяток баковских презервативов в серой бумаге с надписью «проверено электроникой». Вот вам крест: наши прозаики изобрели машину времени, но скрывают ее от народа. Надпись про электронику и силикон. появилась на изделиях № 2 лишь в 1980-м. И оттиснута была уже на фольге – мне ли, старому греховоднику, не знать? Что ж вы, Мария Уэлсовна, забыли юность нашу комсомольскую? И для полноты картины – новое слово в зоологии: крысы, которые жрут противогазы. Хм… ГП-4У, резину? – а-а, понял: арбатовские грызуны – родня чуковскому крокодилу, любителю галошей закусить. Правильно, Мария Корнеевна?

Язык – вейз мир, просто цимес мит компот. «Это привело к батальной драке», – а что, бывают и мирные? «Валя разула тапки», – и во что были обуты тапки? «Мать рыдала и билась на такую несправедливость», – накапайте эфирной валерьянки, сам сейчас зарыдаю от смеха. Закономерно, впрочем: корявый местечковый балак ни Ожеговым, ни Салимовским не перешибешь. Ибо в крови до десятого колена. Проверено электроникой на Глуховском, Степновой, Чижовой и других титулованных литераторах. Таки да, Мария Айзенштадтовна?

Что пишбарышня выдает без запинки, так это бисквитно-кремовые завитушки: «слезы поползли с персиковых щек, пытаясь добраться до нежных сосков и прочего великолепия ее свежей плоти»; «соски упруго обозначились под мокрым купальником». Тоже понятно: девочки хочут красивше.

М.А. числится профессиональным драматургом. Не верю, сказал бы Станиславский. Драматургия в романе не то что на ноле, это вообще величина отрицательная.

Рахитичная фабула с грехом пополам переползает со страницы на страницу, потому как увешана пудовыми гирями никчемных ретардаций. Перечислять все нет ни сил, ни желания. Ну вот, навскидку. Читателя пригласят на похороны Сахарова – 683 слова. Потом на просмотр передачи «Пятое колесо», где Ленин-гриб, – 673 слова. Дважды – на сеансы регрессионной психотерапии: в общей сложности 1 827 слов. На день рождения мафиозного дяди Магомета – 1 381 слово. На лекцию об «Аум Синрике» – 1 981 слово. На безразмерную экскурсию по Хельсинки – 8 888 слов. И так далее.

Справедливости ради скажу: часть ретардаций вроде как мотивирована: Арбатова честно старалась повенчать мысль народную с мыслью… э-э… ну, семейной ее никак не назовешь. Но безуспешно. Армянские теракты 1977 года, инцидент с корейским «Боингом» в 1983-м, горбачевская трезвость, отмена шестой статьи – все проходит по касательной. Лишь упоминание ГКЧП хоть как-то мотивировано: Валя познакомилась на баррикадах с очередным <censored>.

Роман до безобразия оброс фабульными аппендиксами. Ну, познакомилась Валя в троллейбусе со студенткой консерватории, что пишет симфонию. И?.. А ничего. Ну, снимал Валю на бандитском дне рождения бандит Гурам. Итог аналогичный. Ну, осчастливила приемная дочка героини милого гусарским насморком. О результатах сами догадываетесь. Что это было, Мария Шекспировна?

Тот же самый вопрос вертится на языке при появлении очередного персонажа. Я уже докладывал: их тут 146, и как минимум 120 – разового пользования, будто тампоны ОВ. Вот, извольте, очередной трехминутный удалец:

«На ступеньках Смольного сидел породистый бородатый мужчина, которого Валя уже видела в политических программах, и, чуточку заикаясь, говорил в камеру.

– Это же Олег Вите! – обрадовалась Юлия Измайловна. – Друг моей питерской родни. По его семье можно выучить историю страны. Отец родился в особняке Сергея Витте в год смерти Витте и рос на этаже для прислуги. Но из‑за семейных тайн невозможно проследить ни родословную, ни куда делась вторая “т” из фамилии. По бабушке он в родстве с Тухачевскими, и это тоже скрывали. По деду с Бухариными. Его брат – известный писатель‑шестидесятник Рид Грачев».

Ну, авторессе, положим, зачем-то надо помянуть незлым, тихим словом бывшего мужа и всю его родословную. А сюжету оно надо? А читателю?

Что гораздо хуже, антитеза Инь – Ян не задалась. Арбатова чуть ли всех своих героинь ненароком опустила ниже плинтуса. Сонечка, мейделе весьма забальзаковских лет, воплотила свою мечту: вышла замуж за финна, живет припеваючи в Хельсинки на деньги мужа. Но ведет себя по-скотски: «Ты мне осто…л, старый …! Думаешь, купил меня? Да я таких, как ты, миллион найду! Это у тебя такой больше не будет!» Софа, вы интересная чудачка. Другая интересная чудачка – учительница Юлия Измайловна. Сама интеллигентность: Брехта, Достоевского и Цветаеву цитирует, как два пальца об асфальт. А котлету ковыряет по-нашему, по-пролетарски: ножом и вилкой. Культура-а-а…

*   *   *

Сказать бы напоследок что-нибудь назидательное о феминистской прозе, да не стоит. Как в старом анекдоте: что писать-то? – и так все ясно, унтер-офицерские жены старались.

Я вам кое-что другое скажу, страшнее любой батальной драки. Арбатова и впрямь подолгу не кончает. Во всяком разе, как прозаик. «Вышивка» – лишь первая часть трилогии про Золушку-массажистку. Об остальном доложит сама М.А.:

«Во второй части романа она неожиданно становится телезвездой, ведущей важнейшие эфиры предвыборной кампании в Госдуму 1995 года, а в третьей части оказывается на переднем крае президентских выборов и посещает две скандинавские страны» (интервью сайту book24).

Беда одна не ходит, вот что я вам скажу.