Служить или не служить

Служить или не служить?

Этот вопрос задала мне коллега, кардиолог за час до полуночи. Она смело зашла в незнакомый кабинет, отказалась от чая и бомбардировала меня вопросами. С нашей предыдущей встречи прошло почти пять лет. Она мало изменилась. Все также внимательно меня слушала, а я незаметно её разглядывал. Стройная фигура в дорогой скромной одежде, неброский макияж и бесцветный маникюр на длинных пальчиках.

— Вы помните моего мальчика? Ваши советы нам помогли. Он спокойно перенес наш развод. Но потом попал под влияние одноклассников. С его почты они отправили всем девочкам похабщину. Потом напоили. Сфотографировали, как он в обнимку с унитазом сидел. Затем он разбил телефон парню из компании. Стали вымогать деньги. Я случайно узнала. Перевела в колледж. Сейчас он на третьем курсе института. Мы с моей мамой решили, что парню надо взрослеть... Весь день у компьютера зависает. Нет, учится хорошо. Но вот стержня в нем нет. Ничем особенно не увлекается. Скажешь, — сделает, не скажешь, — не увидит...

— А как его хвори? Кажется, пиелонефрит у него был с неврастенией и атопическим дерматитом.

— Последние два года все спокойно. Диета конечно строгая, плюс осенью-зимой мы на курорты выезжаем... водички попить, а также радоновые и сероводородные ванны попринимать... Но я не афишировала в комиссариате их. Через знакомых вышла на элитную часть в Подмосковье. Выписали уже повестку на тридцать первое октября. Но что-то неспокойно мне на душе. Коллеги, говорят, не волнуйся. Сейчас армия не та, что раньше. У одного племянник в той же части служил. Довольный домой вернулся... Я вспомнила о вас и решила наведаться на ночь глядя... Вы уж извините, работа...

— Всё понимаю... Конечно, мне трудно судить о современной армии. В казарме я был три года назад, а последнего солдата я видел осенью семнадцатого. Все могло измениться за это время. Но воспоминания о ратной службе в качестве рядового у меня не радужные. Да и казарма элитной части оставила самые тягостные впечатления. А сам-то он хочет в армию?

— Еще колеблется. Он ведь не знает, что это моих рук дело и думает, что его берут в элитную часть за его «заслуги». Но я всегда ведь могу дать обратный ход? Все медицинские документы у меня на руках...

— Это да. Главное, не опоздать. Да и потом, как он будет относиться к вам, если узнает об обмане.

— Все же я надеюсь на лучшее... Он — единственное, что у меня есть ценное в этой жизни. Ради него и работаю без выходных, ради него и дышу... Поговорю с командиром полка, чтобы повнимательнее к нему был.

— Вы можете это сделать. Но у комполка еще, как минимум, две тысячи душ... За всеми не уследить. Уж лучше разговаривать с ротным или взводным. Непосредственным начальником. Но опять же и они не в силах оградить вашего сына от среды, в которой он окажется. От грубости, хамства, от необходимости подчиняться, порой выполнять глупые приказы, от необходимости молчать, когда хочешь сказать, не спать после бессонной ночи в наряде, улыбаться, когда в душе, а то и телесно больно... Да и еще одно... В армии не любят студентов, москвичей, немощных, стукачей, интеллигентов и тех, кто отрывается от стада... Скажите, а физически он готов к армии?

— Ну, он ходил в секции. Еще в школе... В институте по физкультуре все зачеты сдаёт. А что еще надо?

— Сотню из четырнадцати секунд выбежать, три километра минут за двенадцать, да подтянуться раз пятнадцать. И потом, за себя надо уметь постоять. В солдатские годы приходилось не раз хвататься за то, что было под рукой.

— Не знаю, спрошу у него.

— Ну, а посуду мыть, полы, подметать улицу, красить, копать, стирать, шить он умеет?

— Что вы?! Мы с моей мамой полностью его от этого оградили... Скажите, ну а вам армия что-то дала?

— Безусловно дала. Не думаю, что она сделала меня слишком другим. Все же я был довольно подготовленным. Считаю, что армия — это своеобразная дрессировка мозга, где в довольно замкнутом, иногда враждебном пространстве постоянно ищешь выход из лабиринта искусственных сложностей, а порой и способ выжить.

— Вы меня окончательно расстроили. Я теперь не знаю, что делать. Может, повернуть все вспять?

— Решать вам и прежде всего ему. Если он захочет, приводите на прием. Проверю его через психофизиологические тесты.

— Ой, а ему проводили их в комиссариате. Сказали, что НПУ четыре. Что это такое я и не знаю.

— НПУ — это нервно-психологическая устойчивость военнослужащего. Всего четыре уровня. Лучшие и устойчивые имеют первый. При четвертом оружие ему не доверят. В караул ходить не будет, в наряды тоже. Будет регулярно общаться с психологом, и посещать гарнизонного психиатра. То есть состояние между нормой и болезнью...

— Я поняла. Ну а вы сами, не жалеете?

— Нет конечно. Иначе мы бы не встретились. При всем многообразии недостатков в армии, как и в любой системе, есть масса плюсов. Главное, замечать и любить себя, её и себя в ней. Да, поначалу мне было тяжело. Первые десять лет я привыкал, с завистью смотрел на гражданку. Вторые десять лет я радовался достигнутому и пожинал плоды. На третьем десятке армия не знала, как от меня поскорее избавиться... А жалеть о пережитом — это сродни дисморфофобии. Есть такой невроз, когда больному не нравится его тело, а иногда и просто прожитая жизнь. Также и здесь.

— Ваше окончательное слово?

— Я думаю, что вы и так все поняли без него...