Мы с Абигайл читаем сетевую прозу про Ирочек

– Хочешь меня? – прошептала она. Серьезные зеленые глаза. Живое пламя рыжих волос. Она чуть наклонилась, демонстрируя в декольте безотказное нежное оружие любой женщины.

Я бросил взгляд за стойку, ее старик оторвался от пивных кружек и пристально смотрит на меня.

«Сраный русский»

Возразить ему нечего. Мне вообще плевать, тем более у него там что-то припрятано. Что-то совсем обидное: бита, клюшка для гольфа, дробовик. Железобетонные аргументы, идущие в довесок к красотке дочери, плеши и вечному кариесу.

По большому счету  Эби  единственное, что у него получилось стоящим. За яркую зелень этих глаз можно было убить. Или быть убитым.

– Конечно, ханни, – говорю я и обреченно добавляю, – но у меня сейчас дела.

Она заинтересованно глядит на экран.

– Что за дела? – русские буквы кажутся ей иероглифами.  – Женщина?

Я смотрю в текст, где корчатся персонажи.

– Ирочка.

– Ирочка? – неловко повторяет Абигейл. Она берет мою сигарету и делает затяжку. – Она тебе нравится, мек?

– Совсем нет, – я дарю ей самую ослепительную улыбку из моего арсенала.  Она недоверчиво смотрит на меня, но, тем не менее, подмигивает и отходит. Мои дела с женщинами ее, как ни странно, мало заботят.  Достаточно того, что мы вместе и старик об этом не знает. Я вздыхаю и возвращаюсь к тексту:

По другую сторону орехового стола тут же, как из воздуха появилась Ирочка,  застыла, участливо заморгала карими глазами. (С)

Прошло две секунды вдумчивого чтения и тут же:

  Участие в глаза тут же сменилось игривостью (С)

Еще три фразы:

Почему-то виновато произнесла Ирочка (С)

Подумав, что на этом мгновенная смена настроений Ирочки закончилась, и она пришла в норму,  я храбро продолжил, чтобы тут же налететь на риф:

Вдруг подала голосок Ирочка (С)

«Как же так?» – подумал я, – «Они же вели беседу, почему – ВДРУГ?» 

Я готов был простить холеное и породистое лицо, тонкие пальцы поправившие очки на хорошеньком вздернутом носу, даже Дмитрия Игоревича подающего по ходу беседы гласы, как пьяный дьяк  на «Иже херувимы». Но вот это ВДРУГ? Чего оно касается? Зачем оно в тексте? Ей запретили говорить? Она молчала? Впрочем, забегая вперед , подобных моментов в «Проверке на меркантильность» достаточно для того, чтобы завыть и сбежать в пампасы.

Дмитрий Игоревич провел рукой по лицу, схватил телефон и хищно улыбнулся. (С)

Я застонал.

В карих глазах Ирочки плескалась готовность выполнить любую просьбу. (С)

Я застонал повторно.

 А прочитав:

И не просто погрузиться в рутину, а начать рискованный проект, сделать пар-тройку нестандартных ходов, наплевав на привычные схемы, и «стричь бонусы» под завистливые взгляды конкурентов. (С)

Я понял, что мне сейчас придется осилить «Духлесс» с Данилой Козловским, где одни холеные и породистые лица с быстрыми и умелыми тонкими пальчиками.  С извивающимися от гормонального фона Ирочками, красивыми офисами и прочим шлаком, за которыми совершенно нет людей. Где все понятие о заработке и реальной жизни  сосредоточенно в схемах и бонусах.  Где все персонажи неизвестно когда работают, но живут непременно в лофтах и двухэтажных квартирах. А передвигаются на спортивных машинах, вроде такой:

Низкая, спортивная, без единого пятнышка. Хищно подмигнула, приняла в кожаные объятия и многообещающе заурчала. (С)

Глаза мужчины хищно прищурились (С)

Ну, почему, МНОГООБЕЩАЮЩЕ? Почему ХИЩНО? Зачем? Далее в тексте об этом не говорится. Я оторвался от экрана и показал пальцем старику за стойкой. Сейчас он принесет мне очередную кружку пива. Принесет, привычным унизительным способом, как умеют опытные владельцы баров, перелив часть пены на стол. Угощайся, мек.

Я попытался хищно прищуриться. Ни черта не получилось. Пена оказалась на столе. Один ноль в пользу заведения. «Проверка на меркантильность» раскорякой стояла в моем черепе, как плохой современный сериал. Складывалось впечатление, что это все игра, игра в Лего – пластиковые фигурки с нарисованными лицами, маленькие машинки, колесики, пластиковые стаканчики с ненастоящим алкоголем. Игра в жизнь, в которой автор, как кукловод перемещает персонажей между локациями, аккуратно сажает задницей на крепежные элементы на стульчиках или ставит рядом на пустые ступни.

Эмоции их пусты и непоследовательны, а сама идея….

На этом моменте меня прерывает Его Толстейшее Величество. Совершенно растрепанный, в неизменной потной рубашке, шортах и дурацкой кепке,  он прилетает к моему столику в углу.

– Салют, чувак! Есть знакомый ветеринар? – запыхавшись, произносит он и усаживается напротив.

– Привет. Нет, а что случилось?

– Помнишь, двоюродного братца Риты?

– Какого? Который украл рентгеновский аппарат  и потом облысел?

– Да не этого, – отвечает Сдобный и, обхватив лапищей мою кружку, делает основательный глоток,– того у которого шесть пальцев на ноге.

– А что с ним?  – я приготовился. Любая история про многочисленную родню женушки Его Величества - упоительная сага о несчастьях, злом роке и бедах. Когда их делали, у доброго Боженьки был выходной, и все что им осталось это терпеть.

– Да, так ничего. Покусал питбуль. Он с приятелем решил вынести хату у одного шмукля, просекаешь? Ты бы видел его зад! Словно тирамисавр отгрыз половину. Джинсы стоили двадцать монет, чувак!

– Тираннозавр, – поправляю я, на что образованный Толстяк обиженно сопит. Помочь ему нечем, поэтому я просто пожимаю плечами. Он делает ручкой и исчезает. А я возвращаюсь к тексту. Он по-прежнему беспомощен, и эти пять минут ничего не поменяли.

После разговора с Ирочкой Дмитрий Игоревич едет на спортивной машине к месту, где должен испытать катарсис, падение на колени и увидеть свет. Едет на ОПЛАЧЕННЫЙ семинар, попутно размышляя, кто посмел учить его великого и ужасного вести бизнес. А затем начинается комедия положений, абсурда и полного отсутствия логики. Увидев кабинет похожий на свой:

Увидел похожий на свой кабинет и тут же почувствовал гнев и возмущение (С)

Почему? Ну, почему? Слабо шепчу я, упав на колени. Откуда гнев и возмущение? Почему не удивление?

Обежал взглядом кабинет, пытаясь найти хоть одно отличие. Придраться к каждой мелочи. (С)

Зачем? Зачем ему в этих обстоятельствах? Одни вопросы.

Прочитав заключительную часть, я возвращаюсь выше по тексту, потому что совсем не понимаю  кто такая Даша.  Найдя ее, среди вскользь упомянутых грехов холеного Дмитрия Игоревича, я устало вздыхаю.

Вообще сюжет о просветлениях законченных мерзавцев  каноничен. Реализаций  этой светлой по большей части идеи много.  Но  именно эта - плохая. В ней нет ни особой мерзости главного героя, ни его испытаний, ни его просветления. В ней нет ни добра, ни зла. Ни характеров, ни персонажей, ни обстоятельств.

Поняв, насколько я устал, я улыбаюсь убирающей со столов посуду дочке хозяина. Откинув тыльной стороной запястья волосы со лба, она мне подмигивает.

«Хочешь меня?»