Borbi, друг (1)

В наступившей темноте на мерцающем прямоугольном экране включилась заставка программы «Время» конца 80-х годов.

Палец продавца нажал «FWD» — пошла убыстрёнка.

Под бравурную музыку земной шар облетела красная звезда. Звезда прочертила линию, следом из-под Антарктиды вылезло слово «Время», а где-то над Евразией проявилась аббревиатура — ТВ СССР. Диктор Игорь Кудрин возник в кадре. Он схватил программку, лежавшую на столе, и быстро пробормотал новости. Затем пробежали кадры с пленума. Затем показалась безымянная женщина, а внизу выскочили слова — ТАСС СООБЩАЕТ. Но вот и они пропали. На экране снова был диктор.

Палец ткнул «PLAY».

Диктор пошуршал листками и начал:
— Международную часть нашей сегодняшней программы открывает сообщение о начале переговоров, запланированных на период начавшегося вчера трёхдневного визита Михал Сергеича Борбачёва в США...
В кадре борт #1. У трапа появляются Борбачёв и Роися Максимовна. Они приветствуют толпу, сходят по ступенькам на полосу. Они же едут с Бушем и его супругой в машине с открытым верхом, идут по дорожкам скромной президентской дачи в Кэмп-Дэвиде. В кадре мелькают Шеварднадзе, Бейкер, охрана и обслуга.
— Напомню, — деловито зачитывал диктор — что разговор лидеров двух стран включает в себя обсуждение литовского вопроса, проблему объединения Германии и другие важные темы. Для первых леди запланирована поездка в Бостон на церемонию награждения выпускниц колледжа в городе Уэллсли...

Палец нажал «PAUSE», картинка замерла.

Последним, из того, что попадало в объектив камеры, стал интерьер гостевых апартаментов в «Лавандовом домике» (Кэмп-Дэвид), где Борбачёв беседовал с Бушем.
Продавец бросил пульт на диван; два раза хлопнув в ладоши, зажёг свет. В зале присутствовали четверо. Трое покупателей сидели на развалистых креслах, продавец управлялся с техникой.
— Какой он стрё-омный! — ужалась Лия.
Скаталыгин легко толкнул её в плечо, передразнил:
— Зато вку-усный!
— Мальчики, зачем именно его брать?! Раньше что — красивых мужиков не было? Был же этот, например, терминатор. Давайте его.
— Да? — вмешался кудрявый малый с силиконовым подбородком, его звали Даниэль, — И что ты будешь с ним делать? Он тебе пере@бёт своей железякой и всё, и никаких эмоций. Неа, давай лучше этого.
Все затихли. Лия обиженно отвернулась.
— Это был третий визит Борбачёва в США в годы его президентства — заговорил продавец — Здесь вы видели его 30 мая в послеобеденное время. Только что кончилась утомительная беседа с Бушем и скоро ему захочется... как это... pokemarit;. На следующие полчаса он уединится в своём номере. Думаю, этот момент подойдёт вам лучше всего... Тэ-эк, биологический возраст — 59 лет. Вполне здоров, прекрасно себя чувствует, держит себя в форме.
— Эрекция?
— Да-да, всё в порядке. Конечно. Итак, учитывая соответствующие пропорции тела, вес биоматериала составит 85 килограммов. Итого с вас... — продавец придвинул к себе счётную машинку, быстро посчитал сумму — если всё вместе... 180490 кредитов.
Покупатели молча переглянулись. Скаталыгин кивнул. Продавец достал кассу. Скаталыгин приложил к сканеру подушечку большого пальца — послышался звон монет. Все повставали с кресел, ударили по рукам. Скаталыгин приблизился к лицу продавца, опустил тёмные очки:
— Айл би бэк!
— Счастливого Рождества! — консультант откланялся и, едва комната опустела, добавил — Вот черти e&аные...

Даже сквозь популярные в эпоху диско плотные шторы с кисточками в комнату пробивался солнечный свет. Это была студия: бар с отделкой; диваны и кресла вокруг журнального столика; камин, украшенный декоративным камнем. На одном из диванов, не сняв дорогого костюма, дремал Борбачёв Михаил Сергеевич, первый и последний президент СССР. Раздался стук. Борбачёв поднялся с дивана, нашарил внизу ботинки, поправил костюм. Из-за двери показалась фигура Даниэля, на нём был тоже костюм, в ухе белел проводок службиста.
— Михал Сергеич, тут горничная пришла — прибраться. Впустить её?
— Вы кто?.. А где мой телохранитель?
— Он сейчас обедает.
Зазвонил телефон. Borbi снял трубку; махнул рукой, разрешая вопрос с горничной.
— Михаил? — позвал голос на проводе.
— Джордж, мой дорогой друг! Рад слышать.
— Да-да — посмеялся Джордж, — Взаимно.
В комнату вошла Лия в наряде горничной. Она ввезла за собой целую уборочную лабораторию. Даниэль скрылся за дверью, запер зал на ключ.
— Михаил, к сожалению, у меня плохие новости фор ю — продолжал Буш, — Барбара убедила твою жену посетить ещё один штат... Они собрались в Миннесоту и вернутся, думаю, под самый занавес.
— О, да, это неприятно. Как я не стараюсь проводить с Роисей больше времени, всегда какие-то препоны. Досадно-досадно. Президент такой страны, а не могу повлиять на это.
— Если ты помнишь, Михаил — откликнулся Буш с грустью, — у Барбары и у меня скоро день рождения и я... хотел встретить праздники в семейном кругу. Честно говоря, когда я стал кандидатом в президенты, я не думал, что буду так занят. Мне часто её не хватает.
— Я понимаю, Джордж. Семья это дороже всего, независимо от политики — поддержал Борбачёв.
И повернулся к дверям, где уже принималась за дело горничная. Она разложила свои орудия возле бара и теперь, встав на колени, тёрла паркет под стойкой специальной губкой на штативе. Из-под форменной юбки показывались её розовые трусики.
— Поэтому я решил немного расслабиться и начать немножко perestroika! — вещал Буш в трубку, — Если ты, конечно, составишь мне компанию.
— Ну, это правильно! Всем нам нужно перестраиваться иногда. И я это поддерживаю.
— Я отдал несколько распоряжений: скоро мои люди принесут ёлку, и мы устроим маленькое семейное Рождество. Назло всем обстоятельствам.
Borbi взял телефонный аппарат в руку и, улыбаясь, пошёл к окну:
— Я считаю, диалог можно налаживать по-разному. Рождество значит Рождество. Президенты мы или не президенты, в конце-то концов!
— До вечера.
— Буду ждать, да...
Borbi положил трубку и вернулся к столу. Лия теперь забралась на стойку и обмахивала пыль с плафонов. У неё были великолепные сильные ноги.
— Включите мне телевизор, будьте добры — сказал Борбачёв, чтобы сказать что-нибудь.
— М? — обернулась горничная.
— Тёрн тиви... фор ми...
— Я могу по-русски, Михал Сергеич.
— Вот и здравствуйте! Вы в составе делегации? Что-то я вас раньше не видел.
— Я из посольства. Из вашей группы одна девушка заболела и...
Она слезла со стойки, нашла на полке пульт, включила телик.
— А имя?
Лия смущённо заулыбалась и соврала:
— Катя.
— Катюш, как тебе в посольстве? Всё нравится? — покровительственно сказал Borbi.
Горничная замерла на секунду, как бы решаясь; затем порывисто подошла к дивану; присела.
— Михал Сергеич, можно с вами поговорить?
— Конечно, а что такое?
— Знаете, я так вас люблю, за то, что вы делаете. За гласность, за перестройку, за... У меня мама... Мы за вас ещё со Ставрополя болели. Мы со Ставрополья вообще...
— Вот дела! — перебил Борбачёв — Нахожу земляков даже в Штатах. Спасибо, Катюшенька, за добрые слова, спасибо!
— Да, я очень хотела, чтобы вы вошли в президиум, а потом чтобы победили — захлёбывалась Лия. Она сидела рядышком, доверительно клонясь к президентскому уху, а то вдруг, оборачиваясь, бросала тревожные взгляды на дверь, — Знаете, Михал Сергеич, у меня сейчас мало времени, очень мало. Я так хотела ребёнка всегда, а мужа у меня не было и...
— А вот это плохо! Что же это твоё начальство?! Я, знаешь, дам указание, чтобы там... это...
— Михал Сергеич, я от вас хочу ребёнка!
Borbi замер, не зная, что отвечать. Лия заглянула ему в глаза, тихонько коснулась рукой пиджака, попросила:
— Михал Сергеич, я никому не скажу, честное комсомольское.
Предупреждая отказ, она склонила голову на его плечо и ниже — на грудь. Затем взяла его руку, прижалась губами к ладони.
— Катюша, но ты же знаешь — у меня семья.
— Михал Сергеич, я прошу. Пожалуйста — шептала она, водя его рукой по своим бёдрам, — Нам, женщинам, так бывает одиноко.

Бесполезный шумел пылесос, пока Лия, сидя на президентском члене, водила туда-сюда задницей. Это был шум ради шума. В момент самого полного наслаждения щёлкнул два раза ключ в замке — дверь открылась. Борбачёв мгновенно бросил покрывало поверх партнёрши. С влажной пахучей ёлкой на плече в комнату втиснулся Скаталыгин. На нём был такой же тёмный костюм, что и у Даниэля; та же белая пружинка мелькнула возле уха.
— Так, почему без стука?! — возмутился Borbi, — Кто дал санкцию?
Скаталыгин поставил ёлку в центр зала, с показным нахальством запрыгнул в кресло. На журнальном столике лежала одежда любовников. Скаталыгин скомкал и бросил её на диван:
— Оденьтесь.
— Вон, я сказал! — возопил Borbi. — Где мой телохранитель, чёрти дери?! Андрей!
Скаталыгин захохотал:
— Присядьте, Михал Сергеич. Я из ЦРУ!
— Я тебе счас покажу — ЦРУ. И ЦРУ и КГБ!
Borbi подхватил телефон, повернулся к Лии:
— Не волнуйся, Катюш, сейчас решим... Это Борбачёв. Соедините с Бушем!
Скаталыгин равнодушно почесал щёку, произнёс с сарказмом:
— Он тут не причём... товарищ!
Borbi этого не услышал, потому что на проводе уже был Буш:
— Алло! Джордж? Ешё раз, да. Ко мне, представь, только что вбежал какой-то сумасшедший... Прямо сюда. Что? Ничего не потребовал! Ворвался и наглеет, понимаешь. И охрану... Я уж не знаю как у вас здесь с безопасностью, но это чёрт знает что! Надо разобраться, куда же ваши спецслужбы смотрят?! То есть как выслушать?..
— Присядьте, Михаил Сергеич — снова позвал Скаталыгин.
Упорно не признавая в «цэрэушнике» собеседника, Борбачёв зарычал в трубку:
— Я так понимаю, Джордж, ты в курсе происходящего? Что? Знаешь, я думаю, это не пойдёт на пользу нашим отношениям, такие... эти... методы. Как минимум это не профессионально! Да!
И он бросил телефон на пол. На другом конце провода мужская рука нажала кнопку сброса. Назвавшийся Бушем прошёл вдоль короткого коридора и оказался у распахнутой двери, вежливо постучал.
— Михал Сергеич, послушайте — уже лениво позвал Скаталыгин.
— Не знаю, как вы это сделали, но голос похож. Только я хочу сказать, что на таком уровне подобных, так сказать, «захватов» быть не может... и все ваши выдумки по итогу всё равно вскроются. Это уж как пить дать!
— Михал Сергеич, вы сами сядете или мне вас усадить?
В дверь, хотя она и была открыта, постучали во второй раз — на пороге стоял Даниэль. Borbi воспрял:
— Ну наконец-то! Где чёртов Андрей?! Арестуй вот этого и узнай, как он сюда проник?!
Скаталыгин глубоко вздохнул, поднялся с кресла и хлёстко съездил президента по роже.

— Михал Сергеич, вы любите жену? — спрашивал он минутой позже, когда с рассечённой губой Борбачёв спокойно сидел на полу возле дивана.
— Если вы её хоть пальцем тронете, будет коллапс мирового масштаба, я вам, как первое лицо, это обещаю.
Скаталыгин повернулся к напарнику:
— Даниэль, принеси... там... за картиной.
Даниэль вытащил из-за картины маленькое техническое око на проводе, вручил его Скаталыгину, а тот в свою очередь продемонстрировал его Borbi.
— Всё, что происходило здесь, записано на плёнку, и мы можем хоть сегодня пустить эту запись в телеэфиры. Вы жену любите?
Borbi растерялся:
— Знаете, я вам отвечу по-борбачёвски — если вы решили меня запугать, то это глупость и ещё раз глупость. Меня десять раз хоронили, звонили, писали, чтоб я застрелился... Но я вот выдержал и собираюсь еще жить. А если вы нацелены на переговоры, тогда нечего лямку тянуть — давайте искать консенсуса.
Скаталыгин просиял:
— Ну вот, другое дело...
Он встал, с удовольствием потянулся. Насмешливо поглядывая на заложника, он обошёл кресло. Случайно наступил на ногу Даниэлю, а потом вместо извинений чувственно поцеловал его во вздыбленный силиконовый подбородок. Оба они захихикали.
— Михал Сергеич, — продолжил Скаталыгин, — если вы не хотите потерять жену, вам нужно сделать следующее. Сейчас вы подписываете на камеру пакт о распаде СССР. Он остаётся у нас. Затем, возвратившись на Родину, вы собираете своих сторонников и приближённых, самых нерешительных, и объявляете им, что у вас появилась информация о готовящемся перевороте. И предупреждаете их, чтобы в момент икс они единым фронтом встали на защиту поколебавшихся устоев, и сразу выдвигались к вам для планирования дальнейших шагов. Сами же едете отдыхать, — куда-нибудь к чёрту на кулички! — а, когда они прибудут, объявляете всему миру, как, удерживая вас на даче, ваши подчинённые препятствовали восстановлению конституционного порядка.
— Никогда я более идиотского плана в жизни не видел! А кто будет готовить момент икс?.. Вы так и этак хотите выбросить меня из политического процесса.
— Что вас не устраивает?
— Всё не устраивает! Нельзя ломать страну через колено! Перестройка это процесс сложный и трудоёмкий, а вам надо нахрапом! Не пойдёт!
— Хорошо, тогда я сейчас же звоню Роисе Максимовне. Прямо при вас, хотите?
Борбачёв пристально посмотрел в подлые глаза «цэрэушника». Тот был невозмутим. С полминуты молчали. Потом Скаталыгин потянулся к столу и Даниэль подал ему телефонную трубку:
— Резиденция Кэмп-Дэвид. Соедините с Барбарой Буш... Срочно!
Borbi не утерпел. Одним движением он вырвал из рук Скаталыгина аппарат, другим — со всей своей стариковской дурью шарахнул им по вражескому темени. Прежде чем службисты опомнились, Borbi подскочил к окну и бросил аппаратом в стекло, надеясь, по-видимому, разбить и то и другое. С телефоном ему повезло — от удара тот раскололся надвое. Оконное стекло тоже треснуло, но то, что треснуло, оказалось вдруг не стеклом, а чем-то навроде телеэкрана. В те доли секунды, что оставались у Borbi, пока его не настигли ботинки и кулаки заговорщиков, он увидел, как поперек «окна» пробежала широкая чёрная трещина, перекосив помехами улицу.
Потом его долго били: «силиконовый подбородок» как рестлер кинул Борбачёва через себя. Borbi рухнул спиной на журнальный столик и раздавил его. Скаталыгин стащил его на пол и с дикой яростью начал прыгать на грудной клетке. Даниэль в это время, матерясь, пинал по башке. Всё ещё голая Лия, визжала от ужаса и восторга. Скаталыгин выдохся:
— Стой!.. Хватит пока...
Он упал в кресло, натянул чулок Лии себе на голову и, чтобы перекрыть ток крови, подложил под чулок салфетку. Затем он вынул из внутреннего кармана маленький потайной пистолет, приставил дуло к выразительному родимому пятну на лбу Борбачёва.
— Не надо... — застонал Borbi. Он был в полуобморочном состоянии.
— Или ты, гнида лысая, — угрожал Скаталыгин — сейчас же подписываешь договор или я за себя не отвечаю! Считаю до трёх!.. Р-раз!
— Мальчики, успокойтесь! — вмешалась Лия. — Куда мы спешим? Так действительно можно устроить что-нибудь... непоправимое.
Она выбралась из покрывал, задёрнула шторы. Рука её нырнула в пенал уборочной тележки и вызволила оттуда упакованный в яркую цветную фольгу свёрток.
— Давайте просто расслабимся!
— Что у тебя? — спросил Скаталыгин, опустив пистолет.
— Тут мой вам подарочек.
Сказав это, она бросила свёрток Скаталыгину. Тот обвёл всю компанию взглядом и скоро извлёк на свет несколько липких комочков и записку. Скаталыгин зачитал её вслух:
— Любимые мои мужья! Будьте всегда такими же ахуенными и ебите меня почаще. Я решила подарить нам всем гормональную жвачку со вкусом сострадания...
— Жвачка? — удивился Даниэль. Дебильная улыбка родилась на его лице.
Лия кивнула и тоже заулыбалась. Даниэль подхватил её на руки и, шлёпая по жопе, понёс вокруг ёлки.
— ...со вкусом доброты и смирения. Поздравляю с Новым годом и Рождеством!
Скаталыгин бросил записку и положил в рот один из шариков, покрупнее. То же самое сделали Лия и Даниэль.