Мы с Ритой читаем сетевую прозу про попаданцев

Я — Василиса, из Москвы...

Екатерина Филиппова «За тридевять земель»

 

  Судьба постоянно шепчет мне: Ипикаэй , мазафака! И гоняет как жука по сковородке. Но я не сдаюсь – стойкий оловянный солдатик среди бурного моря повседневности. Рыцарь в парусиновых брюках с недельной щетиной, в мятой рубашке навыпуск, с воспаленными глазами мученика.

Я смело смотрю в лицо старухе. Спокойно, как Ней под ружьями австрийцев. Даже сейчас, когда любой из вас с воплями убежал бы. В панике забрался под стол, притворился мертвым. Не смотря ни на что, я спокойно жду расстрела.

 Все потому, что благоверная Толстяка месяц назад увлеклась кундалини-йогой. День в день тридцать первого числа прошлого месяца Рита зажала туристический коврик под мышкой и вошла в двери, из которых доносились удары гонга и песнопения.

И вот, мы отмечаем эту дату. Потому что ничего более знаменательного не нашлось: до Дня Благодарения далеко, а дни рождения еще дальше. Отмечаем основательно и жестоко. На то количество рубона, которое женушка Сдобного мечет на стол, невозможно смотреть без содрогания и внутренних вибраций.

– Сегодня ужин в индийском стиле, небольшие закуски, Макс, – мурчит она. – Чатни, бирами, коровье барбекю. Любишь коровье барбекю?

Я с сомнением рассматриваю на готовый упасть на колени стол. Чатни, бирами и три кило крепкого белого.  Тут  от ожирения умер Рональд Макдональд, а Фушон сошел с ума.

– Говяжье? – предполагаю я  и кошусь на двадцать фунтов вырезки с аппетитным дымком. Заготовку будущего панкреатита. Муженек вновь обращенной в йогу жарит под окном вторую партию. Жарит  бескомпромиссно,  как Сатана грешников, снизу доносятся ругань, треск раздираемого дерева и ветры, которые он испускает в беспощадной борьбе за хавку.

– Дурачок, – Рита щекочет меня усами за ушком, – это же Индия! У них там коровы! 

В Индии коровы, киваю я, и чтобы не мешать приготовлениям устраиваюсь в покрытом жирными пятнами кресле в углу. Есть еще полчаса до приезда Рубинштейнов, и я могу спокойно почитать.

Итак, сегодня в меню Елена Филиппова.  И с первых слов я впадаю в неистребимую классику жанра циклотимических уточнений уточнений и дополнений дополнений. Прыгнул, перевернулся, засопел, кашлянул. На фоне обязательных двойных прилагательных. Канонически – все прилагательные должны быть двойными, а действия идут подряд. Не соблюдающий эти законы – еретик и гезихаст.

За панорамным, во всю стену, окном робкое весеннее солнце пробивалось через неприятного вида облака, а перед самым стеклом метались редкие снежинки. Из-за сумрака башни Москва-сити казались выцветшими и грязноватыми. Худой высокий мужчина в мешковато висящем дорогом костюме задумчиво вглядывался в жалкие снежные вихри, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок. Вздрогнув от стука в дверь, он потерял равновесие и чуть не ударился лбом о стекло, со свистом втянул воздух, наклонился и начал растирать колено.(С)

Представив, что меня ждет дальше, я был удивлен. И удивлен приятно. Ведь далее следовал довольно неплохой диалог хозяина с охранником. Чистый, живой, без всяких посторонних примесей. Почти Ремарковская беседа двух настоящих людей. Из которой выпирали характеры, тонкими, почти незаметными мазками – судьбы.

Эта часть текста выглядела чужеродной, почти идеальной стилистически. Забегая немного вперед, скажу, что на фоне остального мне показалось, что именно этот кусок писал другой человек.

Приободренный, я поднял паруса и вышел в открытое море. И тут же волна перелилась через борт и окатила меня с ног до головы. Да, да – не удивляйтесь, малыши, тексты я чувствую. Ощущаю кожей.

С самого начала первой главы и далее, автор перешел в крутое пике, и далее сплошной полет над волнами. Отметившись на всех граблях, на которые можно наступить:

Повторения повторения, уточнения уточнения, прилагательная ересь, алогичные корчи и сюськи масюськи, обильно раскиданы по тексту.  Иногда даже щедрее, чем в моих собственных лохматых сюитах:

но на асфальте вдруг стали появляться одинокие мокрые отметины.(С)

и через пару абзацев:

об асфальт начали с шумом разбиваться редкие огромные капли.(С)

Прилагательная ересь:

В ней стояли: традиционный жираф, симпатичная египетская кошка, какой-то страшноватый идол и аляповатый индийский слон. И ещё худосочная девица, которая, сплющившись между двух витринных стёкол, пыталась извернуться и приклеить рекламные объявления, тонкую пачку которых она держала в зубах.(С)

С традиционным пластиковыми действиями,

Не сговариваясь, обе пары бросились к входной двери и ввалились внутрь, чтобы тут же попасть в цепкие лапки заоконной девицы.(С)

Которые перемежались с совершенно невероятной Ариной, поддерживающей беседу как умная колонка  от Сбербанка :

— Добрый день, меня зовут Арина. Добро пожаловать в турагентство «Сказка-тур». Какое предложение вас заинтересовало? Вы удачно зашли, сегодня особенно много горящих туров. Присаживайтесь. Чай, кофе? Погода сегодня не радостная, а разговор о тёплых странах обычно настроение поднимает, не правда ли?(С)

Автор совсем не чувствует языка и лепит прилагательные как попало:

Содержательный разговор прервала Арина (С)

При том, что разговор пуст, как сума нищего.

На этом моменте я прерываюсь, потому что прибыли Рубинштейны. Моисей кутается в неизменный шарф и жалуется на холод, несмотря на то, что в комнате душно. Он кивает мне и громко сморкается.

–Тише! – шикает Рита, – Макс пишет на родину, в Мондавию.

– В Кабул? – уточняет ее муженек,  появившись с миской горячего, – там сейчас такой замес, дарлинг! Письмо вряд ли дойдет.

Я пожимаю плечами, оставляя ему его заблуждения. Жить с ними легче, чем с печалью знания.  И все же откладываю телефон в сторону, нужно поучаствовать хотя бы в официальной части. Мы рассаживаемся за столом.  Его величество берет слово, наполняя самый большой из разномастных бокалов.

– За тебя, мой поросеночек! – торжественно объявляет он, закидывает порцию в хлеборезку, а затем оглушительно икает.

– Все оттого, что ты сегодня не чистил чакры! – беспокоится Рита.

– Да как не чистил? – оправдывается Толстый, джин льется у него из ноздрей,– утром и еще раз на работе. Меня так прижало, еле добежал. Мне кажется – это от специй, которые ты теперь добавляешь везде.

– Саватхитхарма с тобой, – не соглашается его благоверная и делает несколько таинственных пассов над столом.

– Я чувствую как прана разливается по комнате, – уверенно говорит она.

– Это не я, – тут же сообщает ее муженек.

В их спор включаются Рубинштейны, я выпиваю за здоровье Риты и опять лезу в телефон.  Краем уха слушая, как Руфь рассказывает о своей приятельнице, которая питается исключительно подсолнечным маслом. Обычные разговоры, в которых я не участвую.

Строки бегут перед глазами.  Вот очередные сяски масяськи вложенные в разговорную речь современной девушки лет двадцати двух, о котенке, в пасть которому она пыталась натолкать колбасы:

Василиса начала оправдываться:

— Ну, я думала, что у него мама пропала. И я его спасу, выращу, и он станет большой-большой, и будет мне другом и защитником. И я даже смогу на нём верхом ездить...

— И всё это за один день?

— В смысле?

— Ну, у тебя ведь однодневный тур, завтра — домой. Приволокла ты кошатинку в столицу, и дальше — что?

Василиса смутилась:

— Да я как-то не сообразила. Ну, в книгах пишут...

— Понятно, фэнтези читаем. (С)

 

Ни логики, ни жизни. Пустота. Попытка автора пошутить про заморского мастера Рибока, вызвавшая у меня кислое недоумение. Хотя через пару фраз со всем этим соседствует стилистическая находка про переговорное устройство:

— Ты заканчивай говорушку терзать, а то она и в городе работать не станет. (С)

Совершенно органичная фраза! Но это капля в море. Очень маленькое, но красивое вкрапление. Как танзанит в тоннах пустой породы.

Сюжет отторгается от скелета идеи, идет складками из-за неумелого словоупотребления и вокабуляра персонажей. Сказочный язык никак не хочет сосуществовать с авторской речью, слова мигрируют из одного в другое, создавая общее впечатление неопрятности. Отбивая любое желание поверить в происходящее и представить картинку.

— И как этим предтечей смартфонов Эппл пользоваться?(С)

Предтеча – предок, папаша,  родитель, дед. Автор! Вот варианты на выбор. Не разговаривают так люди сейчас. 

Забытый всеми я наливаю себе джина. И делаю окончательный вывод: текст слабый, не идущий ни в какое сравнение с монументальным творением Геннадия Сокольцева и Эдуарда Успенского «Ивашка из Дворца пионеров», в котором, безо всякого сомнения, черпают вдохновение  все пишущие в жанре попаданцев авторы. И это меня расстраивает .

 – Я зажгла ароматические палочки, Макс! Чувствуешь просветление?  –  опьяневшая женушка Сдобного гладит меня по предплечью.

– Конечно, Рита! – заверяю я. Моя печаль светла.