ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ

Из цикла Девичья неволя.

Дождь, льющий на выпавший снег — это омерзительно.
Питерская весна девяностого погодой не балует.
Но Восьмое марта обещает быть весёлым.
Наверное, только это и утешает на суточном торчании в СИЗО.

Женская тюрьма Лебедевка готовится к встрече волонтёров.
В качестве встречающего от администрации отрядили меня как самого молодого (сам видишь, нет свободных воспитателей, у Калинчука жена в положении, других мужиков нема, не женщин же в праздник ставить на дежурство; всё, лейтенант, кругом, шагом марш, выполнять).

Волонтёры прибудут с очередной букетно-конфетной миссией — поздравить малолеток, коих мне вверено на перевоспитание в количестве девяноста душ. О, это очень живые души, даже чересчур живые.
Малолетковых камер всего десять. Но проблем с их обитательницами хватает на всю тюрьму.

Контингент беспокойный. Избыток гормонов. В хатах постоянно зреют «поганки». Вся эта пубертатная масса бурлит, матерится, скандалит, дерётся, украдкой курит, портачится и бражничает.
Сравнительно небольшой СИЗО лихорадит в основном из-за малолетковых разборок. Во взрослых камерах куда спокойнее.
И администрация, и взрослые зэчки единодушно окрестили маленьких узниц «мартышками».

Чтобы пресекать нарушения, приходится мутить хитрые схемы, постоянно тасовать контингент, перекидывая дебоширок из одной хаты в другую. В наиболее конфликтные камеры следить за порядком сажают «мамок» — взрослых зэчек из положительно характеризующихся. Мамок трое — Надя Дементьева, Саида Комракова и Татьяна Носова. Первая за групповое госхищение в особо крупном, вторая за мошенничество, третья за растрату.

Утончённая как статуэтка Дементьева самая умная и обаятельная, умудряется ладить и с администрацией, и с маленькими уголовницами.
Похожую на испуганную тётку с базара Саиду (неожиданно русую и белокожую) подопечные ни во что не ставят, неоднократно выламывали вон — за трусливый характер, хитрожопость и двуличие. Нет на малолетке камеры, где бы она не жила. «Посадили кобылу беспонтовую малолетковую пайку трескать» — самый нейтральный отзыв о Саиде от юных рецидивисток из судимой хаты.
Прямолинейная завмаг (бывшая, разумеется) Носова спуску воспитанницам не даёт, бесцеремонно называя подопечных звучным словом «писдодУйки»*. На телесно развитую мамашу троих дочерей никто из мартышек дёрнуться не смеет. Грузная и агрессивная Носова держит всех в кулаке, подавляя любой внутрикамерный бунт в зачатке. Сказывается большой опыт семейной жизни и работы в советской торговле.

К празднованию Женского дня и встрече волонтёров с подарками контингент вроде как готов. Срач в камерах убран. Бражку (полиэтиленовый пакет с хлебно-водно-сахарной байдой, привязанный к батарее) из камеры судимых изъяли при шмоне. Две окосевшие от браги товарки из этой же хаты, подравшиеся накануне, с расцарапанными мордами упрятаны в санчасть.

Покамерный обход с проверкой формы одежды завершён. Форма это нечто. Казённые одинаковые платья в сине-белый ромбик. Ещё обязательные предметы зимней одежды — чёрные траурные платки, каторжанские фуфайки, кирзачи, и сиротские голубые панталоны. Носить такие панталоны уважающей себя арестантке на малолетке западло, и большинство предпочитают вольные трусы. Но это нарушение, за это лишают похода в телевизионку.

Список запретов для арестанток весьма широк, и о недопустимости нарушений режимники ежедневно бубнят по внутреннему радио.

Однако, в Женский день указание руководства — режимный прессинг ослабить, терпеть, конфликты гасить тактично. БОрзых в карцер не прятать, там нынче пусто. Хозяин накануне праздника всех нарушительниц амнистировал своей властью. Поэтому мне заранее известно, кто из «амнистированных» будет чудить при проходе волонтёров по камерам.

Ну вот, например, Рекемчук. Тупая хамоватая дылда в наколках, сидит за разбой. Дистанции совершенно не знает, и разговаривает исключительно матом, присовокупляя слово «дай». Пара лещей от Носовой и пятнадцать суток карцера эту подругу вроде как впечатлили, но ненадолго.

Противоположность предыдущей — обаятельная метиска-наркоша Люда Чумбуридзе, она же Чума. Гиперактивная, разбитная и отвязная. В свои семнадцать уже родила дочь от взрослого мужика. Несмотря на маленький рост и приятную внешность, на камерной карточке диагональная красная полоса оперативного учёта — склонна к дезорганизации. Внутри Чумы сидит бес. В какую камеру ни посади — всюду мутит напряги и массовки (групповые нарушения). При этом, с администрацией по-лукавому льстива.

Ещё одна досрочно поднятая из карцера — Вика Соколова, сидит за тяжкие телесные. Мерзкая психопатка. С садистским упорством гнобит всех новеньких, кто послабее. Не одну девчонку выломила из хаты. Внешне даже не подумаешь — Дюймовочка дюймовочкой. Глаза небесно-голубые.

Камера «каторжанок» — ранее судимые. Те, кто уже отбыл в малолетковом лагере, и до совершеннолетия залетел вновь. Отпетые. Но в отличие от первоходок, знают где лизнуть, где гавкнуть. По ночам курят, понтуются, бражничают, но открыто не нарушают никогда. Оно и правильно, сроки большие, силы берегут. Самая яркая — Марта Карлова (она же Фигуристка). Соучастница гангстерского нападения, сопряжённого с убийством двух инкассаторов. Разрядница по фигурному катанию. Ну что тут скажешь — свою произвольную программу на десять лет откатала. Пребывает в мрачном настроении: горячо любимый с воли прислал весточку, что ждать не будет. Сорвавшись, нахамила режимнику(что для убийцы редкость), схлопотала карцер, откуда с остальными нарушительницами гуманно освобождена накануне праздника. Ох, не нравится мне Марта в её нынешнем состоянии, жди беды...

Убийцы вообще отдельная тема. Их почти половина, раньше столько не было. А с прошлого года пошли косяком эти новые дети «рыночной экономики». Что интересно, у большинства убийц ангельские лица. Вот как обманчива внешность. 

Однако, не всё так мрачно. Показательная «тургеневская» камера — у Нади Дементьевой. Педагогический талант главбуха-расхитительницы налицо. Все воспитанницы опрятные, ни мата, ни распальцовок, ни ругачек. Воровки, наркоши, хулиганки и даже убийцы — все вновь прибывшие попадают под Надино обаяние, в камере спокойная человеческая обстановка. Толковая мамка знает чем занять подопечных, кроме чтения вслух. Девчонкам днём разрешают вязальные спицы — все тумбочки в кружевных салфетках. Связали свитера для малышни из соседнего детдома. Не чета судимым блатотуйкам из камеры напротив...

Я, как положено, с утра на рабочем месте. Поскольку камера Дементьевой первая по ходу, через форточку камерной двери шепчусь с Надеждой (всё будет норм, Сергейвикторыч, не боись).

Ну вот, наконец, на отделении появляется долгожданная волонтёрская миссия: уже знакомый мне по предыдущему новогоднему визиту благообразный дядька лет сорока, в строгом сером пальто, похожий на Айболита в очках. Уголовницы Айболитом и прозвали. Настоящее имя вроде Вадим. С ним четверо — три блеклых училкообразных дамы, которых тоже видел ранее, и одна новенькая — молодая, в белом платье, неожиданно яркая(интересно будет посмотреть, как такую фифу примут малолетки). Несколько зэчек из хозотряда следом уныло волокут по полу коробки и мешки с подарками. Вся эта процессия прибыла в сопровождении проверяющей дамы-майора из управления.

Ну, как говорится, с Богом, Сергейвикторыч...

_________________________________________
*писдодУйка — никчемная девушка( уголовный жаргон женской малолетки).

Продолжение следует