Бар (окончание)
6.
У стойки сидела Валентина. Она увидела Гену-большого и улыбнулась.
— Почему не танцуешь? — спросил Гена-большой.
— Никто не приглашает, — сказала она весело. — Это из-за роста. Всегда вокруг расступаются, будто я и вправду такая огромная.
— А твой парень? Я думал, ты с парнем.
— Нет, мы вместе работаем. Заканчиваем и иногда заходим куда-нибудь посидеть. Мы работаем на ипподроме.
— Тебя чем угостить?
— Ой, не знаю. А вы что пьете?
— Я только кофе.
— Тогда и я кофе.
Гена-большой стал готовить кофе.
— Что у тебя за работа? — спросил Гена-большой. — Первый раз встречаю человека, который работает на ипподроме.
— Мы выезжаем лошадей. У меня отец тоже там работает.
— А мать?
Валентина замешкалась, желая что-то сказать, а потом махнула рукой и сказала:
— Ой, долгая история.
— Понятно, не объясняй, — сказал Гена-большой и спросил: — Тебе с сахаром?
— Одну ложечку.
Он всыпал в кофе сахар и поставил чашку перед Валентиной.
— Ты давно там работаешь?
— Да года три уже. Я сразу после школы на ипподром пошла.
— Обычно лошадей боятся, — сказал Гена-большой, чтобы что-то сказать.
— Я сначала тоже боялась. Я их и не видела никогда толком. В школе на каникулах была в деревне, там видела, но те лошади совсем не такие. Я не о породе говорю, они по характеру другие — смирные. А эти норовистые, иногда злые прям, вот и боялась.
— А потом?
— А потом все переменилось. Это они только с виду непокорные, а когда их в конюшне видишь, как они стоят, жуют, или друг дружку обнюхивают, или чистишь их, или кормишь, то они как те, деревенские. По-моему, главное дать им понять, что у тебя терпения больше или хотя бы столько же, сколько у них.
— А где же банальный рассказ о всепокоряющей ласке? — улыбнувшись, спросил Гена-большой.
— Впереди, — рассмеявшись, сказала Валентина. — Вы-то сами на лошади когда-нибудь ездили?
— Нет, не приходилось.
— А вы приходите на ипподром, вечерком часиков в пять завтра или еще когда-нибудь. Мы каждый день работаем без выходных. В пять я всегда там. Я вас с Алисой познакомлю, моей кобылой. Придете?
— Не знаю, — улыбаясь, сказал Гена-большой. — Я подумаю, а потом мы с тобой договоримся. Ты ведь еще здесь появишься?
— А вы с детьми приходите. У вас есть дети?
Гена-большой, смутившись, кивнул. В баре еще ни одна девушка не спрашивала его о детях. Чтобы скрыть смущение он хлебнул кофе.
— Горячий, — обжегшись, сказал он.
— Что? — не расслышала Валентина.
Гена-большой отрицательно махнул головой и спросил:
— Наверное, обидно, когда никто не приглашает танцевать?
— Нисколечко, — сказала Валентина. — Я и одна могу. Мне нравится танцевать, когда на меня смотрят. Я хорошо танцую и не стесняюсь. Хотите, я когда в следующий раз приду, станцую, а вы посмотрите?
— А сегодня?
— Нет. Я надену другое платье, чтоб было красиво, ладно?
— Ладно, — кивнул Гена-большой.
— Вы почему все время улыбаетесь? — спросила Валентина. — Я смешная?
— Нет, — сказал Гена-большой. — Просто ты мне нравишься.
7.
К полуночи Гена-маленький выглядел почти трезвым, лишь припухшие веки и усталый вид говорили о том, как он себя на самом деле чувствует. Ваня, прикончив бутылку, задремал на диване с потухшей сигаретой во рту.
Гена-маленький через служебный вход вышел на улицу, чтобы взглянуть на машину. Когда он подходил к ней, стекло со стороны водителя опустилось, и из окна высунулся Олег.
— Собрался уезжать? — спросил он.
Гена-маленький отрицательно мотнул головой, а потом уселся на капот и через лобовое стекло заглянул в салон. Любка спала, положив голову Олегу на плечо.
— Я смотрю, здорово вы тут веселитесь, — сказал Гена-маленький. Олег ничего не ответил. — Пошли лучше выпьем.
— Нет, я посижу, — сказал Олег.
— Ну-ну...
Гена-маленький спрыгнул с капота и пошел в бар. Войдя в каптерку, он подошел к спящему Ване и вытащил у него изо рта сигарету. Ваня мотнул головой, но не проснулся. Гена-маленький сбросил с кресла Ванины ноги и уселся сам. Ваня приоткрыл глаза и хрипло спросил:
— Че надо-то?
— Выпить не желаешь?
— Туда пойдем? — спросил Ваня, усаживаясь, и потянулся к столу за сигаретами.
— Нет, здесь, — сказал Гена-маленький. — Ты давай, сходи за пузырем, а то мне не охота с Генкой разговаривать.
— Мне, думаешь, охота, — сказал Ваня, вставая. — Мужик он свой, а разговаривать лишний раз с ним никто не хочет.
Ваня вернулся минут через десять, неся бутылку коньяка, два лимона и портативный магнитофон.
— Ну как он? — спросил Гена-маленький, распечатав бутылку и разливая коньяк по стаканам.
— Все нормально, — посасывая надкушенный лимон, ответил Ваня. — У него, видишь ли, хорошее настроение.
— Это он тебе сам так сказал?
— Станет он мне докладываться. Это и так видать. Магнитофон вот дал.
Ваня включил музыку, подрегулировал громкость и поставил магнитофон на стол рядом с бутылкой. Гена-маленький очистил лимон, после чего они с Ваней выпили. Сразу налили повторно, чуть посидели, слушая музыку, и выпили снова.
— Как-то там наш Олежек с этой сучкой, — сказал Ваня, откинувшись на спинку дивана.
— Я их попроведовал, пока ты спал, — хихикнул Гена-маленький. — Любка спит, а он держится за нее, как за хрустальную рюмочку. А я, было, подумал, что машине конец.
Они повеселились на этот счет, а потом Гена-маленький сказал:
— По-моему, он так и останется единственным, с кем Любка не трахалась.
— Это точно, — согласился Ваня.
Они продолжали разговаривать и пить. Гена-маленький снова захмелел.
— Совсем забыл, — спохватился Ваня. — Там в баре новая девочка. Само как ты заказывал, восторг и прочее. Короче, ложись и помирай. Одни губки чего стоят, не говоря об остальном. Вот только размер не твой. Она выше тебя раза в четыре, как минимум.
— С кем она?
— А я откуда знаю. С Генкой разговоры разговаривают под кофеек, прямо дочка с папой. Мне сдается, потому он и добрый.
— Я пошел туда.
— Может, допьем, а?
Гена-маленький, пошатываясь, встал. Ваня поднялся следом, взял со стола бутылку и сказал:
— Ты это, если надо будет — зови. Подсадить там или еще чего...
— Пошел ты.
8.
Любка проснулась и приводила себя в порядок. Олег курил, откинувшись на спинку сиденья.
— Тебе, наверное, скучно со мной? — спросила Любка. Она говорила, держа в зубах заколку для волос.
— Не скучней, чем с другими, — ответил Олег.
— Ты не такой, как все и мне кажется, что тебе с нами скучно, — снова сказала Любка.
— Бывает и весело.
— Я не про это, — она вынула заколку изо рта и подобрала ею волосы. — Ты все делаешь как все и, все равно, как-то не так. Ты делаешь, потому что так надо, а не потому, что ты так хочешь. Это из-за того, что ты другой. И у тебя среди нас нет друзей.
— А Гена-большой?
— Вы просто с ним ладите, вот и все.
— Этого достаточно, — сказал Олег.
— Тебе же не нравится то, чем ты занимаешься, чем все тут занимаются. Ты просто приспосабливаешься к такой жизни, но она тебе не по душе.
Олег усмехнулся и сказал:
— Все приспосабливаются. Ты тоже приспосабливаешься.
— Нет, — Любка покачала головой. — Я не приспосабливаюсь. Я когда-то сломалась и теперь не могу даже приспосабливаться. Просто, жизнь делает со мной все, что захочет.
Любка закурила, и они посидели молча, каждый думая о своем.
— Пойдем, нам пора, — сказал он.
Любка не шелохнулась.
— Юбку я завтра принесу, но будем считать, что это подарок ко дню рождения.
— Если ты хочешь, я могу с тобой переспать, — сказала Любка.
— Нет, не хочу.
— Это не потому, что тебе противно? — спросила Любка.
— Нет, — солгал он.
9.
— Ну, и как она? — спросил Гена-маленький, усаживаясь напротив Гены-большого.
— Кто?
— Твоя новая знакомая.
Ваня стоял позади Гены-маленького и когда Гена-большой взглянул на него, он покрутил пальцем у виска и, махнув рукой, ушел в зал для танцев.
— Ты бы лучше ее не трогал, — сказал Гена-большой.
— Приберегаешь для себя?
— Она не из тех, кто станет заниматься этим со мной.
— Может со мной станет.
— И с тобой не станет.
— Это когда же ты так хорошо ее узнал?
— Не надо бы тебе ее трогать, — сказал Гена-большой. — Она не шлюха.
— Мне надоели шлюхи. Мне все надоело. Мне даже жена надоела, потому что она самая что ни на есть шлюха.
— Эта не шлюха, — сказал Гена-большой.
Гена-маленький лишь усмехнулся, а потом спросил:
— А моя жена, значит, шлюха? Ты, значит, с этим согласен, да?
— Причем тут твоя жена?
— Конечно, она всю жизнь ни при чем! — перегнулся через стойку Гена-маленький. — С тех самых пор, как я с ней в школе учился и по сей день.
— Слушай, мне не до твоих семейных проблем.
— Да-а? — сделал удивленное лицо Гена-маленький. — А я думал, ты уже проникся моими семейными проблемами. Неужели она тебе не поведала о своем счастливом первом браке? А потом, как вышла за меня замуж, потому что куда ж ей было деваться с ребенком? Нет, в самом деле? Неужели ты не знаешь, что я с ней живу из чувства мести? Мщу я ей, понял ты? За то, что когда-то она дала мне от ворот поворот.
— Угомонись ты, — сказал Гена-большой. — Зачем бы она стала мне об этом говорить.
— А о чем же вы, интересно, говорили, когда твоя уезжала в отпуск, а я работал здесь, в баре? О чем-то вы говорили, не так ли? А ты ей, случайно, не говорил, что она шлюха? А своей ты потом не рассказывал, что ее подружка всего-навсего порядочная сука, а? Хочешь, я расскажу ей? Может ее заинтересует, чем занимался тут ее муженек с ее подружкой, пока она возила детишек позагорать к морю?
— Ты говоришь ерунду, — сказал Гена-большой.
— Это ты потом своей жене объяснишь, — сказал Гена-маленький, выпрямившись. — И моя к тебе просьба, не мешай мне, ладно? А теперь, я бы взял для представительства бутылочку ликера. В долг.
Гена-большой подал бутылку ликера и пустой бокал.
— Раз уж тебе все равно, ты не станешь трепаться моей жене? — спросил он, напустив на себя спокойный вид.
— Не стану! Ну, разве, когда я с ней буду спать, — сказал Гена-маленький и, прихватив ликер, направился в зал.
В баре Гену-маленького узнавали и звали за свои столики. Он отыскал Ваню и тот указал ему на столик, где сидели Валентина и ее знакомые. Гена-маленький подошел и поздоровался.
— Можно мне к вам подсесть? — спросил он.
— Присаживайся, — сказал один из парней. — Мы как раз собираемся уходить.
— Я здесь работаю, — сказал Гена-маленький, раскупоривая бутылку. — Меня прозвали Гена-маленький.
— Гена-большой нам об этом рассказывал, — сказала Валентина.
— Он мой друг, — сказал Гена-маленький.
Потом он со всеми познакомился и предложил выпить. Он сходил к стойке за чистыми стаканами и разлил ликер. Ваня тоже к ним присоединился, усевшись на стул верхом. Они заговорили о напитках, обсуждая их качество и вкус.
— А мне однажды пришлось пить водку, которая весь день пролежала в машине в бардачке при тридцатиградусной жаре, — сказал Ваня. — У нас не было даже стакана или еще чего, куда бы ее налить и мы пили из горлышка.
— Представляю, — смеясь, сказал один из парней.
— Но самое смешное, что закуски тоже никакой не было. Я отыскал в кармане жевательную резинку, но меня так мутило, что я не смог ее даже развернуть и съел вместе с оберткой.
К столику подошли Олег с Любкой. Олег протянул Гене-маленькому ключи от машины.
— Закрыл? — спросил Гена-маленький.
— Да.
— Поди, измазали там все? — смеясь, спросил Гена-маленький.
— Там не измажешь, — зло сказала Любка. — Там только измажешься.
Они ушли.
— Ох, Олег, Олег, — вздохнул Гена-маленький и они с Ваней рассмеялись. — Это наши друзья, — сказал Гена-маленький. — У нас тут целая компания. Мы вместе проводим время. Вы тоже можете к нам присоединиться.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал парень. — Сегодня нам действительно пора.
— Ты тоже уходишь? — спросил Гена-маленький Валентину.
— Пожалуй, — сказала она.
— Гена-большой так тобой восхищался, что мне захотелось с тобой познакомиться, — сказал Гена-маленький. — Он знает толк в красивых девушках.
— У него жена красавица, — вставил Ваня.
— Да, — подтвердил Гена-маленький. — И он ее любит больше всех на свете.
— А ты женат? — спросила Валентина.
— Нет, — соврал Гена-маленький. — Мне красавицы попадаются редко, но и те от меня сбегают, вот как ты сейчас.
— Я не сбегаю, — сказала Валентина. — Просто, уже пора идти, но я сюда еще приду.
— Здесь хорошее место, — сказал Ваня.
— Может, посидим еще? — спросил Гена-маленький. — Я тебя потом отвезу на машине. Я же редко здесь бываю как посетитель и когда еще с тобой поговорю. Ты будешь первая, кто не сбежал.
— Ну, хорошо, — согласилась Валентина. — Только недолго, а то дома будут волноваться.
— Я тебя отвезу, — сказал Гена-маленький. — Не беспокойся на этот счет.
Друзья Валентины попрощались и ушли. Был первый час ночи и публики заметно поубавилось. Уже никто не танцевал и музыка звучала приглушенно, чтобы не мешать разговорам. Ваня принес свечу с другого стола и поставил в пепельницу, предварительно накапав воска. Валентине понравился ликер и, когда они допили остатки, Гена-маленький принес еще бутылку и коробку конфет. К столику подходил Гена-большой, ненадолго присел, но ничего не пил, и немного погодя ушел, прихватив с собой пустые бокалы. Валентина слегка захмелела и ей было хорошо. Ваня сидел верхом на стуле, положив руки на спинку и уперев в них подбородок, а Гена-маленький рассказывал о своей школьной любви.
— Я в классе был меньше всех, — говорил он. — А она уже дружила с парнями постарше. Втрескался я в нее основательно, сам себе места не находил. Из-за чего я мучился, так это из-за роста. Когда ты ростом чуток выше, чем школьная парта, то не жди, чтобы красивая девчонка на тебя посмотрела. Им другие нравятся. И вот, как-то собрались мы у одного соклассника на день рождения, или на праздник на какой, — стол, выпивка, музыка, все как полагается — и уже под конец сидели в комнате, в сумерках, под гитару пели, разговаривали и у всех, как это иногда бывает, настроение стало такое грустное и хорошее, что все люди как братья кажутся. А я сижу и на нее смотрю, как она поет, или слушает, или волосы поправляет, а у самого такое внутри делается, хоть караул кричи, так все сдавило. И тут кто-то предложил, давайте, говорит, скажем друг другу, кто кому нравится. Это, наверное, вино на нас так подействовало. И все стали один за другим говорить, и она еще двум нравилась, а когда очередь до меня дошла, у меня внутри все похолодело, и ноги сделались как ватные, и во рту пересохло, что мне даже кашлянуть пришлось, словно я петь там собрался. Я-то всегда знал, на кого похож, так что о чувствах своих никогда не заговаривал, а тут чую, что все как родные вроде, что поймут и оценят, ну и забыл, что ростом я с ту урну, что перед школой стоит. Короче, встаю я, значит, а она у окна к подоконнику прислонившись стоит, подхожу к ней и говорю — я тебя люблю, и тихо так стало, что мне показалось, я слышу, как струны на гитаре натянуты. А потом они захохотали. Они смеялись и кое-кто даже по полу ползал. Долго смеялись, и она с ними смеялась, и мне казалось, что это никогда не кончится. Да, оно и не кончилось. По сей день...
— А что потом с той девочкой стало? — спросила Валентина.
— Не знаю, — снова соврал Гена-маленький.
— Надо мной в школе тоже смеялись, — сказала Валентина. — Жердью дразнили, каланчой. Это всегда так.
— Сейчас рост — это уже не так важно, — сказал Гена-маленький.
— Для меня все еще важно, — сказала Валентина.
— Да, пожалуй, что все-таки важно, — согласился Гена-маленький. — Вот тебя встретил и опять важно.
Валентина улыбнулась ему и сказала:
— Я думаю, что когда-нибудь случится что-то такое, от чего это уже не будет важно.
— Я тоже так думаю, — сказал Гена-маленький.
10.
Бар опустел. Остались только они трое и Гена-большой. Они встали, чтобы уехать.
— Мы выйдем через служебную дверь, — сказал Гена-маленький. — Машина там.
Валентина пошла вперед, а Гена-маленький собрал со стола посуду и пошел следом.
— Слушай, с тобой правда приключилась эта история с девчонкой? — спросил его Ваня, пока они шли.
— Нет, — сказал Гена-маленький. — Я прочитал это в какой-то книге.
— Забавная история, — сказал Ваня. — Я прямо вижу, как они хохотали и ползали. Я бы тоже ползал. Тут любой поползет, если представить тебя и ее, — он кивнул на Валентину.
— Заткнись, — сказал Гена-маленький.
Валентина остановилась у стойки, чтобы попрощаться с Геной-большим.
— Это, наверное, здорово, когда друзья работают вместе, — сказала она.
— Да, здорово, — сказал Гена-большой.
— Тебя подвезти? — спросил Гена-маленький.
— Нет, — ответил Гена-большой. — Мне надо убрать посуду. Ни к чему вам меня ждать.
— Ты где живешь? — спросил Гена-маленький у Валентины, когда они уселись в машину и мотор уже работал.
— У центрального телеграфа.
— Не возражаешь, если сначала отвезем Ваню — это по пути?
— Не возражаю.
Они ехали по освещенным пустынным улицам. Валентина сидела рядом с Геной-маленьким, а Ваня сидел сзади. Они переехали по мосту через реку и поехали по набережной. Светофоры мигали желтым светом.
— Мне нравится город ночью, — сказала Валентина.
— Да, ночью хорошо, — сказал Гена-маленький. — Днем слишком много машин и шумно.
Потом они свернули с набережной и проехали мимо церкви, подсвеченной снизу прожекторами. Золотые купола сверкали в черном небе. Навстречу попался пьяный, идущий посреди дороги, и Гена-маленький его осторожно объехал. Пьяный даже не поднял головы.
— Крепко парень погулял, — заметил Ваня.
— Можно подумать, ты таким не бываешь, — сказал Гена-маленький.
— Бываю, но редко, — отозвался Ваня. — Уж очень много приходится выпивать, чтобы мне как следует захорошело.
— Это приятно, быть пьяным? — спросила Валентина.
— Не очень, — ответил Гена-маленький. — Но иногда без этого не обойтись. Тебе никогда не хотелось напиться?
— Он может это тебе устроить, — вставил Ваня.
— Нет, не хотелось, — сказала Валентина.
Они свернули во двор, где не было фонарей, и Гена-маленький включил фары. В свете мелькнули ржавые мусорные баки и машина остановилась.
— Приехали, — сказал Гена-маленький.
— На кофе не приглашаю, — сказал Ваня. — До скорого.
— До свидания, — сказала Валентина.
Ваня захлопнул дверцу и скрылся в подъезде.
— А Ваня чем занимается? — спросила Валентина, когда машина снова тронулась.
— Работает грузчиком.
— Это, наверное, не очень интересная работа.
— Работа, как работа, — пожал плечами Гена-маленький.
Когда они переезжали через мост обратно, Гена-маленький остановил машину. С моста река просматривалась в оба конца на несколько километров, и было видно, как справа плывет корабль. Его огни медленно двигались мимо огней на берегу и огней, отраженных в воде. От реки тянуло сыростью. По железнодорожному мосту, выступающему темным силуэтом вдалеке, проехал пассажирский поезд и огни его окон то появлялись, то исчезали за переплетами мостовых ферм.
— Выпьешь немного коньяку? — спросил Гена-маленький.
— Пожалуй, что нет.
— Это хороший коньяк, — сказал Гена-маленький, доставая из бардачка плоскую бутылку. — И я его пью только очень маленькими порциями. Выпей со мной одну очень маленькую порцию.
— Тогда пусть она будет по-настоящему маленькой, — сказала Валентина.
Гена-маленький отвинтил пробку, налил в нее коньяк и передал Валентине. Сам он сделал глоток из бутылки.
— Понравилось? — спросил он Валентину, когда она тоже выпила.
— Я ничего не понимаю в коньяке.
— Тут и не надо ничего понимать. Просто пьешь и говоришь, нравится тебе или нет. Коньяк, он как человек, или нравится, или нет, и ничего не надо понимать.
— Я всегда стараюсь понимать людей, даже если они мне не нравятся, — сказала Валентина.
— И как? Получается?
— Иногда не получается. Иногда человек не нравится мне больше, чем я хочу его понять. Тогда у меня не получается.
— А я тебе нравлюсь?
— По-моему, ты неплохой.
— И ты меня стараешься понять?
— Да.
— И что ты поняла?
— Что тебе плохо.
— А когда ты видишь, что человеку плохо, ты что делаешь?
— Я хочу ему помочь.
— А как ты хочешь помочь мне?
— Не знаю...
— Ты бы могла поехать со мной и сделать так, чтоб я забыл, как надо мной смеялись, — сказал Гена-маленький.
— Нет, этого я не могу.
— Из-за роста?
— И из-за роста, но я считаю, пока есть причины поважней, — сказала Валентина. — Я, действительно, хочу сделать так, чтобы тебе было лучше, и я стараюсь тебя понять, но то, что предлагаешь ты — это не подходит. Нам с тобой не подходит.
Она говорила мягко, тихим голосом, смотря на свои колени. Гена-маленький сидел, повернувшись к ней, и одна его рука лежала на руле, а другая на спинке сиденья за Валентиной.
— Ты только говоришь, что хочешь помочь мне.
— Я, действительно, стараюсь.
Его снова резануло слово «стараюсь».
— Все вы только так говорите, а как доходит до дела...
Он замолчал и попытался успокоиться.
— Послушай, — сказал он. — Мне, правда, очень плохо. Ты даже не представляешь, как мне плохо. Я ложусь спать и думаю о том человеке, который бы меня любил. Мне нужна женщина, которая меня будет любить. Любить такого, какой я есть. И когда ты сказала, что будет такой момент, когда станет неважно, какой ты, я понял, что с тобой мне будет хорошо.
Говоря, он положил руку ей на колено.
— Мы бы при всем желании не смогли полюбить друг друга за тот час, что провели вместе, согласись, — сказала Валентина. — И в жизни не бывает таких моментов, когда неважно, какой ты, бывает только неважно, какой у тебя рост, но даже этого сегодня не произошло, правда ведь?
— Мне все равно, какой у меня рост, и все равно, какой у тебя, — сказал Гена-маленький. Почувствовав под рукой ее гладкую кожу, он уже не мог остановиться. — Мне с тобой хорошо, и я знаю, что может быть еще лучше. Я знаю, что могу и тебя заставить испытывать то же. Ты очень красивая, и добрая, и у тебя чудесные глаза, в которые все время хочется смотреть. Я не переживу, если ты вдруг уйдешь. Я смотрю на тебя и понимаю, что могу быть счастливым.
Его рука стала потихоньку ползти вверх по ее ноге. Валентина взяла Гену-маленького за запястье и попыталась убрать руку. Гена-маленький удержал ее.
— Пожалуйста, не убирай, — сказал он.
— По-моему, ты делаешь то, отчего я перестану тебя понимать, — сказала Валентина, отводя его руку.
Гена-маленький попытался снова коснуться ее ноги, но Валентина удержала его. Тогда он схватил ее, пытаясь обнять. Гена-маленький ожидал сопротивления и, поэтому спрятал лицо, уткнувшись Валентине в шею, но сопротивления не было. Валентина откинулась и Гена-маленький стал торопливо просовывать руку ей под кофту, стараясь коснуться груди. Он обрадовался, что теперь все будет так, как он хотел, и поднял голову, чтобы посмотреть Валентине в глаза. В этот момент Валентина со всей силы ударила его кулаком в лицо. Гена-маленький отпрянул назад, прижимая руки к разбитому носу. Из глаз от боли потекли слезы.
Валентина выбралась из машины и захлопнула за собой дверь. Гена-маленький, все еще зажимая нос рукой, потянулся к правой двери и высунулся в окно.
— Подожди! Не уходи, слышишь! — крикнул он вслед Валентине, но она даже не оглянулась.
Немного погодя он увидел, как она остановилась, сняла туфли и, взяв их в руку, пошла дальше босиком.
11.
Утром, когда солнце едва показалось над зданиями, стоящими на берегу реки, и по мосту проехала «поливалка», машина Гены-маленького все еще стояли там же. Он сидел в водительском кресле и держал в руке пустую плоскую бутылку из-под коньяка. На воротнике засохли пятна крови, а на соседнем кресле лежала пачка сигарет.
Гена-маленький спал.
-
какое время описывается в стотье? как будто 70е-80е. наверное в ЭТОЙ стране еще только тогда втречались такие наивные идиотки, которые думали, что их в кабаке незнакомые дяденьки поят и кормят и после повезут домой на машинке чисто из альтруистских побуждений
-
-
ЯДИ Т.е., женатому мужику можно дифченак ужинать, а им его козлом щщщитать - нет?)))
-
-
Его огни медленно двигались мимо огней на берегу и огней, отраженных в воде. (c) не слишком ли светло в одном предложении?
Я болел за Гену-старшего. Это он должен был щекотать усами Валентину, а не этот гнусный полурослик. Я нихера не доволен.
Мне кажется, это что-то из раннего.
2 -
-
-
Негр Сначала барышня соглашается, что её ужинает малознакомый самец, а потом удивляется, что её собираются ещё и танцевать. Ми ту посконного разлива.
2 -
Негр Ах, пардоньте, сударыня, не знал, что именно в гитис. Я в своё время в сварочную путягу не поступил, и вона чем кончилось.
-
-
-
-