Проза на горячий блиц

Свершилось! Самое интересное! Чувственные горячие рассказы, которые согреют вашу душу в осеннюю непогоду. Читайте, обсуждайте, голосуйте! Давайте попробуем угадать, кто что написал, это же так интересно.

Просьба проголосовать отдельным комментарием, там должно быть только три номера – самых полюбившихся вам рассказов, без слов, а то очень трудно потом будет искать голосование. Авторы блица должны проголосовать обязательно, но, конечно, не за себя, за других.

Голосование за прозу закроется в четверг в 24.00 (решили продлить на один день, потому что блиц получился большой). Итоги подведем в пятницу.

Я, как устроитель, конечно, за всеобщий деанон в конце нашего веселого праздника. Но если кто-то из авторов пожелает остаться анонимным навсегда – прошу написать мне в личку до конца голосования, ваше желание будет исполнено. Все остальные имена будут раскрыты при подведении итогов.

Я желаю победы каждому автору здесь, пусть и понимаю, что это невозможно. Болею за всех. Для меня этот блиц стал возможностью познакомиться поближе, поболтать в личке, спокойно прочитать тексты. Это было очень приятно. Спасибо за ваше творчество!

Ваша Плюша.

 

1. Вишнёвая косточка 

           - Славянка, есть у тебя девушка? - спросил Ахмед во время чистки автомата.

          - Есть, конечно! Ярославой зовут! - гордо ответил он.

           - Красивое у неё имя! Покажь фото!

           Слава достал из блокнота маленькую помятую чёрно-белую фотокарточку своей девушки и передал Ахмеду. Они служили второй месяц и невольно стали друзьями. Он привык к такому необычному обращению, так как считал его своим другом и тот защищал его от нападок таджиков и киргизов. Ахмед учил его узбекским словам, а Слава - украинским. Было видно, что Ярослава понравилась Ахмеду, так как фотографию он долго и внимательно рассматривал.

          - Молоденькая! Она приедет к тебе на присягу?

          - Думаю, да. Она живёт с бабушкой и та обещала отпустить её с моей мамой.

          - Сколько ей лет? Вы давно встречаетесь?

          - Да, давно, - соврал Слава. Ему хотелось выглядеть взрослым в глазах товарища, и он сказал, что они ровесники, хотя Ярославе было всего шестнадцать и между ними было два года. В восемнадцать лет два года кажутся пропастью в отношениях, разговоре, внешности.

          Их познакомили его родители. Слава поначалу сопротивлялся, отнекивался, ссылаясь на тренировки и учебу. Про себя он считал, что чувства не возникают по желанию извне и должны загораться мгновенно. Маленькая, веснушчатая, с серыми глазами и узкой полоской губ, старомодно одетая - она не вызывала у него симпатию с первого взгляда. Но когда она пришла к ним домой с больным щенком, и он услышал её грамотную начитанную речь, то проникся   уважением. Она отличалась от одноклассниц и однокурсниц из медицинского училища. Знаниями, кругозором и недетским мышлением.

          - Ярослава, давай дружить?

          - Давай Слава. Только называй меня Славкой, договорились.

          Он был согласен. Необычно, но всё же. После учебы и вечерней тренировки они, несмело взявшись за руки, гуляли по маленькому городу, где почти все знали друг друга. Кафе, кино, библиотека, шахматный клуб, дрессировочная площадка. Она купила у отчима щенка, и Слава давал девушке уроки служебного собаководства. В то же время ей было интересно всё, что и ему, и он с увлечением рассказывал ей про бег, медицину и собак.

          - Знаешь, Славка, меня скоро в армию заберут.

          - Знаю, Слава. Я даже знаю, о чём ты сейчас думаешь!

          - О чём?

          - Я тебя дождусь, и я буду гордиться перед девчонками, что мой парень служил в армии... Поцелуй меня по-настоящему.

          Они лежали на декабрьском снегу и смотрели на мерцающие звёзды, и казалось, что кроме них никого больше нет в этом лесу. Лишь ветер иногда проносился между соснами и берёзами.

          - Смотри, звезда падает. Давай загадывай желание поскорее. Я уже успела загадать.

          - И я.

         - И какое?

          - Чтобы через два года всё повторилось. Чтобы мы так же лежали здесь и загадывали новые желания.

          - И у меня тоже.

          Он знал, что подобное бывает только в случаях де жа вю, а значит, не бывает. Знала ли она об этом, он не знал.

          Через три дня в родительском доме состоялись проводы. Ярослава пришла в белой блузке и черной юбке с распущенными волосами и неумелым макияжем на лице, но они почти не общались. Друзья, родственники, однокурсники, еда, вино, пожелания - всё смешалось в коктейль для будущего новобранца. Она почти ничего не ела, - лишь пила только домашний компот и молча наблюдала за происходящим. Слегка подвыпивший он провёл её домой, и пообещал писать письма.

          В феврале объявили день присяги. По случаю праздника солдатам выдали парадную форму, новые сапоги и даже на время чтения текста присяги - настоящий автомат Калашникова.

          Два месяца прошло, как он оставил родительский дом, а казалось, что прошла вечность, как он живёт в казарме, где по ночам только и слышны крики старослужащих: «Духи, вешайтесь! Духи, день прошел! Упал-отжался!»

          На присягу приехала мама с младшей сестрой.

          - Ярославу не отпустила бабушка. Сказала, что рано ей ещё ездить. И она права. Зато они испекли тебе вкусные пирожки с вишнями. Я сказала, что ты любишь.

          - Ещё как люблю, особенно после голодной солдатской пайки. Я тут даже замороженную рябину есть стал.

          На втором прикусе от вишнёвой косточки предательски треснул зуб.

          - Что ж ты не сказала, что вишня с косточками?

          - Видимо одна случайно попала.

          Настроение было подпорчено. Зуб вывалился вместе с вишнёвой косточкой. Он не верил в знаки, совпадения и случайности.

          Через два месяца Ярослава написала, что он ей противен. Внешне, физически, духовно, что она продала щенка и нашла другого парня. Слёз не было. В соседней роте парень выстрелил себе в рот после письма девушки. Выжил, но остался инвалидом. Ему же надушенное письмо с остатками губной помады показалось девичьей глупостью, как будто наткнулся на глухую стену, в которой нет прохода и обойти нельзя. Через два года в декабре он вернулся из армии. В кителе, расшитом золотой ниткой и красным бархатом, аксельбантами и офицерской фуражке с высокой тульей, со значками «Гвардия» и «Воин-спортсмен» на груди. И первым делом он пошёл к ней домой на улицу имени Марии Лагуновой, чтобы увидеть её умные глаза и показать свой дембельский альбом.

          - А Ярослава уехала... - сказала на пороге её бабушка, - в Канаду к маме и просила её не искать и не беспокоить, молодой человек.

 

 

2. Любовь по запросу

 

 – Найди мне женщину! – не в первый раз попросил меня Львович.

  – Прямо сейчас в десять утра? Или можно повременить?

  – Мне некогда временить! Когда был молод, и мне было шестьдесят, мог подождать, а сейчас в мои семьдесят пять…

  – Ты что, их солишь?

  – Нет. Света, с которой ты свела меня в прошлый раз, укатила в столицу. Там живут ее дети. Навесили внуков. Предложила переждать годик-другой. Ей хорошо говорить в ее шестьдесят пять, а я ведь могу и не дождаться…

  Ему бы о душе подумать, а туда же! На дворе – осень, гуляй себе по лесу по шелестящим листьям, любуйся багрянцем листвы. Так нет же! Довелось подсуетиться.

  Звоню Львовичу, нашла ему бабенку – нет еще шестидесяти, бойкая, хозяйственная. Договорились о смотринах.

  Крупная, фигуристая, с высоты своего роста она с сомнением поглядывала на хрупкую стать Львовича. Да и он не без опаски обозревал ее изобилие.

  Не дожидаясь разборок по поводу “неформата”, я слиняла…

 

  Спустя несколько месяцев встретила ее на остановке маршрутки. Сделала вид, что не заметила. Она увидела меня, подошла – получу сейчас!   

  Но в ее глазах не гнев – оторопь.

  – Ты где раздобыла это чудо?

  – Извини, так получилось, пойдем, посидим в кафе, не на виду же у всех выяснять отношения!

  Расположились у окна, заказали кофе. Нападение – лучшая защита:

  – Алена Делона я тебе не обещала, итак?

  – Не знаю, с чего начать!

  – Все так ужасно?

  – Почему ужасно?

  – Дерется?

  – А что мужчина только и способен, что драться?

  – Тогда что тебя не устраивает?

  – Устраивает, не устраивает – это не подходящее определение в отношениях между мужчиной и женщиной.

  – Не тяни кота за хвост, жалуйся уж!

  – Мне не так далеко до пенсии, а такого к себе отношения испытать не довелось!

  – Что ж, не всем в этом везет.

  – Ты не так поняла! В нем все замечательно: тонкий, обходительный, галантный – море обаяния.

  – Тогда в чем проблема?

  – Предлагает руку и сердце. Мне вполне хватило бы сердца.

  – На то и существует брак, чтобы отбраковывать.

  – Спасибо, в браке побывала! Я ничего не хочу с ним делить, кроме постели.

  – Постели? А что, он и в этом уже преуспел?

  – Не то слово! Надо было дожить до седины в волосах, чтобы узнать, что такое бывает! Последние лет десять интим у меня отсутствовал, а если и был, то редкий, повинный, теперь жду, не дождусь.

  Каждое утро у нас начинается с нежностей. Ты видишь, сколько во мне тела? Говорит, что такой роскошной женщины у него никогда не было. И, пока всю меня не обласкает, не перецелует, не исследует руками, губами, языком, он не успокаивался.

   – И это все?

   – Какое, только начало! По секрету признаюсь – он меня целует в таких местах, что стыдно признаться: и спереди, и сзади, и… Вначале мне это казалось чем-то ненормальным – извращением, чуть ли не развратом. Теперь еще с вечера мечтаю. Ты знаешь, что такое оргазм?

   – Естественно.

   – Так вот, ничего ты об оргазме не знаешь, как не знала и я. Признаюсь до него в такой мере оргазм я никогда не испытывала, и это в мои пятьдесят с хвостиком. Первый оргазм я получаю еще во время ласк, второй погодя, спустя… Третий…

  – А сколько ему лет ты хоть знаешь? Не переусердствуй!

  – Знаю, семьдесят пять. В первую очередь сообщил, да многие и в тридцать на такое не способны. Вот скажи, что ты знаешь о Дао-любви?

  – Слышала что-то.

  – А я слыхом не слыхивала. Не стану углубляться в философию, скажу лишь, что по Дао основная задача мужчины довести женщину в постели до абсолютного ублаготворения. И приложить для этого он должен все силы, все знания, не считаясь со временем, своими возможностями, и до тех пор, пока она не возопит: “Хватит, я уже не могу!” И лишь тогда он имеет право “отдуплиться” сам. Но для того, чтобы быть всегда во всеоружии, кончать он должен не чаще одного раза в две недели, зимой еще реже – раз в два-три месяца.

  – Господи, и он так делает? Это же вредно!

  – Да, делает, и вполне успешно, и совсем это не вредно. А ведь он такой не только в постели. Он во мне души не чает: по утрам приносит кофе, покупает, готовит, стирает – ведь я на работе. У меня теперь каждый день праздник, для него я – подарок жизни, солнышко предзакатное!

  – Небось, на руках носит?

  – На руках не носит – разные весовые категории. У меня был такой, что на руках носил, падать было больно!

  – А в остальном как он?

  – В остальном? Что-то, вижу, ты всерьез им заинтересовалась! И не думай! Все, засиделась я тут с тобой! Заждался меня. Пока!..

  Я смотрела ей вслед, исполненная черной зависти. Везет же некоторым!..

 

3. Забэмба

 

- Твою же мать, неужели снова?! - севшим, усталым голосом сказал молодой, довольно симпатичный мужчина и посмотрел на задремавшего у его ног большого рыжего пса. Тот моментально вскочил и тоненько протяжно завыл.

- Неээт!!! - завопил человек и заметался по тесному помещению небольшого двухместного космолёта. Пёс отбежал в угол и резко сел, будто ему подрубили задние лапы. Его хозяин продолжал носиться взад-вперёд подвывая. Волосы на его голове стояли дыбом, дыбом стоял и член страдальца. Мужчина остервенело колотил его старинной логорифмической линейкой, но паршивец ни за что не хотел падать, напротив, выровнялся почти вертикально, гордо держа голову.

- Сссукаааа!!! Убью! Е@ал я! Да я всех уже перее@ал, бля, кроме пса! - человек с ненавистью смотрел на свой задорно торчащий хой.

Пёс заскулил и попытался спрятаться под кресло…

Около месяца назад Игорь Леонидович Гаврилов, бывший студент, а нынче свободный художник и по совместительству владелец очаровательного пса породы немецкий боксёр по кличке Готфрид, вдруг получил в наследство от двоюродного дедушки по отцу старенький, но, вполне, на ходу, космолёт. Семьёй дедушка не обзавёлся, предпочитая всю жизнь шляться по галактикам, а потому считался положительными родственниками "нищебродом с большим приветом с Сириуса". После его смерти, кроме завещанной двоюродному внуку "летающей рухляди", как назвала дедову посудину мать Гаврилова, ничего и не осталось.

Внутри этого, довольно тесного, звездолётика Гаврилов обнаружил множество интересных вещей снабжённых табличками на кириллице. В частности логарифмическую линейку, внушительныъх размеров сундук с надписью на табличке:"Хуйня для аборигенов", пара странной серой обуви, тоже с табличкой, надпись на которой гласила: "Ебали мы и валенки!" и латексный киберкостюм со шлемом и коробкой старинных флэшек.

Получив эти сомнительные сокровища, Гаврилов, будучи не обременнённым ни работой ни подсобным хозяйством, решил совершить кругосветку по галактике. Тем более, что совсем недавно он расстался с Дафной - пышногрудой блондинкой и любовью всей его жизни. У этой стервы вечно болела голова, именно в тот момент, когда Гаврилову, хотелось засадить ей по самые немогу.

Взяв с собой пса и запас продуктов на неделю, новоиспечённый капитан космического судна отправился в плавание по безвоздушному пространству, предполагая, что будет причаливать к подходящим планетам, чтобы любоваться достопримечательностиями, заодно пополняя запасы воды и продовольствия.

Первую неделю полёта Гаврилов наслаждался одиночеством, читал классиков, пересмотрел множество старинных фильмов, Занимался кибер-сексом в латексе с копиями всевозможных красавиц всех времён и галактик, спал, а перед сном вёл философские беседы с Готфридом. Пастораль закончилась, когда из запасённых продуктов осталась только банка кильки в томатном соусе, а ближайшим местом, где можно было запастись продовольствием оказалась малоизученная, висевшая будто на отшибе, система Опоссума, с единственной обитаемой планетой - крошечной Забэмбой. Туристы редко посещали эту занюханную Забэмбу. Там не было ни архитектурных шедевров, ни пышной флоры, фауна тоже не отличалась красотой и видовым разнообразием. Цивилизация застряла где-то на рубеже первобытнообщинного и феодального строя, так этот рубеж и не преодолевв.

Припарковавшись, Гаврилов пошарил в сундуке под грифом "Хoйня для аборигенов" взял пару ниток бус со сценками ебли в каждой бусине. При прикосновении к ним, в прозрачных кругляшах начиналась возня - заключённые в бусины крошечные фигурки ожесточённо пихали друг в друга елдораи и прочие, подходящие для этого предметы. Очень выгодно сменяв их на местную снедь, Гаврилов благополучно стартовал, жуя Забэмбийские, невероятно вкусные плоды, по форме напоминающие земные грибы дождевики, а по вкусу и размером землянику. Доедая третью горсть, он почувствовал сильное желание кого-нибудь срочно вые@ать. Хмыкнув, он напялил киберкостюм, водрузил на голову шлем и вставил в специальную щель первую попавшуюся флэшку. На ней оказался каталог красоток с Альфа Центавры, которых Гаврилов, к своему удивлению, трахнул всех по очереди. На десятой он уже сильно буксовал и сбивался с ритма, но желание е@ать не уходило. Хой, извергнув очередную порцию спермы, не увядал грустным заморышем, а продолжал стоять, как несгибаемый шкипер на палубе в шторм.

Сначала Гаврилов обрадовался, что он, вдруг, стал таким гигантом секса, но через неделю безудержной е@ли в латексном тренажёре, прерываемой лишь на короткий закид еды и беспокойный сон, где он тоже постоянно кого-то ожесточонно е@ал, обутый в огромные валенки, энтузиазм Гаврилова сменился отчаянием.

Нью-Васюки - следующая обитаемая планета, находилась в двадцати девяти земных суток полёта от кошмарной Забэмбы. двадцать девять суток непрерывного адского секса. Вые@аны были даже содержавшиеся на одной из флэшек киберуё@ища с Глизе 581с. Причём Гаврилов так и не понял, куда он их исступлённо долбил.

Всё это время, Годфрид сильно нервничал, глядя на бьющегося в страшных конвульсиях хозяина и тихонечко выл.

На двадцать восьмые сутки опухшая и красная елда Гаврилова, вроде бы, подустала и начала потихоньку сникать, будто задрёмывала, но тут же вскидывая свою натруженную буйноую голову. Измученный Гаврилов послал Васюкинцам сигнал  СОС.

Прибывшие на борт Гавриловского космолётика спасатели обнаружили спрятавшегося за кресло испуганного рыжего пса и самого Гаврилова, яростно е@ущего правый валенок.

 

4. ГУБЫ

Голые ноги секретарши Наденьки опять не давали покоя весь день. Иван Савкин, в который раз покосился на тренированные загорелые икры, то и дело мелькавшие туда-сюда по офису, вздохнул, и засобирался на выход. Время обеда.

Есть не хотелось. Савкин прошелся по тротуару вдоль здания фирмы, потом решительно свернул в скверик поблизости. Там, удобно заполнив изгиб парковой скамьи, он ослабил тиски галстука, запрокинул голову и прикурил. Стоило закрыть глаза – тут же возвращался навязчивый образ Марины…

Только теперь он был не таким отчётливым, как в первые две недели после разрыва… Очертания размылись, словно на фотографии с низким качеством. Тем не менее, чёртов образ как ни в чем ни бывало – привычно отсасывал. Забыть это было невозможно. Так, как это исполняла Марина, не мог никто…

Савкин незаметно направил возникший стояк в левую брючину и нервно сплюнул под ноги. Он был зол. Зол на то, что не мог забыть эту суку. На то, что не кем было её заменить – Наденька, несомненно, хороша, но её прёт шеф. На то, что саму Марину, теперь злорадно пердолит бывший одноклассник Филипп, которому Иван пытался накостылять.  По итогу, получил по ушам сам, позорно, на её глазах. На то, что стал завсегдатаем порно сайтов, безбожно и многократно дрочащим.

Иван снова прикрыл глаза, пытаясь поотчётливей вспомнить лицо бывшей возлюбленной. Прошло минут пять, Савкин задремал. Лицо Марины так и не проявлялось. Оно бесформенно расплылось, а затем, превратилось в подобие губ: таких пухлых, влажных… тёплых… Губы увеличивались в размере, бормотали что-то неразборчивое и улыбались. Иван попытался прислушаться. Голос прорезался все отчетливей:

- …и это ещё не все. У нас имеется и более серьёзная литература. Вот, например…

Савкин вздрогнул от неожиданности и открыл глаза. Перед ним стояла девица лет восемнадцати-девятнадцати. Она, то и дело наклонялась и копалась в объемной параллелепипедной сумке, что стояла у её ног. Проворно извлекала оттуда очередной предмет будущей макулатуры и… говорила… говорила… говорила…

Девица была рослая и худая, с какой-то нескладной фигурой. Казалось, длинные, обтянутые джинсами бёдра были взяты у одной особи; туловище, с плоским, татуированным вокруг пупка животиком – у другой; а большеглазое, с маленьким курносым носиком лицо – у третьей… Но это все терялось, как только взгляд попадал на её губы.

Это было нечто! Они были такими нереально пухлыми и сочными, что Анджелина Джоли, появись она сейчас тут – показалась бы обладательницей губ Валентина Гафта. К тому же, маленький скошенный подбородок, еще больше подчёркивал всю эту объёмность…

- … а вот, замечательная кулинарная книга. Страницы – глянец, твердый переплёт,  - продолжала вещать девушка заученные шаблонные фразы. Но Савкин уже ничего не слышал. Его глаза безотрывно наблюдали за движениями губ, которые время от времени взлетали уголками вверх. Она улыбалась. В эти моменты появлялась белые, слегка округлённые зубки, и непременно, вслед за этим - выскакивал резвый язычок. Язычку, с трудом удавалось охватывать  верхнюю губу, скользя по ней.

Иван поплыл. Его фантазии выходили из-под контроля. Голос девушки трансформировался в его голове в нечто подобное:

«…ну что же вы, я ведь вижу, как нравлюсь вам. Я вижу, как вы пялитесь на мои губы… Но вы даже не представляете, что эти губки могут?! Ой-ой… что они могут… А когда я подключаю свой язычок, то могу свести с ума! А я очень люблю это делать, молодой человек… И совсем не дорого… Мой отсос, вы никогда не забудете. Вы хотите это испытать, молодой человек?.. Молодой человек…»

- …Молодой человек! – она почти кричала.

- А? Что? – Савкин вывалился из грёз, он с трудом соображал, что происходит.

- Ну, вас что-то заинтересовало? – девушка присела на корточки, опёрлась руками о груду выставленных на показ книг и, с надеждой заглядывала в его глаза.

- Сколько?

- Всего-то семьсот рублей…

- Скоооолько? – уже другой интонацией протянул Иван.

- А вы зря иронизируете. В книжном, вы такую и за тысячу не возьмёте. Гляньте - какой переплёт, глянцевые страницы. К тому же, здесь имеются рецепты, собранные со всех уголков мира, - девушка листала цветные, густо пахнущие офсетом страницы. - Вот, посмотрите оглавление!

- Это что?

- Как это что – кулинарная книга! Мне показалось, что именно она вас заинтересовала? Разве нет?.. – она трогательно закусила нижнюю губу. Появились ямки на щеках. Савкин с трудом перевёл взгляд на часы. Пора было возвращаться в офис.

- Как тебя зовут?

- Юля. А я, между прочим, представлялась.

- Да? Ну ладно… Знаешь, Юль, мне не нужны твои книги…

- Но…

- Совсем не нужны, понимаешь?

- Но мне так нужны деньги, - девчонка обречённо плюхнулась рядом с ним на скамейку. - Целый день ходишь-ходишь, как дура, с этой колхозной сумой – хоть бы кто купил! Вот и вы… А у меня сессия закончилась. Нужно домой лететь, в Хабаровск, а денег не хватает. Возьмите, хотя бы за шестьсот, а? - какая мольба в этих глазах! Савкин осмелел в одночасье.

- Давай сделаем так. Я дам тебе тысячу, но книгу брать у тебя не буду.

- Это как?

- А ты подумай, только быстро. Мне идти пора, – он все пялился на её губы и думал, млея, что если она скажет пять тысяч – он согласится не раздумывая. Юля наморщила лобик и глуповато улыбалась.

- Ну?!

- Вы имеете в виду…

- Да. Сегодня вечером.

- Да пошёл ты, мудак! – она вскочила со скамьи и начала нервно укладывать свою продукцию обратно в сумку. Иван тоже встал.

- Ну как хочешь… - и тут же повторил свой начальный вопрос: - Сколько?!

Юля бросила на землю, поднятую было сумку. Глаза горели. Губы…

- Я тебе не шлюха какая, понял, козёл?! – девчонка так яростно двинулась на Савкина, что тот невольно отшатнулся. Её ангельского милого голоска, как ни бывало. – Ссышь, когда страшно, фраерок?!

- Да ну тебя… - Савкин двинулся было восвояси, но его догнал голос Юли. Уже спокойный:

- Погоди.

Иван остановился. Улыбнулся вскользь, затем, медленно повернулся к ней.

- Пять тысяч - и я сведу тебя с ума! Ты никогда не забудешь меня… - Юля улыбалась, откровенно облизывая свои мега-губы…

 

5. Первая женщина

 Купе скорого поезда. За столом – трое мужчин. Пьют, закусывают, ведут разговоры о семье, женах, детях и, конечно же, о женщинах. С незнакомыми людьми почему-то всегда легче делиться сокровенным. Один из сидящих – седовласый полноватый мужчина – поднял стакан, предложил тост за женщин, затем продолжил, испытывающе глядя на остальных:

   – А помнит ли кто из вас первую свою женщину, как все происходило? А если помнит, слабо поделиться?

   – Отнюдь! – принял вызов самый молодой из присутствующих, поставил стакан на стол, задумался.

   – Не можешь вспомнить?

   – Могу, не знаю, с чего начать…

   Недавно довелось мне побывать в родном городе. Приехал в гости к старшему брату Алексею.

   Вечером прогуливались с женой по центральной улице. Ей было тоскливо – провинциальный городишко, что может заинтересовать столичного жителя, я же то и делал, что крутил головой.

   Город за прошедшие годы мало изменился. Редкие прохожие были мне незнакомы, а вот стройная немолодая женщина с болонкой на поводке со мной поздоровалась, оценивающим взглядом скользнув по жене. Что-то мучительно знакомое…

   Ну, конечно же, Анна!

   – Кто это? – поинтересовалась жена.

   – Учительница.

   – По какому предмету?

   Не стал уточнять.

   Зашли в кафе, сели за свободный столик, жена о чем-то говорила, вполуха внимал ей, сам же обратился в прошлое…

   Приближался шестнадцатый день моего рождения. Мы жили вдвоем со старшим братом. Отец оставил семью сразу после моего рождения, мама за год до описываемых событий умерла. Так что Алексей стал мне и отцом, и матерью.

   Как-то, придя раньше времени с работы, он застал меня в ванной комнате врасплох за известным занятием. Ничего не сказал.

   А во время ужина неожиданно поинтересовался:

   – Ты свободен сейчас?

   – Свободен.

   Позвонил кому-то по телефону, затем бросил короткое:

   – Пошли!

   – Куда?

   – Увидишь.

   Куда он меня тащит?

   Стандартная пятиэтажка, поднялись на пятый этаж. На звонок вышла молодая женщина.

   – Ну, здравствуй, это кто?

   – Мой брат.

   Зашли, Алексей с женщиной отправились на кухню, о чем-то громко спорили, она не соглашалась, послышалось: “Ты меня совсем не уважаешь!”

   Наконец, вышли, брат, не сказав мне ни слова, ушел, оставив один на один с незнакомкой. Та недовольно разглядывала меня.

   – Что ж, давай знакомиться. Анна.

   – Валентин.

   – Ты очень похож на Алешу, не бойся, не съем. Когда-то он выручил меня из беды, так что я в неоплатном долгу перед ним.

   Помолчала.

   – У тебя проблемы с девушками?

   – С чего вы взяли?

   – Странно, он попросил меня помочь тебе в науке, которую в школе, к сожалению, не преподают. Давай для куража выпьем немного вина – не повредит.

   Подняла бокал с вином, и сказала странную фразу:

   – Все возвращается на круги своя.

   Мы сидели за столом при свете свечей, Анна смущала меня пристальным взглядом, что-то высматривая во мне. Может, сходство с братом? Впрочем, это не мешало нашей беседе. Интересовалась: есть ли у меня девушка, занимаюсь ли спортом, какие книги читаю.

   И вдруг мне показалось, нет, я это определенно почувствовал, что давно знаю сидящую передо мной женщину, а ведь не прошло и получаса с момента знакомства.

   Включила музыку:

   – Не хочешь пригласить на танец?

   Танцевал я неважно, да куда деваться? Упругое касание груди, не удержался, притянул ее к себе, она не сопротивлялась, лишь прикрыла веки.

   Слившись, мы покачивались в такт музыке, и у меня вновь возникло ощущение дежавю.

   – Если закрыть глаза, – нарушила молчание Анна, – мне кажется, что я танцую с Алешей, – словно вернулась в то счастливое время. Тогда он был едва ли старше тебя нынешнего, вы так похожи, а ведь я любила его. Очень, очень…

   Она была чуть ниже меня. Подняла глаза, в них – печаль, горечь… призыв?

   Полные чувственные губы, не удержался.

   Это не был скорый неумелый поцелуй, как с ровесницами – в глазах поплыло.

   Что происходило дальше, помню плохо. Почему-то мы оказались в ванной комнате.

   Затаил дыхание – ведь я впервые видел обнаженность женщи