Ключик - классика

Вот что мы читаем в первой большой «нашей» книге «Проклятые критики» у Сергея Морозова:

«Боллитра — прибежище жуликов и прохвостов от литературы. В качестве культпросвета для несведущих напомним его обязательные компоненты:

— работа с языком (языком тоже подойдёт — это такие две проекции в текст и в жизнь одной методики);

— большая тема (настолько, что даже не поймёшь о чем это, и сглупа вовсе упрекнёшь в бестемьи, а это не так, просто ты такой ничтожный, что тебе тямы не хватает);

— безразличие к развитию сюжета («служенье муз не терпит суеты»);

— наплевательское отношение к читателю (они для меня, а не я для них, пусть еще дорастут до меня, дотянутся);

— самолюбование (в этом мире есть лишь один по-настоящему интересный предмет — я сам и мои мысли);

— имитационный по отношению к серьёзной литературе характер (мы — наследники, продолжатели, хранители великой духовной традиции);

— наконец, это проза номенклатурных литературных работников, людей, причисленных к пантеону и числу, «дозволенных цензурою».

Выпуском таких книг у нас обычно занимается редакция Шубиной. В этом смысле, ее можно назвать редакцией жанровой литературы».

И что может быть (и должно стать) альтернативой? Серьёзная литература? Нет такого жанра.

На самом деле альтернативный жанр существует — это русская классическая литература. И у неё, как у любого жанра, есть свои необходимые признаки. Если мы обнаруживаем их в конкретном произведении, значит, оно является классикой. И наоборот, если не обнаруживаем этих признаков в произведении сколь угодно талантливом, масштабном или прославленном — к русской классике оно отношения не имеет. А вот и признаки.

Эпоха в классическом произведении описывается в её историческом становлении. Психологический рисунок личности определяется её социальными обстоятельствами, а не индивидуальной экзотикой или философской модой. Обстоятельства опознаются как типические. Конфликт сопряжён с решением общезначимой нравственной задачи. Пафос тяготеет к трагическому — конфликт разрешается ценой существенных для героя потерь. Изображаемое важнее изображения. Отношение автора к героям основывается на трёх китах: уважение, любовь, сострадание. Автор не может находиться «выше», «ниже» или «в стороне» от героя. Любое неравенство превращает их отношения в игру, а классик всегда серьёзен (не уныл, а бодр и весел), как серьёзен человек, осознающий свою ответственность и не стремящийся её избегнуть.

Русская классическая литература существует не для удовольствия, а для опыта. Это бытовое, социальное, историческое, психологическое, философское и нравственное исследование. Форму здесь определяет функция (всегда «интегральная»).

Публично на эту тему я высказывался и раньше (здесь http://moskvam.ru/publications/publication_2260.html во втором тексте «Смотри веселей!» и отчасти здесь https://lgz.ru/article/-10-6728-11-03-202/moi-chitateli-obychno-razlichayut-podlinnost-i-pravdopodobie/), но никаких мнений-обсуждений от этого не возникло.

Может быть, на АльтерЛите, выскажемся?

Речь не идёт о «новой классике» — была (или есть?) такая издательская серия, вполне себе боллитровская. Речь об инструменте, о ключике к текущей литературе, возможно, об издательских планах «Альтернативной литературы».

На одном поле с боллитровцами нам никогда не сойтись. «Удачный» личный опыт весьма скуден, а потому убеждает: помещённая здесь «Комета» вышла в «Неве» через два года после одобрения и урезанная (№5, 2016), столько же «отлёживалась» в «Урале» «Костя едет на попутных. Чудесная повесть» https://magazines.gorky.media/ural/2019/11/kostya-edet-na-poputnyh.html (оттуда «Случай на контейнерной»). О нормальной книжке я уже и не мечтаю.

О чём ещё не может быть речи? О переписывании «старой» русской классики. Она нам дорога и интересна своей выразительностью, средствами выразительности.

Вот за «новую выразительность» мы, братия, думаю, обеими руками — за!

Владимир (Толич) Пшеничников