Грибные дни. Воскресенье – утро

Назавтра утром, когда мы с Пашкой, позевывая, погнали корову в поле, все разговоры были только о смерти Явнихи.

— У ней сова давеча на трубе сидела, — угнездившись под укрепленным на длинном шесте плакатом с надписью «Солнце, воздух и вода множат силы для труда!», на куче сосновых бревен, не первый год лежащих возле перекрестка и служивших своеобразной завалинкой, рассказывал дед Грибный, крепкий высокий старик с большим носом, похожим на вороний клюв, дымя душистым самосадом из цыгарки. — Известное дело — к смерти в доме.

— Ты, дед, вечно приметы какие-нибудь к смерти сведешь, — поддела его молодая доярка-предпартийка, предпарторг фермы Катя Милева по кличке Печень Бонивура[1].

— Суевер ты, — поддержал ее бывший печник Вилен Фирс, — темный ты человек, Кузьма Егорыч, как Владимирыч скажет. Кстати, — поманил он меня пальцем, — Владимирыч где? Ночью что-то я его не видел. Чего на пожаре не было его? Приболел?

— Он в город уехал, — соврал я.

— Ясно. То-то я гляжу, «Субботнего курощупа» висит прошлой недели номер — про суринамских мусорных кур[2]. Подумал, можа случилось ненароком чего с Владимировичем. Да еще и на пожаре его не было. Теперь все понятно. В город, значится…

— В Трускавец он поехал, — ляпнул брат.

— Чего? — удивился Фирс. — Туберкулез на курорте лечить?

— Нет, там выставка.

— А, куроводческая, — понимающе кивнул печник и посмотрел на Грибного.

— Суевер, так суевер, — Грибный развел руками, возвращаясь к прерванному нашим появлением разговору, — только я жизнь повидал и с германцем воевал: зря не скажу, а скажу не зря. Все сбывается, сами посудите. Например, если впереди стада черная корова идет, то дождь будет, а если белая — будет погодка.

— А ежели пестрая? — захихикал Фирс, судя по всему уже успевший с утра похмелиться.

— Вот ты смеешься, а зря. — Грибный пожал плечами. — Это мудрость житейская. Все знают, что в пасмурную погоду огурцы хорошо сажать или сетку на рыбу ставить. А откуда знают? Оттуда и знают, из наблюдений старых людей. И вот что я скажу из своих наблюдений: у бабки Тугды курица петухом надысь пела.

— И что? — спросил Фирс. — У бабки Соломониды в сене блохи да гниды, — захихикал он.

— Не гневи Бога, Вилен, — одернул его Грибный. — Бабушка Соломонида Христа парила, да и нам парку оставила. А будешь ее всуе трепать, так в бане угоришь. Или обдериха тебя обдерет, да повесит кожу на каменку сушиться. Либо баенник[3] заест да за полок забьет.          

— Да я что? — выставил ладони Фирс. — Я ничего. Я вообще, можно сказать, предпартиец. Был...

— Вот и не трепись зазря, хучь и предпартиец. Был. Все знают, что такие дела не перед добром, несчастье предвещают, — солидно объяснил Грибный.

— Брось ты эти темные суеверия, — поморщился печник.

— А еще вчерась днем слышал я, как из ближнего леса, — кивнул в сторону нашего вчерашнего грибного похода дед, — кричали на разные голоса.

— Дети ходили в лес, вот и перекрикивались, озоровали.

— Какие же дети в дождь в лес пойдут, — рассудительно сказал Грибный. — То леший шалил, знамое дело. Чуял, что убийство в деревне будет, вот и лиховал.

Первыми к восьми утра приехали из Дубровки милиционеры на УАЗ-ике. Потом участковый — капитан Николай Васильевич Семенов и автобус-катафалк забрать тело на вскрытие — еще пожарные обратили внимание на железные вилы, торчащие из обгоревшего трупа Ларисы Гитлеровны. Рукоятка то сгорела, а вот что металл останется, мы с Пашкой не сообразили в ночной суматохе. К обеду тело увезли, а опрос жителей милиционеры продолжали часов до трех дня. Уже в полдень, когда мы пошли забрать из пригнанного к деревне стада корову на обеденную дойку, среди доящих хозяек слышалось зловещее слово «Убийство!». Убийства в районе были редкостью, и преступление не могло не взбудоражить окрестный народ. Явниху никто особо не жалел, но всем было интересно, кто же мог прикончить старую ведьму?

[1] Вита́лий Бори́сович Баневу́р (Бониву́р) (1902 — 17 сентября 1922) — участник Гражданской войны на Дальнем Востоке, герой-комсомолец. https://ru.wikipedia.org/wiki/Баневур,_Виталий_Борисович

[2] Красноклювый большеног (лат. Talegalla cuvieri) — вид птиц из семейства большеногов. Видовое латинское название дано в честь французского зоолога Фредерика Кювье (1773 – 1838).

Эндемик Индонезии. Распространён в индонезийской части Новой Гвинеи (полуостров Чендравасих и горы Судирман), а также на острове Мисоол в архипелаге Раджа-Ампат. Живёт в дождевых лесах.

Тело длиной до 57 см. Оперение чёрное. Лицевой диск неоперённый, жёлтого цвета. Клюв оранжево-красный. Ноги оранжевые.

Питается семенами, опавшими плодами и наземными беспозвоночными. Гнездо устраивает в больших курганах из смеси песка, листьев и других растительных остатков, где тепло, образующееся при разложении органического материала, служит для инкубации яиц. Строительство и уход за курганами, которые могут достигать 4,5 м в высоту и 9 м в диаметре, происходит в течение года. https://ru.wikipedia.org/wiki/Красноклювый_большеног

[3] Ба́нник (рус. баенник, баинник, байнушко, банный, байник; белор. лазеннік, лазнік) — демонологический персонаж в поверьях восточных славян, особый род домовых, недобрый дух. Обитает в бане; обычно невидим, иногда принимает вид голого старика, покрытого грязью и листьями от веника, или человека с длинными волосами, а также превращается в вепря, собаку, кошку, лягушку, в белого зайца. Живёт за каменкой или под полком. Любит попариться после нескольких смен людей в бане и моется исключительно грязной (нечистой) водой, стёкшей с человеческих тел. Считается, что банник парится после полуночи, и в это время находиться в бане нельзя. https://ru.wikipedia.org/wiki/Банник