Грибные дни. Суббота – ночь

В ночь вышли с мешками за спинами. Заодно было, куда бутылки с коктейлем и дубинки положить. Прошли вдоль лесопосадки по мокрому саду, в котором стоял наш дом, выбрались на асфальтовый перекресток напротив заброшенного песчаного карьера. Свернули влево, прошли через лесопосадку, обходя деревню. Со стороны совхозного картофельного поля подобрались к забору зловредной бабки.

            – Давай сначала курей наловим, – прошептал Пашка, отражая очками свет далекого фонаря на улице, – а то потом на пожар люди набегут, увидят.

            – Хорошо, – немного подумав, согласился я. Предложение брата было вполне здравым.

            Дом Явнихи был стандартным: щитовой, обложенный кирпичом. Сарай тоже – белокирпичная коробка. Дверь была заперта на металлическую щеколду с воткнутой вместо навесного замка палочкой. Когда я ее вынимал, вспомнился лежащий в кармане «счастливый» сучок, а затем и лежащий в яме мертвый отец. Меня опять замутило.

            – Возьми, – я отдал палочку Пашке.

            – Зачем?

            – Пригодится. Вдруг счастливая…

            Он спрятал ее в карман, а я открыл дверь. Достал захваченный по совету матери длинный железный фонарик, включил. Курятник мы нашли легко, а вот с самими птицами пришлось повозиться: недовольные прерванным сном куры начали шуметь.

            – Тихо ты! – шептал я держащему мешок брату. – Не шугай их так.

            – Они сами, я не виноват.

            Скрипнула дверь, в сарае зажегся свет. Явниха подслеповато всмотрелась в нас…

            – Директорские выродки! Вы что тут делаете, паразиты?!

            – Это не я! – закричал Пашка и уронил мешок, предварительно затянув горловину. – Это он все придумал!!! – показал на меня. – Он меня заставил!!! – брат заплакал и кинулся к выходу, ловко огибая старуху.

            – Он? – Явниха довольно хмыкнула и достала из левого рукава длинную ржавую спицу. – Сейчас мы посмотрим, какого цвета у него потроха, крапивное семя. А ты погоди пока, клоп. – Обернулась на Пашку. – Закончу с ним, займусь тобой, коммунячья кровь. Ну что, еретик?.. – ловко поигрывая спицей, мелкими шажками шла ко мне. – Нарушаешь тимуровскую пионерскую клятву? Страшно, кривой вражонок, когда амба[1] приходит?? Я тебя сейчас выпотрошу… – она картинно отвела руку назад, готовясь к удару.

            Я весь сжался и зажмурился в ожидании летящей в живот спицы, приготовившись быть убитым и съеденным злобной старухой. Явниха странно хекнула. Потом послышался шум падения. Я приоткрыл один глаз: у моих ног лежала Явниха, позади нее стоял Пашка с осиновой дубинкой в руках. Он подбежал к поверженной бабке и, со всей силы размахнувшись, врезал дубинкой ей по затылку.

            – Чего ты стоишь?! Хватай дубину и лупи ведьму, пока не ожила.

            Я невольно подчинился. Минут десять мы дубасили тело, не забывая бить и по тени. Пашка схватил стоящие в углу вилы и начал втыкать в безжизненной тело.

            – Я святой пионер Илларион! – выкрикивал он. – Я святой пионер Илларион!

            – Еле пришибли фашистку, – брат устало вытер рукавом старой отцовской рубахи пот со лба.

            – Ага.

            – Забираем курей, поджигаем ее в сарае и валим.

            Так мы и сделали: набили в мешок совершенно ошалевших от безумной ночи кур, засыпали тело сухой соломой, взятой из одного из хлевов, расставили вокруг трупа наши бутылки. Вышли из сарая. Я поджег спичкой запал бутылки в Пашкиной руке, и он швырнул ее в сарай. Хлопнуло, загудело пламя. Подхватив мешки с добычей, мы кинулись наутек. По всей деревне дико лаяли взбудораженные собаки, в окнах вспыхивал свет, встревоженные люди выходили из домов.

            Нам повезло перебраться через асфальт никем не замеченными. Затаившись в нашем саду, мы наблюдали за людской суетой. Первым начали тушить пожар ближайшие соседи Явнихи: дед Сысой и Колька Жаренков. Постепенно к месту событий подтянулась почти вся деревня. Мы даже увидели одетую в светлый югославский плащ мать, целеустремленно шагавшую к пожару. Логично – ее отсутствие могло вызвать ненужные подозрения. Кстати, о подозрениях…

            – Кур отнесем домой, а сами пойдем на пожар, – решил я.

            – Зачем?

            – Чтобы никто ничего не заподозрил.

            – Как в «Операции Ы»?

            – Да, как в «Операции Ы». Там почти вся деревня крутится, и если нас не будет, кто-нибудь об этом потом расскажет.

            – Кому расскажет?

            – Милиции…

            – А при чем здесь милиция? – удивился брат. – Она же фашистка. Милиция разве будет приезжать?

            – Не знаю, но участковый точно будет.

            Мы отнесли кур домой, спрятали в одном из сараев, за три года понастроенных предприимчивым отцом, и пошли на пожар. К тому времени огонь уже потушили и как раз приехали из Дубровки (райцентра) две пожарные машины. Без воды… Они развернулись и поехали на деревенское озеро набирать воду. Кто-то из деревенских обнаружил труп и близко к сараю детей теперь не пускали. Мы с Пашкой потолкались, поговорили с приятелями и сверстниками. Потом взрослые стали прогонять детей по домам, и мы с братом с облегчением свалили. Я вспомнил, как у Гайдара в «Школе» герой реагировал, впервые убив человека – даже сознание потерял. Странно, я ничего подобного не испытывал. Просто хотелось спать и слегка подташнивало от сладковатого запаха подгорелой человечины, резко врезающегося в мокрый предутренний воздух. Даже гарь пожарища его не скрывала.

            На крыльце стояла большая корзина, криво сплетенная из свежей лозы. Корзина доверху была полна грибов.

            – Откуда это? – удивился брат.

            – Не знаю, – я настороженно рассматривал грибы, – принес кто-то…

            – Кто нам мог грибы принести?

            – Я откуда знаю? Я же с тобой был. Пошли спать.

            – А грибы?

            – Пускай стоят тут. Не трогай.

            Я лег спать, а Пашка одел свою ценность – значок БГСО[2], постелил журнал «Под знаменем марксизма», встал на него на колени и начал бить поклоны, молясь фотографии святого пионера Иллариона на стене.

            – Святой Илларион, святой крепкий, святой в галстуке, помилуй нас, – доносилось до меня сквозь сон.

            Молитвы святым коммунистам и пионерам мы знали наизусть – как говорила мать: «Чтобы вместе с зубами выскакивали!»

            Только я заснул, вернулась мать.

            – Чего грибы не занесли, лежни? – растолкала она меня.

            – Откуда они? – зевнул я.

            – Знамое дело откуда, – мать перекрестилась, – Станислав-грибовик принес, снизошел на ваше сиротство, никчемность, беспомощность и криворукость. Ты язык попусту не бей, а занеси грибы на веранду. А завтра с утречка, как корову сгоните на выпас, переберите их.

 

[1] Амба – жаргонизм: конец, конец всему, логическое завершение начатого.

[2] Значок «Будь готов к санитарной обороне СССР»

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 2
    2
    68

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.