Пружинка

Мы, скорее всего, знакомы, если гарантийный срок вашего чудо-прибора «Импульс-три-эр» на половине или подходит к концу. В прошлом году вы охотно общались со мной, возможно, перезвонили, но вам уже ответил бот: «наша фирма рада» и так далее. А позвонивший первым показался вам славным парнишкой, вы же помните: «Мой деда, тоже Сева, говорит, скрюченные лапы вашим импульсёром развил так, што часики ручные снова сам надеваю и подвожу по сигналам точного времени тик в тик». Понятно, скажут: прохиндейский маркетинговый ход и всё такое, — но дед мой существует в яви и технический прогресс не хает, удочка с «импульсёром» у него самая уловистая. Хотя, правда и то, что тёзки мы с ним условные: он Севастьян, я Всеволод, и он, кстати, зовёт меня Володяем. Как называл меня отец, не помню, от него я унаследовал лишь рост: сажень без чети, как говорит деда Сева.

Вдвое дольше с аудиоверсией меня знакомы зрители театра кукол «Минипиль». Я и сейчас, на карантине, числюсь там редактором, а в лучшие времена все голоса «от автора» были моими. Во втором сезоне «Дон-Жуана» я даже появлялся на сцене вместе с другой прислугой — снимал с Донны Анны парик перед тем самым эпизодом, ради которого большинство и ломилось в «Минипиль». Вот это — ход, но он не мною придуман.

Гораздо больше знакомств, настоящих, аудиовизуальных и даже тактильных, мне обеспечил госпедунивер, но это как бы само собой разумеется... Sorry, отключу-ка я всплывающие окна на мониторе.

В универ я поступал ради второго иностранного. На школьном выпускном наша «англичанка» вбила в меня последний гвоздь: другого такого вуза не найти ни в одном регионе, а «в резиновую не совайся»; для закрепления английского сгоняешь на пару месяцев в какой-нибудь кампус (оказалось, на месяц в Стивенсон Колледж), дальше плотно займись испанским, и год на Кубе обеспечен, «такая практика». На практике выпало необременительное волонтёрство в Барселоне: Коста-Брава по выходным, тупичковый Портбоу — короче говоря, вторым получился каталанский.

На третьем курсе стал захаживать к филологам по известной причине: увлёкся — игривым локоном, лукавым взором, румянцем пламенным одной брюнетки, Оксаны Раскардаш, если быть точным. Их семинары... на втором или третьем я оставил свой пост в коридоре и устроился в классе у окна. Готовился поскучать, но тут пошла игра словами. «Полоротый» у них рисковал остаться без пары, и я отвесил: «полочерепатый». Разобрали по составу и происхождению обоих, нашли глубинную мою правоту. «Фиктивному» придал «фактивного», промахнулся, но провожал в тот вечер не брюнетку, а её остроумную училку Альбину Ло... ну, не важно. Через пару дней со съёмной квартиры перебрался к ней в общагу на Мира, в правое, малосемейное, преподское крыло. Чаще стал бывать в доме культуры, где на Альбине висел КХС — клуб художественного слова. Вернувшись с практики, набрался наглости выступить сам, неурочно занял сотню слушателей на целый час, и в тот же вечер все мирные приметы морганатического союза улетучились: остроумие иссякло. Случай, бог-изобретатель, помог мне зацепиться в левом, охлократическом, крыле общаги, и почти тут же — получить заказ на переводы впрок. Так что в универе ваш Сева благополучно избежал более опасных увлечений с разрушительными, может быть, последствиями.

Диплом защитил на английском и с обещанием деканату не пропадать из города и вида отчалил в свободное плаванье. ТНК-ВР (би-пи, конечно), мой щедрый заказчик, в регионе сворачивалась: угодила под Роснефть, где, как всем известно, свои переводчики. Но прощальный корпоратив сложился удачно: на срок «бессрочно» я получил вот эту студию, всего лишь без права продажи, а настоящий хозяин отправился за Ла-Манш. Оставалось найти работу. Городские школы свои полные вакансии не светили, а неполные начинались у них от восьми тысяч четырёхсот девяноста пяти и восьмью же тысячами пятьюстами заканчивались. На платных курсах посторонний рот с двумя языками был явно чужим, его пугались и немели, не вступая в подробности. В компаниях легко обходились машинным переводом и непринуждённым «скузмай бэк» в командировках.

В театр «Минипиль» я завернул к знакомой по КХС выпить кофе и перекусить домашней выпечкой, а через час шагал в писчебумажный за бланком трудовой книжки. Домой вернулся редактором на полной ставке в восемнадцать отечественных кило. До открытия сезона вычистил репертуарные тексты, расставив точки над «ё» и смысловые запятые, проникся атмосферой и даже получил урок на будущее. Прямо на репетиции «Жуана», той самой сцены с участием нашей звёздной пары Незамайских, чёрт дёрнул меня заметить, что старательное кряхтение и стоны несколько портят акт. Муж-премьер метнул в меня взгляд-сюрикен и воззрел с немым вопросом к настоящему руководству. Режиссёрка внятно пояснила, что, если это и кряхтение, то оно лишь добавляет иронии к совокуплению кукольных персонажей. Прима Маргарита чуть заметно пожала плечами, зато на меня посмотрела внимательней и, как оказалось, с благодарностью. В дальнейшем её советы удержали на плаву мою репутацию, она же добилась вставки моих «авторских» реплик во все спектакли, включая «Трёх поросят». Бесперспективный окладник, я получил доступ к ежедневной кассе... Ho sento, amics, кофе стынет.

Сейчас я формально на карантинной ставке, из которой лишь в мае получил тысячу сто рублей, и вместе со всеми, хотя и меньше, легче всех, благодаря переводам и консультациям, жду лучших времён. В господдержку «Минипиль» не включили, контрактники разъехались, попытки местных заработать на выездах во дворы не окупили затрат. А в конце прошлого, самого удачного сезона случился мой персональный вызов после спектакля. Артисты сразу деловито выходили в вестибюль с персонажами, работать в фотозонах, я же подрастерялся и вышел, как в лес, озираясь. Только успел подумать, что тупо повёлся на розыгрыш, как был атакован шикарной дамой в брючном костюме.

— Сова! Совёночек! Главное, я знала! — На мне повисла Оксана Раскардаш, она же Гукасян, она же вновь Раскардаш, как вскоре и выяснилось. — Голос, Совёнок, голос! Перед твоим голосом наш рыночек прогнётся, и мы взлетим! Попробуй, возрази, кадык выгрызу, чтоб никому не достался! Главное, только я о тебе вспомнила — театр подвернулся! Двадцать раз мимо ходила! Название ты придумал? Похоже на тебя! Господи, какой же ты большой! Мини-пили — это же таблетки противозачаточные, полмилли, гормональные, в конце концов я от них кисту заработала. Ну, идёшь к нам? Главное, у нас теперь полная база клиентов на руках! Днём ты свободен, сиди в офисе и мели языком! Я ж помню, как ты Лорку этого в клубе читал — по-испански, а не сморгнуть! Главное, из-за него девчонки и развели вас с Альбиносом, с лошадью этой!

— Нет, Оксана, нет! — попытался я прервать бурный поток.

— Не-ет?! Да я тебе! — Она отпрянула, притопнула.

— Не Лорка! Жаксин Вердаггер — принц каталонских поэтов.

Оксана расхохоталась, и потянула меня на выход.

Так я появился в стенах орденов Трудового Красного Знамени и Октябрьской Революции инструментально-механического завода, в той самой вам знакомой «Импульс-плюс». Фирма снимала весь отдел стандартизации: в архиве шла сборка-наладка приборов. Старые цеха и заводоуправление были растащены арендаторами до последнего квадратика, незанятой оставалась литейка — здесь прямо сейчас можно без лишних затрат снимать постапокалиптическое кино. Там, вдали от посторонних глаз и ушей, мы и подобрали мой стиль общения с клиентами. Оксана скрывалась за кучей кирпича и арматурин, я набирал её мобильный, и мне отвечала то дряхлая старушенция, то бойкая пенсионерка-первогодок, то якобы доцент кафедры физиологии беспозвоночных.

— Гибче, Сева! Гибучéй! — кричала наставница мимо трубки.

После того, как я на серьёзных щах наплёл про «деду», моё обучение закончилось: импровизация — это наше всё.

Клиентскую базу сводил из трёх ведомственных, добытых Оксаной и таинственным для меня учредителем, и сам же тестировал ведущий технарь Игорь Родионов (он представлялся вам инженером Родченко, мусорил «эт-самым» и «амплинтудой»), мне, ведомому в этом звене, оставалось, не напугав, уговорить вас, просеянных, принять на дому младших научных сотрудников для испытаний прибора на себе, на детях, да хоть на любимых питомцах. Поначалу «научные сотрудники», всегда одетые в уникомбезы близнецы Гриша-Миша и «сестра» их Наина-Найка, вполне управлялись сами со сборкой и выездами, но через пару недель ситуация поменялась, к ним пришлось подключиться Оксане. Через месяц рыночек выстрелил, и добавилась просто развозка — пара соседей по заводу со своими авто. Я выходил на связь из дома. За меня уже отчасти работало сарафанное радио, и мой смартфон всё веселей озарялся звоном монет при зачислении.

В начале августа (год, вечность! назад) позвонила Оксана:

— Совёнок, мы тебя ждём! Форма одежды пляжная! Машина у подъезда. — Я сказал, что у меня два неотработанных контакта, через пару часов заказной оплаченный спектакль и вообще. — Вообще-то, Сова, — задорно продолжила Раскардаш, — вчера сорок второй прибор ушёл, и учредитель будет поздравлять нас лично, на Луже. Разрешено отсрочить целых три подтверждённых заказа, так что сворачивайся. На Лужу едут одни старики! Плюс ты — сам Генерал желает тебя видеть. Главное, ты назван пружиной проекта! Игорь, скажи ему...

— Старичок, — сказал ведущий, — сорок второй прибор закрыл первый миллион прибыли. Ты, эт-самое, не тормози процесс.

На озере мы расположились в самом козырном уголке с пологим спуском к воде, под прикрытием плакучих ив. Гриша и Миша извлекли полог, коробки, взялись собирать жаровню. Оксана командовала нами, как новобранцами или поварятами, и мне это нравилось. Почему раньше таких вылазок не случалось? У меня в холодильнике вязанка дедовых вяленых лещей... Ответ был очевиден, но мой вопрос всем понравился. Пока нажигались угли, Игорь призвал дёрнуть под нарезку, сразу же — под помидорку, а на третий раз он сказал:

— Наша машина встала на колёса, а мотор в ней — Оксана Гаевна! Так смажем его до дна и окунёмся наконец!

Я пожалел, что проигнорил форму одежды, но мне и на берегу с близнецами было хорошо. Нас зазывали присоединиться, вода была мёд, и мы обещали... по достижению некой кондиции.

Миша врубил в машине Still Got The Blues For You, и купальщики потянулись на берег. Выходя из воды, Оксана выставила перед собой сжатые ладони с оттопыренными большими пальцами, повела плечами, а на полпути к столу уже танцевала томный медляк с полными оборотами и подъёмом рук; её закрытый купальник сочился влагой, летели брызги с «ушей» на бёдрах. Игорь, излишне вихляясь, стал нарезать широкие круги. Наина вынужденно остановилась поодаль, Гэри Мур обречённо-протяжно сообщил, что дружба — не любовь, и она изготовилась к своему танцу. Мокрая ткань раздельного купальника сливалась цветом и фактурой со смуглым её телом, капли-бриллианты озаряли живот — я подумал о его прохладе и забыл всё на свете. Ровные сильные руки, сильные подрагивающие бёдра — её выпуклое девичество показалось мне неуловимо подвижным, в левой складке выглянуло и спряталось родимое пятнышко. Наина пропускала такт за тактом, танец не начинался, но упоительное его предчувствие, pressentiment, la sensació de la dansa (каталанский, в словарь можете не заглядывать) заменило мне всё. Я вообразил, что в ней скрыта такая звонкая пружинка, которая, если уж разовьётся, то одарит настоящим праздником, радостью на всю жизнь — сладко и страшно представить себя на месте счастливчика, у меня даже засосало под ложечкой... Без паузы, прямо на Гэри Мура, из динамиков выскочил E-Type, но танцы закончились. Приплясывая, Игорь подал Оксане беспокойный её телефон, и выяснилось, что Генерал прибудет в течение часа.

Наваждение слетело, я встал коленями на полог и взмолился: в кои веки «Минипиль» включили в культурную программу международной конференции (плюс Казахстан в самом деле), деньги плачены, и ни одной репетиции — мне надо в театр! «Совёнок», «старичок» — полилось в ответ, «премиальные будут в конвертах»... и вдруг голос подала Наина.

— Не хочу, не хочу его видеть! Теперь он от меня не отстанет! —прокричала в лицо Оксане, назвала учредителя по фамилии с гнусной рифмовкой, подбежала и встряхнула моё плечо. — Они помешать ему не посмеют! Забери меня в свой театр срочно!

Игорь и Оксана переглянулись, но уговоров не последовало. «Нам теперь упиться, что ли», — пробормотал ведущий, или он сказал «утопиться».

Дорогой Наина заявила, что вообще хочет остаться у меня: «он» отыщет её и на «сиротской» квартире, раз уж выбрался в город со своего «бл... пусть будет — весёлого хутора», а в театр она сходит потом, когда перевезёт платья (ни одного не оказалось в её гардеробе, ни даже халатика). Миша сделал крюк до моего дома, я проводил её в студию, и на прогон в театр благополучно успел. Организаторы выбрали целомудренных «Весёлых соседей», и «голоса за стеной» в этот раз мне особенно удавались. Вернувшись после спектакля, обнаружил посреди студии клетчатый баул и второй матрац на полу, узкий, как доска. Наина спала поперёк моего, разметавшись под простынкой, я растянулся на привнесённом. Под утро мне на голову упала подушка — это она отправилась в туалет... Сейчас вроде спит, а когда проснётся, в качестве глушилки на меня будут надеты наушники с какой-нибудь дикой попсой — вы знаете, например, Клаву Коку?

Как некие родственники мы живём год с перерывами. С выездов она возвращалась всяко раньше, скорее всего, сразу валилась на матрац и к моему приходу засыпала. Несколько раз я заставал в студии близнецов, живо обсуждавших с ней вылазку, потрошивших под пиво дедовых лещей и материнские заготовки, и с удовольствием изображал старшего брата. Вдвоём же мы говорим мало и ни о чём. Назвать её Пружинкой я не посмел, привычной ей Найкой — язык не повернулся, так и обходимся без имён.

Перед Новым годом она как-то поспешно съехала, но к февралю вернулась: в «сиротской» отрезали отопление. Вскоре на фирме закончились блочные китайские генераторы, и встала сборка. Потом вообще закрылись границы. Учредитель расторгнул договор аренды с заводом. Вслед за «Импульсом» закрылся «Минипиль». Сказать теперь честно, меня это мало касалось: к тому времени на обеих кафедрах вдруг вспомнили Севу и завалили проверочными. Двоих теплокровных я довёл до защиты дипломов.

Как-то близнецы заскочили сказать, что устроились разносчиками еды, и «сестра» исчезла с ними почти на неделю. Возвратилась словно побитая, сказала, что работать на «зверей» она не будет.

В июле я выбрался на встречу с дипломницами, подписал наконец бумаги в деканате, а вернувшись, вдруг застал её перевозбуждённой.

— Давай, давай что-нибудь замутим! — наскочила. — Давай жить одним днём! — Тут же выяснилось, что звонила Оксана из столицы Урала; теперь её фамилия просто Свиридова, и она распределяет «вентиляторы» по госпиталям и клиникам. — Радостная такая! — не унималась Наина, вышагивая. — Огонь и бомбы! — Наконец она встала передо мной, уперев руки в бока. — Ты что делаешь? — Я сворачивал снятые носки рулончиками. — Что? Ты? Делаешь?

— Я слушаю, — ответил я. — Что, надо было пива купить?

Вино у нас стоит всегда, а пиво могло бы означать праздник.

Наина отвернулась и рухнула на матрац. С тех пор она спит, сидит или просто валяется — свернувшись калачиком.