Три ибанаси

«Ну, что ты там такое принес, — сказал безразлично увалень с топорным лицом и юркими глазками, — Если какую-то дрянь, то можешь сразу засунуть себе в жопу». Весь вид хозяина заведения, по совместительству и оценщика ломбарда выражал презрение к посетителю. Слегка покачиваясь в кресле, уродец пережевывал видовкусие заплесневелого порнобургера, уже небрежно огрызанного по краям. С бургера ему на чрево капала смешанная со слюной заправка, стекала в пах. «Суко», — сказал он, подхватил жирную каплю свободной рукой и направил в рот. Она размазалась по щеке. И опять вгрызся в порнобургер, а глаза его разбежались куда-то в совершеннейшем беспорядке.

«Вот, — выложил Боб на прилавок камень, — Раскопал. Случайно». Хотел добавить, что нашел на своем поле, но потом решил не выдавать место нахождения чудного камня. «Нууу, — протянул ломбардный оценщик, искоса оглядев гладкий, с ладонь величиной и похожий на кокон голыш, зеленый, с тонкими розоватыми прожилками, — Иди-ка сразу нахер». Боб подобрался и, протестующе подняв веснушчатую руку, стал торопливо разъяснять, насколько это удивительный на самом деле камень.

«И что, хуй встает и камень светится?» — недоверчиво интересовался увалень. Боб усмехнулся: «Еще раз говорю, вот чтобы мне провалиться: как положишь болт на камень, он сразу эрегируется, а камень становится прозрачным, как изумруд, и светится, светится».

Оценщик сердито вскочил с кресла, крикнул: «А вот это мы сейчас и проверим». Боб засмущался, принялся было расстегивать ремень, но его остановили. Ломбардщик сам расстегнулся и пошел торчащим членом на камень. Бобу ничего не оставалось, кроме как придвинуть камень на хозяйский край прилавка. И тут голыш вдруг ярко вспыхнул желтым, потом сделался как изумруд прозрачен, и засветился таинственным глубоководным светом. Хозяин ломбарда не мог скрыть своего изумления. Он стоял, вернее застыл, член его подсвечивал снизу чудесный камень, отбрасывая на подбородок тень. «А еще и отсасывать он не умеет?» — прошептал, как видимо, в смятении, этот болван.

Боб покачал головой, разглядывая тень на подбородке. Увалень приходил в себя и пытался представить области применения такого продукта в интересах человечества, а также нащупать приемлемую цену закупки. После чего прошелестел в кармане криптовалютой, пожевал губами и, бессовестно вылупясь остановившимися глазками, назвал цену.

— Как, три ибанаси за такой монолит? Всего?! — задохнулся Боб.

— Хорошо, еще бонусная ибанаська сверху. Идет? — невозмутимо набросил ломбардщик.

— Пошел ты! — рассвирепел Боб, сметая камень в пещеру своей клетчатой рубашки. Прижав неотоваренный дар богов к сердцу, ринулся к выходу.

Стояла осень. Кислотный дождь уже размазал красные и фиолетовые пейзажи в сплошную серость. Мясистая серость чавкала под ногами, как говно: «Пффыр!» Грязеход, поломавшись, завелся и, брезгливо и нетвердо опираясь о говно, побежал домой.

Дома Боб аккуратно выложил камень на стол и упал в кресло. Мысль лихорадочно вилась вокруг таинственного камня, нарезая траурные прожилки. Конечно, камень следует продавать, это как дважды два, но не за три же ибанаси и одну ибанаську!

Боб сердито вскочил; примеряясь, наложил на камень член, закрыл глаза. Открыл. Болт его вяло лежал на зеленом камне с черными прожилками. Боб оттянул член вверх и отпустил. Ну и хоть бы тебе хер! «Там, в говне на поле, должны быть еще камни, — бормотал он трясущимися губами. — Три ибанаси и ибанаська сверху! Ты мог бы купить промывочную машину... Ты мог бы, ты мог бы открыть настоящий бизнес. Три ибанаси!»