Из архивов Замульды Кильдымгиреева

Стадо джейранов, выбивая из топких солончаков радужные веера брызг, дружным галопом трусило по изрезанному буераками распадку в уже тронутых малахитовыми пятнами приближающейся весны ближних предгорьях Алатау. Легкий бриз рисовал дымчатые узоры, чередуя причудливые тени с косой прядью солнечного света, пробивавшейся сквозь мертвые ветви старого саксаула. А на недалёких, казалось, склонах, кривясь узловатыми, изломанными, будто в шаманской пляске телами, раскинули свои цепляющиеся за скалы кряжистые корни горные кедры.

— Йо, чок, чок! — разносился над просыпающейся киргизской степью хриплый крик чабана Нурмамбека, уносясь глухим звоном треснутой домбры в чистое, как воды Иссык-Куля, небо. С виднеющегося сквозь колышущееся марево подступающей жары стойбища невыносимо потянуло ароматом бешбармака, перемешивающимся с призывным запахом трёхлетки-ослицы, купленной на прошлой неделе по случаю у чайханщика Дангира Ляйлехо, которому и заплатить-то пришлось всего три тысячи теньге, поскольку, каким-то чудом обнаружив недавно у себя еврейские корни, тот собрался на старости лет уезжать навсегда в землю обетованную...

— Вас не за*бала эта пастораль? — спросил внезапно проснувшийся геодезист Василий, которого, судя по исходившему от него зловонию и трёхдневной кататонии уже никто не рассчитывал видеть не только говорящим, а и просто находящимся где-нибудь выше, чем на полтора метра под землёй.

— Пшёль нах, однако, — пнул Василия здоровой ногой бульдозерист Берген и, поудобнее разместив на кошме культю второй ноги, отрубленной горящим люком в тонущем танке на учениях в Кызыл-Куме, добавил, — Продолжайте, пожалуйста, читать свой рассказ на конкурс, Бобо Замульды.

И, укоризненно глянув на почёсывающегося Василия, назидательно и, тщательно выговаривая по слогам, с расстановкой произнёс:

— Ли-те-ра-тура, однако.