Там, за дверью

1.

Зима выдалась холодной и бесснежной. А вот ветров и дождей было в достатке. По мнению Гарри Мура, их было даже больше, чем нужно. Днем и ночью пронизывающий ветер гонял по улицам и площадям старые газеты, швырял в лица прохожих колючие ледышки, падавшие с серых небес из серых туч, пробирался под полы пальто.

Ночевать в привычных местах – на лавочке автобусной остановки или в темном закутке за мусорными баками – стало противно. Попробуй, засни тут, когда земля или лавка покрыты тонким слоем льда, а в задницу и за шиворот дует чертов ветер. Ночлежки тоже были переполнены, даже за бесплатными супами по утрам выстраивались такие очереди, каких не бывало уже лет пять-шесть.

Можно, конечно, пойти в метро, но служащие, все, как один, озверевшие от холода, ветра и народа, почему-то переставшего любить неспешные прогулки по улицам и внезапно полюбившего мрачную подземку, - гоняли бездомных из поездов и со станций, пинали, били швабрами и щетками, выпихивали наружу – в холодные, пронизанные ветром, занавешенные струями ледяного дождя дни.

Потолкавшись по знакомым подвалам – таким же промороженным, как холодильники, улицы и морги, и забитым до отказа бездомным человеческим мясом, - Гарри Мур обеспокоился всерьез. На улице всё холодало и холодало, а ночевать было негде.

Погруженный в печальные мысли, мистер Мур шел по пустынной улочке, подняв воротник пальто и пряча лицо от холодного дождя. Стемнело, ветер усилился. Набитая полезными и не очень вещами тележка с каждым шагом становилась все тяжелее - Гарри с трудом волочил ее за собой. Хрустнул тонкий лед, нога провалилась в лужу. В ботинке стало мокро и противно, и сразу же заныл палец, отмороженный два года назад.

Гарри ругнулся и, остановившись, огляделся по сторонам. Если он не хочет замерзнуть к чертям собачьим, если хочет пережить эту ночь, нужно срочно найти место, где можно поспать в тепле.

Улочка была узкой и темной. Не улочка, а тихая аллея. За аккуратно постриженной декоративной изгородью – невысокие заборчики, ухоженные лужайки, а в глубине дворов, за липами и клумбами – красивые двух- трехэтажные дома. Кажется, его занесло в какой-то приличный квартал. Дело плохо! Здесь, среди пижонских особняков, вряд ли найдется ничейная сараюшка или навес для машины.

Единственный плюс – полиция в таких кварталах почти не появляется, потому что сирена на машине – это беспокойство, а пешком ходить – смысла нет, освещены только дорожки, что творится в домах – не поймешь, да и сигнализации у всех включены. Вон, мигают красными и зелеными глазками.

А вот тут, похоже, выключена, видимо, хозяева дома. Да, наверняка дома, вон и гараж открыт. Что, если проскользнуть внутрь и поспать там – пусть на бетонном полу, но за стеной, под крышей, – укрыться от дождя и ветра. Утром владельцы будут ругаться, может, и полицию вызовут, или по шее накостыляют и прогонят. Но то утром. А сейчас, когда в ботинке хлюпает, пальцы ног заледенели, шею, кажется, продуло, других вариантов нет.

Гарри Мур осторожно, стараясь не помять ветки, перелез через декоративный кустарник, перешагнул невысокий заборчик и быстро пробежал по двору, стараясь не попасть в свет высоких уличных и низких садовых фонарей.

Все огни в доме были погашены, только слабо светился ночник на втором этаже, наверное, в спальне. Это хорошо, это значит, что можно воспользоваться оплошностью хозяев и беспрепятственно проскользнуть в гараж, что мистер Мур и сделал. Пройдя между стеной и криво припаркованной машиной – черт ее разберет в темноте, что за марка, но, судя по очертаниям корпуса, какая-то дорогая спортивная штучка, - Гарри забрался в дальний угол и наощупь, не рискуя включать фонарик, разложил на полу старые газеты и грязное когда-то бывшее розовым одеяло.

Ну вот, теперь можно и соснуть.

 

Гарри Мур проснулся рано утром – сказалась привычка подниматься на заре, чтобы успеть за бесплатным супом. Да и когда ночуешь на улице, важно убраться с помойки или с парковки как можно раньше, пока не явились уборщики и не позвали полицейских.

Мистер Мур потряс ногами и руками, разминая затекшие конечности, потом аккуратно свернул и убрал в тележку одеяло, газеты – еще пригодятся на разок-другой, высморкался в руку. Только не хватало простудиться – а всё эта чертова лужа вчера. И дырявый ботинок.

В доме по-прежнему было тихо. Гарри вышел на улицу. Двор, клумбы. Аккуратные дорожки присыпаны свежевыпавшим в ночь снежком. Только сейчас мистер Мур рассмотрел дом. Кажется, конца XIX века, или стилизован под старину. Двухэтажный, с остроконечной крышей, на чердаке, похоже, тоже жилая комната. Дом был выкрашен в черный цвет и выделялся на лужайке, как черный ворон на заснеженном лугу. Странный цвет выбрали для стен и крыши хозяева, наверняка и сами они – странные люди. А эта дверь – ярко-алая, словно раскрытый беззубый рот. Да, ничего не скажешь, жутковато выглядит, даже сейчас, ясным солнечным утром.

Тишина в доме настораживала, как и все еще горящий ночник на втором этаже. Гарри Мур понимал, что рискует, но любопытство победило. Бездомный подошел к входной двери, прислонил тележку к крыльцу и осторожно потянул дверь.

Она была не заперта.

 

Пройдя через просторный холл (хорошо, что сообразил снять ботинки, иначе нашлёпал бы на чистом полу), Гарри попал в гостиную – просторную, оформленную в минималистическом стиле в черно-белых тонах.

«Инь-ян», - всплыло воспоминание из прошлой жизни, той, в которой у Гарри Мура были квартира и работа. Негромко бормотал телевизор – огромный плоский экран занимал треть стены, аккуратно врисовываясь между двум окнами с полупрозрачными шторами. Это порадовало бездомного – голоса новостников заглушат шаги, если кому-то в доме придет в голову прислушаться.

Арочный проем слева вел на кухню – стерильную, с огромным холодильником, забитую техникой. На полукруглой стойке стояла ваза с фруктами. Посмотрев на нее, Гарри почувствовал, как заурчало в животе. Пожрать бы! Придется потерпеть, сначала надо осмотреть дом, и, если никого нет, можно и рискнуть. Наверняка в холодильнике тоже что-то найдется.

Справа, возле лестницы, виднелась небольшая дверца. Мистер Мур осторожно открыл ее, пошарил по стене, щелкнул выключателем. Кладовка с аккуратными рядами полок, коробки, смотанные шланги, инструменты, бутыли с бытовой химией, канистры. В углу, возле еще одной двери – видимо, ведущей в гараж, где бездомный провел ночь, - газонокосилка.

Гарри начал осторожно подниматься по лестнице, стараясь не касаться отполированных перил. Коридор второго этажа был оформлен в светло-бежевых тонах, между дверными проемами (мистер Мур насчитал шесть дверей) – картины в стиле абстракционизма: кружочки, квадратики, штришки и какие-то сложные геометрические фигуры.

Телевизора здесь было не слышно. Тишина казалась почти осязаемой, давила, опускалась сверху, накрывала душным ватным одеялом.

Мистер Мур не выдержал:

- Есть тут кто? Эге-гей!

Никто не ответил. Похоже, в доме и впрямь никого не было. Но открытая входная дверь, как и не опущенная дверь гаража, наводили на нехорошие мысли. Мысленно перекрестившись, Гарри Мур двинулся по коридору, заглядывая во все комнаты.

Гостевая со смежным санузлом, рабочий кабинет, светлая студия с мольбертом, непременным табуретом и накрытым белым полотном подиумом (хозяин дома – художник? Похоже на то), гардеробная с боковым проходом в соседнюю комнату, которая должна была быть спальней. Ею и оказалась.

Там Гарри Мур и нашел хозяина. Седовласый мужчина лежал на постели, аккуратно положив правую руку ладонью вниз поверх одеяла, левая же рука свесилась с кровати. В груди хозяина торчал нож.

«Для разделки мяса», - машинально отметил бездомный, глядя в неверном свете ночника на выкаченные глаза, разметавшиеся по подушке волосы, неестественно правильную позу покойника.

В противоположной, дальней стене виднелась еще одна дверь. Скорее всего, в ванную и туалетную комнату. Но проверять это Гарри не спешил. Он стоял, судорожно хватая ртом воздух, держась за дверь гардеробной и соображал, что же ему делать.

Звонить в полицию? Кажется, в гостиной был телефон. Да и мобильник хозяина – вон он, на прикроватной тумбочке. Нет, это глупо! Хрен его знает, когда хлопнули чувака, но явно не только что. Утром никто в дом не входил и не выходил. Возможно, это случилось прямо перед тем, как мистер Мур забрался в дом. А что это значит? Что мистер Мур и станет первым и самым убедительным подозреваемым.

Нет, с полицией придется обождать. Но оставаться в комнате с покойником тоже неприятно.

Гарри задом отступил обратно в гардеробную, вышел в коридор и, стараясь не спешить, спустился на первый этаж.

Итак, сначала надо поесть. И выпить! В таком шикарном доме не может не быть бара, а в баре наверняка найдется что-нибудь типа скотча или виски. А потом, когда немного полегчает и перестанет противно бурчать в животе (и мистер Мур не стал бы винить в этом бурчании только голод), можно подумать, что делать дальше.

 

В баре, разумеется, нашелся и хороший виски, и скотч, и даже дорогущие французские коньяки, и какие-то вина. А еще стаканы, рюмки и бокалы.

Мистер Мур в винах не разбирался, поэтому, прихватив бутылку родного скотча и чистый (ну надо же!) бокал, отправился на кухню, где устроил настоящий пир, сообразив омлет из четырех яиц с ветчиной и консервированной чечевицей. Гарри полагал, что после пережитого он вполне заслужил и вкусно поесть, и душевно выпить. По мере того, как количество скотча в бутылке уменьшалось, тело наполнялось приятным теплом, а желудок тяжелел, неприятное утреннее происшествие отступало все дальше, пряталось в туман, растворялось в кружении снежинок за окном. Ополовинив бутылку, мистер Мур решил, что дом – симпатичный, еды и тепла в нем – вдосталь, наверняка, в кабинете можно найти и кредитные карточки хозяина, и – если повезет – наличность, - а, значит, нет никаких причин покидать это уютное и гостеприимное место.

Оставался только один вопрос: что делать с хозяином? Закопать? Земля наверняка промерзла до самой магмы, да и не портить же сад свежей могилой. Оставить в спальне? Мистер Мур не особо разбирался в покойниках, но перспективе жить в одном доме с разлагающимся трупом (не будет же он вечно таким твердым и холодным) его не привлекала. Значит, надо спрятать куда-нибудь подальше – туда, где холодно и никто не ходит.

О возможном появлении наследников и друзей трупа бездомный не подумал, но винить в этом следует не мистера Мура, а почти опустевшую бутылку скотча.

Допив очередной бокал, Гарри поднялся и, пошатываясь, отправился изучать дом на предмет укромного местечка. Холодильник не подойдет – это ясно сразу. Во-первых, хозяин туда целиком не влезет, а, чтобы расфасовать его по частям, нужно обладать некоторыми навыками, которых у мистера Мура не было. Да и не хочется складывать покойника рядом со вкусной едой. В гараже недостаточно холодно. Конечно, отопление работает не в полную силу, не как в доме, можно и совсем отключить, но ведь там машина. А вдруг мистеру Муру захочется прокатиться? Например, до ближайшего магазина.

«Не забыть потом поискать деньги и приличную одежду», - сделал мысленную пометку Гарри, пошатываясь и выбираясь в холл. Только сейчас бездомный заметил, что под лестницей на второй этаж есть еще одна – поуже и без перил. Точно! В таком доме непременно должен быть подвал, и там наверняка достаточно холодно. С одной стороны. С другой, это все-таки дом, а, значит, хозяин не будет в обиде за то, что его хладное тело выкинули из родного жилища.

Не удосужившись проверить, что там и как в подвале, мистер Мур поднялся на второй этаж в спальню и, небрежно сбросив одеяло, за ноги потащил мертвеца в коридор.

Тот оказался куда тяжелее, чем можно было судить по его внешнему виду. К тому же он оказался твердым и негибким, как толстое бревно, а при спуске по лестнице голова делала неприятный «бум-бум» по ступенькам.

Добравшись до первого этажа, мистер Мур отер пот и вытащил нож из груди покойника. Уж больно хороший нож – с широким лезвием, да и острый – сразу видно. Нож сидел крепко, почти по самую рукоятку, поэтому Гарри употел и упарился, пока управился. Пришлось для упора встать коленом на грудь трупу – в этот момент внутри что-то хрустнуло и затрещало, но мистер Мур оставил этот факт без внимания.

Умаявшись возиться с ножом, бездомный поначалу хотел было передохнуть, но решил сначала закончить самое важное – прибрать хозяина с глаз подальше. Поэтому, ухватив покойника за босые ноги, потащил тело вниз по узкой лесенке, задом открыл дверь и втянул тело в подвал. Там действительно было очень холодно, куда холоднее, чем предполагал мистер Мур. Стуча зубами, Гарри огляделся: бетонный пол, стены и потолок – почти бомбоубежище, в углу - какие-то бочки и свернутый шланг – наверное, для сбора воды летом, возле стены – парочка старых холодильников, лет пятидесяти, если не старше.

«Гляди-ка, художник, эстет, а такую фигню не выбросил!»

Может, с точки зрения хозяина холодильники и не были фигней, потому что он не только сохранил их, но не поленился расписать синими цветами по белому фону. Наверное, этот, как его там, авангардный перформанс с ними собирался делать. Не успел. Ну и пусть себе теперь любуется своими цветочками.

Подтащив тело к холодильникам, мистер Мур усадил его, прислонив к стене – для перформансу, - вышел из подвала и закрыл дверь на защелку.

После тяжких трудов нужно было передохнуть, поэтому Гарри вернулся на кухню, вымыл руки и нож, допил оставшийся скотч и прилег головой на барную стойку – чуток расслабиться, прийти в себя после пережитого.

Когда мистер Мур проснулся, уже стемнело. Электронные часы на плите показывали начало седьмого. Самое время принять душ и переодеться.

 

2.

За две недели, проведенные в жилище мистера Дэны Свенсона, художника и дизайнера интерьера, Гарри Мур освоился с домом и новым образом жизни. Он даже пару раз рискнул выбраться в ближайший супермаркет за продуктами, благо кредитные карточки лежали там, где им и полагалось лежать, - в бумажнике, который мистер Мур нашел в кармане пиджака, висящего на спинке стула в спальне. В гардеробной было достаточно чистой одежды и хорошей обуви, на карточках – более чем достаточно денег. Так что жизнь бездомного в доме покойного художника можно было назвать спокойной и беззаботной, если не считать некоторого неудобства в виде трупа хозяина в подвале.

Несколько раз мистер Мур спускался по узкой лестнице, стоял под дверью, словно ожидая услышать шаги или голоса с того света. Но за дверью было тихо. Гарри так и не собрался с духом хоть раз открыть дверь и посмотреть на то, что сидело там, в бетонном подвале, прислонившись к стене, рядом со старыми холодильниками.

Мистер Мур покопался в бумагах и на компьютере покойного и обнаружил, что мистер Свенсон был человеком малообщительным и замкнутым. Семьи у него не было, близких друзей – тоже. На электронную почту приходили только рассылки из гольф-клуба, магазинов спорттоваров и письма от агента - с новыми заказами и подтверждениями о переводах гонораров.

В бумажнике же мистер Мур нашел и билет на самолет в Париж без обратной даты. На тот самый вечер, когда Гарри явился в дом. Похоже, господина дизайнера укокошили незадолго до отъезда.

Конечно, мистер Мур побаивался, что те или тот, кто убил Дэну Свенсона, могли вернуться в дом. Потому частенько и заканчивал мрачные темные вечера в обнимку с бутылкой старого доброго скотча. С другой стороны, по утрам, когда в окна светило солнце и мир уже не казался таким жутким, вопрос звучал иначе: зачем им – кем бы они ни были – возвращаться? Ограбить дом можно было сразу после смерти хозяина. Но это сделано не было. Значит, убийство носило личный характер – месть, ревность, что там еще пишут в детективах? А коли личный, - значит, убийца сделал свое дело, заодно предоставив мистеру Муру крышу над головой и возможность безбедно и спокойно пережить холодную зиму, - и возвращаться ему незачем. А старине Гарри не о чем беспокоиться.

Мистер Мур и не беспокоился. Он сладко спал, вкусно ел, душевно пил, смотрел телевизор. Не слишком часто, потому что Гарри не любил все эти новости про глобальное потепление, теракты, погибших дельфинов, ругающихся о спорте и природе политиков и рассуждающих о политике гринписовцев и спортсменов. Были правда еще Нетфликс и Эппл-ТВ, но они требовали пароля, а его мистер Мур не знал.

Большую часть свободного времени бездомный проводил в рабочем кабинете хозяина. Там вдоль стен стояли тяжелые дубовые шкафы с застекленными дверцами – старинные, антикварные, не похожие на современные не-пойми-из-какого-картона сделанные шкафчики от дорогих дизайнеров, в число которых, кстати, входил и мистер Свенсон. Именно здесь, в кабинете, Гарри то ли вспомнил, то ли открыл для себя заново удовольствие от чтения книг. Правда, в библиотеке покойного Дэны почти не было детективов, которые раньше любил мистер Мур, не было и любовных романов, которые любила какая-то близкая ему женщина (Жена? Подружка? Что-то неясное – светлые кудри, нежный затылок, капризный, срывающийся на визг голосок).

Мистер Свенсон же предпочитал серьезные умные книжки – труды по философии, по истории религии. Много было и книг по архитектуре, фотоальбомов из картинных галерей и музеев. Кстати, на компьютере тоже нашлось немало видео-туров по старинным городам, известным развалинам и прославленным заповедникам.

Мистер Мур полюбил по вечерам, под стаканчик скотча, смотреть на гигантов с острова Пасхи, на восстановленный 3Д-художниками Парфенон, на Рим с птичьего полета или коралловые рифы - из глубины, какими видят их рыбы, медузы и дайверы.

Читать же книги было куда сложнее. Гарри обычно хватало на пару-тройку страничек. Потом наваливалась усталость, под веки словно насыпали горячего песка, а в голове ворочались, как огромные осьминоги, тяжелые, сложные мысли, от которых начинало ломить виски и хотелось поскорее лечь в постель. Что мистер Мур обычно и делал.

Да, читать – еще то удовольствие. Совершенно непонятно, что в нем находят. Зачем нужны все эти Платоны и Ницше, Каракаллы и Кетцалькоатлы, когда над ними не посмеешься, не расслабишься, не увлечешься сюжетом?

Потому мистер Мур и предпочитал видеотуры. А вот хозяин дома, мистер Свенсон, похоже, был человеком интеллектуальным и умным: все книги имели вид зачитанный, многие места были заложены закладками, отчеркнуты цветными маркерами, рядом – пометки от руки. Жаль, не разобрать, что написано – почерк у господина художника еще те каракули. Да не больно-то и хотелось.

 

В один из вечеров Гарри Мур решил полазить по другим папкам на компьютере, посмотреть, вдруг найдется что-то интересное, помимо мировых достопримечательностей. И оно, разумеется, нашлось. Точнее, она. Папка с набросками.

Рабочие дизайнерские проекты – тщательно пронумерованные, разложенные по отдельным подпапочкам «Эскизы», «Кухня», «Аксессуары в гостиную» и т.д., и т.п., и все сложенные в папки с именами заказчиков, - мистер Мур нашел в первые же дни, но как открыл, так и закрыл. Что ему в этих чужих квартирах и домах? Да и файлы были сделаны в какой-то незнакомой программе. В нее лезть – только мозги ломать.

А вот картинки мистера Свенсона (а чьи же еще?) попались впервые. С другой стороны, Гарри их особо и не искал. И в студию не ходил. Как-то неловко было, словно явиться пьяным в храм к буддистам или к этим… как их там… иудеям, стоять на службу и громко отрыгиваться.

Да, художественная мастерская – это что-то личное, интимное, это даже Гарри понимает, а он вполне способен влезть в чужой дом, упрятать убитого хозяина в подвал и жить как ни в чем не бывало. Но в студию – ни-ни, ни ногой, ни ботинком, ни даже чистым носком. При всем нашем уважении.

А вот на компьютере вполне себе можно картинки посмотреть. Экран – он как рама и стекло, отдаляет, отодвигает, дистанцирует. Это уже не личное пространство, а музейное творчество, произведение искусства. Значит, мистер Мур ничего не нарушит.

И тогда Гарри увидел нового Дэну Свенсон. Не того, что лежал в спальне с ножом для разделки мяса в груди, и не того, что сидел, облокотясь на бетонную стену, возле расписанных синими цветами старых холодильников. Совсем другой, а настоящий или нет – кто его знает.

Новый Дэна Свенсон любил солнечные поляны в парках, викторианские особняки за завесой дождя, заросшие ряской пруды. И женщин – прекрасных, нежных молодых женщин, присутствовавших в каждой картине. Удивительных, ни на кого не похожих. Гарри Мур не встречал таких в своей жизни – ни в этой, ни в прошлой. Тонких, стройных, длинноногих, с распущенными светлыми-рыжими-темными волосами, в легких платьях, под разноцветными зонтиками, с нежным румянцем на изуродованных шрамами щеках, с уродливыми деревянными протезами вместо ноги или руки, с выколотыми глазами и частично содранными скальпами. Нереальных, полупрозрачных, волшебных, и в то же время жутких, как тыквенные рожи через два дня после Хеллоуина, раскисшие и постаревшие.

Было в этих набросках что-то завораживающее и притягивающее. Гарри смотрел их, с трудом справляясь с восторгом и тошнотой, не в силах оторваться от экрана, глотая одну за другой порции скотча, не замечая вкуса и течения времени. Наконец мистер Мур оторвался от экрана и, с трудом переставляя ноги (ужас или скотч были тому причиной, кто знает?), вышел из кабинета.

Эту ночь бездомный провел на диване в гостиной. Ночевать в спальне, по соседству со студией, где, как подозревал Гарри, обитали другие прекрасные женщины, - было страшновато. Откуда ему знать, вдруг по ночам они выходят из рам, выбираются из законченных картин и устраивают танцы под только им слышную музыку. В тишине, укрывающей время и мир темным покрывалом, в темноте, за которой не слышны постукивание ножных протезов и прищелкивание кастаньет, надетых на крюки рук.

Утром, завтра утром Гарри войдет в мастерскую этого чертова художника Дэны и посмотрит, что там происходит. Но это будет утром. Не сейчас.

 

Человек предполагает, а судьба – располагает, поэтому до студии мистер Гарри Мур добрался только часам к трем. Всё утро бездомный находил себе занятия: сходить в магазин за салфетками, потому что пачка уже заканчивается, дочитать главу этого черта долбанного Юнга, расколоть и убрать лёд с дорожек в саду. Всё, что угодно, лишь бы не делать то, что собирался, что пообещал себе и девушкам из компьютера. Наконец все дела были переделаны, вытерта даже пыль в гостиной, а раковина на кухне – отмыта до зеркального блеска. Никаких больше занятий не придумывалось, поэтому, заварив себе кофе – скотч для такого серьезного дела не подходил никак, - Гарри Мур взял чашку, поднялся на второй этаж и осторожно, словно опасаясь выпустить наружу нечто запертое, упрятанное в тайники души и комнаты, открыл дверь студии.

 

3.

Следующую неделю Гарри Мур почти все время проводил на улицах, возвращаясь в дом Дэны Свенсона только переночевать, да и то в гараже. Бездомный с удовольствием окунулся в привычную жизнь – собирал старые газеты и бутылки, по утрам толкался с другими бездомными в очереди за бесплатным супом, пару раз даже подрался – не до крови, так что полицию вызывать не пришлось.

Гарри казалось, он уже никогда не сможет открыть входную дверь - ярко-алую, как рот с только что выбитыми зубами, - и войти в дом, где так спокойно провел две недели. Если б еще не этот чертов холод! С каким удовольствием мистер Мур не возвращался бы на ночь в черный дом, забыл всё, что увидел в мастерской.

Но однажды он пришел под вечер, постоял в холодном, промерзшем - как земля на улице, как весь этот город, - гараже, и все-таки заставил себя подняться по ступенькам крыльца и открыть дверь. Гарри сам не знал, что толкнуло его сделать еще одну, очередную глупость. Может быть, отчаяние, или это дурацкое любопытство – как в прошлый раз. А, может, и чувство долга – перед ними, прекрасными изуродованными женщинами, населявшими компьютер, студию и, как чувствовал мистер Мур, - весь мир, принадлежавший когда-то Дэне Свенсону (гори его душа в аду!) и унаследованный вместе с домом, кредитными карточками, бутылками скотча и полным вкусной еды холодильником, - им, бездомным Гарри Муром.

Эти женщины не были порождением безумной фантазии художника. Гарри был уверен – они живые, настоящие. Свенсон писал с натуры. Откуда бралась эта уверенность, мистер Мур не смог бы сказать даже под угрозой электрического стула, но он знал это так же точно, как знал, что у него-то обе ноги и руки на месте, как на месте и волосы, и глаза, и лицо не обезображено шрамами.

Ради них – неизвестных, погибших (он был уверен - все эти женщины мертвы) – он должен был разгадать их тайну. А вместе с ней и тайну самого Дэны Свенсона, тайну его смерти. В том, что эти загадки связаны, Гарри тоже не сомневался.

Потому-то он и вернулся в черный дом, похожий на ворона – вестника смерти, усевшегося на белой, заснеженной лужайке с остатками когда-то аккуратно подстриженной травы, посыпанными песком дорожками, огражденной низкими декоративными кустами.

 

Гарри слишком хорошо помнил, что он увидел в мастерской. Все те же - с набросков – девушки, и еще другие – такие же прекрасные, нежные, воздушные, но уже нарисованные акварелью и маслом. Это, наверное, ужасно трудно - писать полупрозрачные картины маслом или акрилом. Это плотные краски, яркие цвета, без полутонов – мистер Мур видел их в студии. Но Свенсон был чертовски талантливым художником – он смог.

А еще там были шкафы – белые встроенные шкафы, похожие на медицинские: их ставят в больницах и хранят внутри лекарства, бинты, инструменты. Здесь тоже были инструменты, еще больше, чем в подсобке на первом этаже. Инструменты для изготовления протезов, стилизованных под старину: темного дерева, полированные, некоторые покрыты лаком, с крюками вместо кистей рук и палками – вместо ног. Были и острые ножи, скальпели, и нитки с иголками, и клей, и стеклянные глаза с окровавленными зрачками, и много, много париков с полусодранными скальпами. Значит, Дэна уродовал этих красивых женщин, а потом прилаживал к ним протезы вместо недостающих частей тела. И рисовал! Он рисовал их, измученных болью, страдающих, потерявших себя - в новом облике, на фоне осенних садов, летних прудов и покрытых свежей листвой деревьев.

Но куда делись все отрезанные руки-ноги, все вырванные глаза? Может быть, мистер Свенсон закапывал их в саду? Нет, глупо! Дэна любил свой сад, ухаживал за ним, подстригал траву газонокосилкой, тримминговал кусты, высаживал красивые цветы на клумбах, чертов мастер-искусник! Он не стал бы уродовать сад, перекапывать его лопатой. Да и зачем такой труд, такие усилия, когда там, внизу, в подвале - два чудесных старых холодильника, расписанных голубыми цветами.

В холодильниках? Надо проверить – так ли это. Но нет сил, не хватает мужества снова спуститься в подвал, подойти близко-близко к тому, что сидит возле бетонной стены, открыть бело-голубые дверцы и заглянуть внутрь.

А женщины? Что сталось с ними? Вряд ли этот безумный дизайнер, декорировавший естественную красоту уродливыми аксессуарами, отпускал их на свободу. Значит, тоже убивал. Но холодильники слишком малы, там не хватит места. Где же?

На чердаке? Там Гарри еще не был. Снаружи кажется, что там еще одна жилая комната, но кто знает, что скрывается за светло-коричневыми шторами и бежевым тюлем.

Укрепив свою решимость парой бокалов старого, доброго скотча, Гарри зачем-то взял из подсобки топорик и поднялся на чердак.

Комната была женской, в самом прямом смысле слова. Ореховая мебель со скругленными углами, на стенах и на полу – бежевые ковры с длинным ворсом, широкая кровать застелена мягким коричневым пледом с кремовыми разводами. Это была очень красивая комната. Красивая и старая. Здесь мог бы жить человек, любивший то ли винтаж, то ли антиквариат, то их обоих разом. И наряды в шкафу были старыми. То есть они, конечно, были новыми, большая часть – ни разу не надёванными, но все равно старыми. Такие шляпки, платья, трусики, лифчики, пояса с резинками и чулки давно никто не носит. Мистер Мур видел похожие в фильмах про пятидесятые или шестидесятые годы, какие именно - точно не упомнишь.

Значит, в этом доме действительно бывали женщины. Жили – не жили, кто знает, но наверняка проводили день-другой, ночью спали на широкой кровати, по утрам отодвигали шторы, спускались вниз и пили на кухне кофе, ели поджаренные тосты. Потом переодевались в красивые старые платья и шли позировать в студию. А Дэна Свенсон уже ждал их там, с кистью в одной руке и с ножом - в другой.

Гарри выскочил из комнаты, громко хлопнул дверью, постоял на верхней ступеньке, вслушиваясь в тающее эхо – единственный живой звук в этом чудном, странном и страшном неживом доме. Немного успокоившись, спустился в гостиную, приготовил ужин – бифштекс средней прожарки, салат из помидоров и репчатого лука, пара тостов, горячий чай и печенье, - хотел сходить в гостиную за скотчем, но в последний момент передумал.

Слишком много накопилось вопросов, слишком много противоречивого было в этом доме – коробке с перепутанными кусочками разных паззлов, стыкующихся по форме, но не подходящих по рисунку. Нужно было подумать, серьезно подумать над тем, что Гарри уже нашел. И что еще найдет – в компьютере и бумагах Дэны Свенсона. А мистер Мур найдет – уж будьте покойны!

 

Увы, но добавить что-то новое к уже найденному Гарри не удалось. Мистер Свенсон был странным человеком, это бесспорно. Он за немалые деньги делал шикарные, стильные интерьеры, жил в прекрасном доме, и дом этот – та