Электричка

Решили мы с моим сыном Гришей поехать в Москву на электричке. Грише шесть лет и он — ребенок, привыкший видеть мир через окна автомобиля. Вся семья у нас за рулем. Я вожу детей по школам, садикам, кружкам и секциям на машине. Папа возит нас по выходным развлекаться на машине. Дедушки и бабушки возят детей на дачу на машине. И так вот вышло, что Гриша к своим шести годам ни разу не ездил на электричке. 

Погодка выдалась по-летнему теплая, небо улыбалось нам ясным солнцем, и мы с комфортом дошли до станции. Гриша внимательно изучил расписание электропоездов, висевшее возле кассы, пока я покупала билеты. Я и сама, откровенно говоря, ездила общественным транспортом последний раз лет десять назад и порядком подзабыла его прелести. Гриша спросил, на какой электричке из списка мы сейчас поедем. И я ткнула хрустящими новенькими билетами в расписание. Сын оживился, будто именно в той самой указанной мной электричке был спрятан таинственный сюрприз. Гриша начал приплясывать и радостно объяснять кассирше, что он первый раз в жизни поедет на электричке в Москву! Дородная дама в голубой вязанной кофте и толстых очках сладко улыбнулась. Но в тонких морщинках, усеявших уголки ее глаз, мелькнула подозрительная усмешка — мол, да-да, рано или поздно все проходят через этот ад. 

Долгожданная электричка подползала змеей к перрону. Гриша вцепился в мою руку, замерев от восторга. Каждая мелочь казалась ему важной. В кабине он рассмотрел двух машинистов, в вагонах — грустных пассажиров. 

— А почему они все такие грустные? — спросил Гриша, искренне не понимая, как можно грустить, оказавшись в необыкновенной настоящей электричке.

— Ну не знаю, — ответила я, — Наверное им на работу не хочется ехать? Или может им хочется мороженного.

— Даааа, тоооочно, — с сочувствием вник в судьбу пассажиров Григорий.

С местами нам вполне повезло — в будний день днем народу обычно мало. Гриша возле окна, а я рядышком. Напротив нас сидел парень с наушниками в ушах и две женщины, вцепившиеся обеими руками в свои смартфоны. Гриша уселся и громко объявил: «Я первый раз еду на электричке!» Но никто из соседей даже ухом не повел. 

В окне медленно плыли магазины, деревья, дома, парки, стены гаражей и разнообразные заборы, колоритно расписанные местными «мастерами» граффити. Гриша будто попал в галерею — восхищался, удивлялся, подпрыгивал от восторга и предлагал соседям разделить с ним радость. Через десять минут он уже не мог просто сидеть. Ему стало скучновато. И он решил скрасить грусть пассажиров песней. 

На этом моменте все же мне стало неловко и я попросила Гришу помолчать, объяснив, что в транспорте так себя не ведут. Гриша обиделся и замолк. И тут как раз на станции в вагон зашел пухлый дядька в кепке с баяном. Он вежливо представился и вдарил плясовую на всю катушку. 

Гриша хлопал как в театре и кричал: «Мама, но ты же говорила, в транспорте так себя не ведут!»

Мне ответить было нечего и я молча уставилась в окно. Там параллельно по шоссе сновали разноцветные машины. И я с тоской вспомнила, как же хорошо под музычку с кондиционерчиком крутить кругленький руль... 

Еще через десять минут пути Гриша придумал, как сделать, чтобы все пассажиры не грустили. Им всем просто надо купить мороженого. В том числе, конечно же, и самому Грише. Пришлось мне снова объяснять — есть надо дома или в кафе, а в транспорте нельзя, вдруг испачкаешься или посадишь пятно на одежду соседям. Сын расстроился, что его идея снова оказалась никудышной. И тут на самом вот этом месте в вагон влетела тетка с тяжеленной сумкой и заорала во все горло: «Вода, морожено, беляши, вода, морожено, беляши!» Наш соcед в наушниках неожиданно ожил, открыл глаза, потянулся к карману и достал кошелек. Гриша замер от ужаса! Мама снова его жестоко обманула. 

Сосед крупными кусками откусывал пломбир, а сын пронзительно посмотрел на него и громко сказал: «У моей мамы нет денег на мороженое, а так бы я тоже купил бы. Да, мам?» Гриша повернул голову ко мне, и я кивнула, вжавшись в твердую скамейку и ощущая себя ужасной матерью. Я уже даже не стала лезть с советами не трогать раму окна, не совать пальцы в дырки сидения и прочие обычные материнские нотации оставила при себе. Первая поездка на электричке — ясное дело — уже испорчена. 

Гриша, как будто прочитав мои мысли, поглядел на свои черные пальцы и ладошки и вздохнул. 

За мороженщицей вошел трухлявый старичок и начал бубнить что-то про журналы и газеты. В трясущейся руке он держал веером несколько помятых экземпляров. 

— Мама, мама, смотри, бомж! — восторженно воскликнул сынок, неприлично показав на старичка пальцем.

Я собрала последние силы и тихонько опустила его руку.

— Гришенька, это продавец газет и журналов. Просто он старенький, — стараясь быть правильной доброй терпеливой мамой, объясняла я, — Он продает газеты и на эти денюжки потом себе покупает продукты, одежду, мороженое... 

Дальше ехали молча. Гриша стал таким же грустным, как все пассажиры. Постепенно приближалась Москва. Подплывал Ярославский вокзал. Снующая толпа с сумками хаотично мелькала перед глазами. 

— Мам, у тебя есть немного денег на газету? — вдруг спросил Гриша.
— Ну, на газету есть, — машинально ответила я.
— Тогда может давай пойдем догоним этого старичка и купим у него немножко газет?

Я поразилась чувствительности души своего ребенка, решив, что он хотел помочь старику материально.

— Да, конечно, давай в следующий раз, если его увидим, обязательно купим. А то сейчас он уже далеко ушел, — умилилась я, погладив сына по голове и поцеловав в лоб.

— Эх, жалко, — опустив голову, сказал Гриша, — а то мы могли бы опять поехать на электричке, там продать эти газеты и купить мороженое!

— Ну нет уж, поедем в следующий раз на машине, — отрезала я.