ФАНТАСТИЧЕСКОЕ

Когда я открыл глаза, по Discovery Channel Беар Гриллс давал очередной урок выживания и жрал какую-то нечисть, о жизненном цикле которой говорилось в предыдущей программе. В этот момент пижама, которую я забыл надеть перед сном, повернулась ко мне вместе с вешалкой и басовито вопросила: 
— Может, соблаговолишь открыть дверь? 
Не спросила, не поинтересовалась. Именно вопросила. Как она так умеет? И, самое главное, ЧЕМ она говорит?! Рта-то у неё нет!
— Хватит валяться, Глаша уже полчаса на крыльце под дверью ждёт! Второй час ночи, между прочим. Не ты один хочешь спать! — укоризненно продолжила пижама. Я поискал глазами кота, — единственное наверняка живое существо в комнате, которое по-любому должно было как-то отреагировать на заговорившую «ночнушку». Кот, лёжа на спине, держа передние лапы на манер богомола и высунув кончик языка в приоткрытую пасть, мирно дрых на кресле. Пижама погрозила рукавом: 
— Не буди зверя! Глаша его боится! 
Тут она, конечно, права. Кот давно лелеет мечту поймать Глашу или Варфоломея Апполинарьевича. Или любую другую жабу.
— А что ей надо? — поинтересовался я.
— Говорит, Варфу тошнит. Плохо ему. Чем-то отравился, — ответила пижама. Интересно, откуда она это знает? Я и пижама в комнате, а дверь на улицу ажно в террасе, ещё через две двери.
— Ты как с Глашей-то разговаривала? — спросил я.
— Я, вообще-то, мужского пола! — возмутилась пижама. 
— И давно «пижама» стала мужского пола? — съехидничал я, — или ты «пижам»?
— Я не пижам. Я костюм. Ночной. Спальный. К тому же, где ты видел женскую пижаму на свой рост? Ещё и вширь растянул. Меня ж после тебя и гиппопотам носить сможет не сильно в обтяжку!
От такой наглости я даже закашлялся.
— Ты чего это мне дерзишь, ширпотреб китайский?! Если бы ты растягивался, то не разошелся бы в самом интимном месте.
— А не надо было надевать меня задом наперёд, — ответил ночной спальный костюм.
— Так у тебя ж на штанах ни единого ориентира! — возразил я.
— Тогда не хер такую жопу отращивать, — обиделся «пижам» и повернулся к стенке, — иди уже, помоги Варфу.
— А почему так фамильярно? — спросил я, — он, вообще-то, Варфоломей Апполинарьевич!
— Это для тебя Варфоломей Апполинарьевич. А мы с ним давно на «ты». Для меня он Варфа. — ответила с гордостью пижама.
Охренеть. Пижама давно на «ты» с жабой, живущей под крыльцом. Ладно, надо выяснить, что ж там случилось.

Я встал, надел тапочки и подошёл к вешалке. Подумав, решил надеть вместо гордого Пижама махровый халат, пока и он не заговорил. Кот, мирно спавший во время моей беседы, теперь, зевая, сладко потягивался прищурив один глаз. Другим он следил за мной до тех пор, пока не убедился в том, что сейчас его кормить не будут.

В коридоре, на выходе из спальни, я в темноте больно ударился ногой о калорифер. Матюкаясь и прыгая на одной ноге, я нащупал дверь на террасу и уже на выходе услышал в спину чье-то злобное: «Под ноги себе смотри, лунатик!».

Свет на веранде не включался, видать, лампочка перегорела. Глаши под дверью не было. При слабом лунном свете было видно, что порыв ветра уронил пепельницу, швабру и прочую мелочь, что лежала на полках. Воняло керосином. Видимо лампа тоже слетела с крючка. Посветив телефоном я обнаружил лампу, валявшуюся в углу. В её проволоке, которая должна была держать давно разбитый стеклянный плафон, весь облитый керосином, запутался Варфоломей Апполинарьевич. Здоровенная жаба беззвучно дергала лапками, безуспешно пытаясь выбраться из вонючего капкана.

Я аккуратно освободил Варфу из проволочной ловушки, хорошенько окатив его водой из лейки, сфотографировал на память и выпустил в кусты. Варфоломей Апполинарьевич благодарно квакнул и упрыгал в сторону выгребной ямы.

Вернувшись в комнату я снял халат и надел пижаму. Пижам ни звука не издал. Я выключил телевизор, прервав Беара Гриллса на полуслове, погасил свет и лёг в кровать. Кот запрыгнул мне в ноги и уютно затарахтел. Я похвалил себя за сделанное доброе дело, повернулся на бок и уже сквозь сон услышал, как кто-то тихо произнёс: «Завязывал бы ты с водкой, братан»...