Когда уходит любовь, начинается флюс (на конкурс)

Егоров проснулся и обнаружил, что у него флюс. В зеркале шкафа-купе, стоявшего рядом с кроватью, на него смотрел лысый сорокалетний мужчина с опухшей щекой, а над ним большими красными буквами было написано слово – ПРОЩАЙ.

Перевернувшись на другой бок и не увидев знакомого голого тела, Егоров с досадой произнёс:

– Ушла! – и скривился от боли.

Рядом с ним на помятой подушке лежала пара длинных светлых волос, а на простыне виднелись засохшие желтоватые пятна спермы.

Егоров нащупал телефон на прикроватной тумбочке, выбрал контакт по имени Леночкамоялюбовь и позвонил, включив громкую связь.

– Абонент временно недоступен, – послышалось из динамика.

– Сука! – воскликнул Егоров и не глядя швырнул телефон. Описав дугу, смартфон ударился в стену и упал на пол. Задняя панель отлетела, аккумуляторная батарея выскочила, лягушкой прыгнув под кровать.

Злость была обоснована. Егоров надеялся, что этот абонент с упругими сиськами и попкой станет его второй половинкой, что они проживут долгую и счастливую жизнь пока смерть не разлучит их. Но, как говорится, не судьба. В планы Егорова, не спросив на то его разрешения, были внесены неожиданные коррективы.

Егоров приподнялся и сел на кровати, вспоминая как буквально несколько часов назад он трахал прикованную наручниками к кровати Леночку в рот. Половой акт происходил по обоюдному согласию. Более того Леночка сама предложила отсосать в стиле БДСМ. Егоров подготовился заранее перед таким важным событием. Купил в секс-шопе наручники, покрытые розовым мехом, заказал по интернету ажурные трусики своей любимой с доставкой на дом, сходил в парикмахерскую, помылся в душе, побрил лицо, лобок и яйца, приготовил романтический ужин, зажёг свечи…

А теперь он один. Леночка бросила его. Сбежала, словно подросток от назойливой матери. Отказалась от него, как отказываются родственники от больного Альцгеймером дедушки.

«Я ведь собирался ей предложение сделать. Шлюха!» – злясь, думал Егоров.

От злобы и ненависти хотелось устроить погром в комнате, но пульсирующая боль в зубе усмирила эмоции. Он резко поднялся и побежал на кухню за антибиотиками. Щеку раздуло так, словно у него во рту был теннисный шарик. С каждым произнесённым словом боль усиливалась. Нужно было срочно ехать в больницу устранять воспалительный процесс.

Но Егоров всё тянул. Он вернулся в комнату и, сняв трусы, начал усердно стирать шесть грустных букв на дверце шкафа. Помада размазалась и стала похожа на кровавый след. Егоров бросил измазанные трусы на пол и зло посмотрел на чихуахуа, сладко спавшего на лоджии.

«Ах ты, мочалка вшивая», – подумал он, поднял наручники, лежавшие на ковре, подошёл к животному, и прицепил его за ошейник к батарее.

«Пятьдесят тысяч, – негодовал Егоров. – За это говно. – Он кивнул на бедное скулящее животное. И что мне теперь с ним делать? Утопить?»

Обида, как кошка, скребла внутри когтями. Своим поступком Лена уязвила его, растоптала чувства.

«Тварь, – Егоров вспомнил красивое лицо девушки с каплями семенной жидкости на нём. – Хитрая, эгоистичная, безжалостная тварь».

Не для того он сорил деньгами, чтобы потом остаться в одиночестве. Не для того оплачивал еду и напитки в ресторанах и покупки в бутиках. Музеи, путешествия, театры – всё за его счёт. Любой каприз был удовлетворён. Что же ей не хватало? Почему она оставила его? От этих вопросов Егорову становилось тошно.

Он планировал создать с ней крепкую семью. Мечтал, чтобы она родила ему детей. Хотел воспитать их достойными гражданами своей страны. Но сегодня утром его мечта растаяла, как дым. Все усилия, все старания оказались напрасны. Жизнь больше не имела смысла. Шесть букв, написанные помадой, словно шесть пуль, выпущенных из дула пистолета, убили любовь.

От бессилия и безысходности к горлу подступил комок. На глазах выступили слёзы. Говорят, мужчины не плачут. Чушь! Егоров рыдал, как пьяная баба. Вопил, как резаная свинья. От громкого крика чихуахуа сжалась в комок, прикрыв лапками голову.

Успокоившись, Егоров вытер слёзы, глубоко вдохнул и выдохнул.

«Ну ладно, вроде отпустило», – подумал он.

На душе и правда стало легче, словно тяжёлый камень свалился. Да и физическая боль ослабла. Наверное, таблетки подействовали.

Егоров подошёл к шкафу, достал чистые трусы, рубашку, джинсы, носки. Оделся. И тут, присмотревшись, увидел шёлковые колготки, висевшие на спинке кресла. Они сливались с чёрной кожаной обшивкой, поэтому заметить их раньше Егоров не смог.

«Так спешила, что тряпьё своё оставила», – с раздражением подумал он, схватив колготки.

Некоторое время Егоров мял их руками, а потом поднёс к носу.

Они неприятно пахли луком и использованными прокладками, но Егоров всё равно жадно вдыхал запах, чувствуя, как возбуждается член. Он представил Лену с пенисом во рту. Опухшая щека, текущие из носа слюни, закатанные от нехватки воздуха глаза, прилипшая ко лбу чёлка. Вспотевшее лицо любимой, пытающейся заглотить как можно глубже его пенис, разбудили в нём инстинкт самца.

Егоров расстегнул ширинку, достал твёрдый член, намотал на него колготки, обхватил рукой ставшую ещё больше плоть, и принялся яростно мастурбировать, стараясь сохранить в голове развратную картинку до финиша. Некоторое время Лена размеренно двигалась в такт его толчкам и вдруг, выплюнув член, скривилась и выкрикнула:

– ПРО-ЩАЙ!

Шесть жирных букв вылетело из её рта и взорвались в черепной коробке, словно хлопушки, отчего Егоров вздрогнул всем телом. Ленина щека начала увеличиваться и, надувшись до невероятных размеров, лопнула, точно воздушный шарик. Воображаемый образ любимой исчез. Флюс снова напомнил Егорову о себе дикой резкой болью. Эрекция прекратилась также быстро, как и началась. Яйца заныли. Член обмяк и безжизненно повис, как сосиска. Колготки соскользнули на пол.

 – УУУУ!!! – завыл Егоров и помчался на кухню за новой партией антибиотиков.

Запив горсть таблеток виски, он сел на стул и обхватил голову руками.

«Что же делать? Что делать? Не могу без неё. Лена, вернись. Умоляю».

И она вернулась. Когда в мозгу у Егорова помутнело от алкоголя, она снова появилась в его воображении. Ходила перед ним голая, крутила аппетитной попой, трогала упругую, как резиновый мячик, грудь, плевала на розовые вздёрнутые соски, нагибалась так, что видно было небритую вагину через дыру в колготках. Вставала на четвереньки, писала на ковёр, подняв ногу. А потом, с дьявольским огоньком в глазах и довольной улыбкой подошла к Егорову близко-близко, сняла колготки и бросила их ему в лицо со словами:

– Хочу, чтоб ты удавился, урод!

Егоров, будто под гипнозом поднялся, пошатываясь прошёл в спальню, подобрал с пола колготки и обмотал ими шею, завязав три узла. Поискал подходящее место для удушения. Остановив взгляд на люстре, он взял стул и поставил его под светильник. Пристёгнутая к батарее чихуахуа залилась звонким лаем, матеря Егорова на своём собачьем языке. Он плюнул в неё, залез на стул и принялся привязывать другой конец колготок к потолочному крюку.

В это самое время раздался звонок в дверь. От неожиданности Егоров покачнулся и упал со стула. К счастью или несчастью узел он не успел завязать.

Добравшись до входной двери, Егоров открыл её. Перед ним стоял его брат, Егоров-старший, которого звали Олег.

– Ёк-королёк, Лёха, ты что, вешаться собрался? – увидев петлю из колготок на шее брата, сказал Егоров-старший. – Совсем сдурел?

– У меня флюс, – произнёс Лёха. – Проходи. Это не заразно.

Олег зашёл внутрь, захлопнув дверь.

– Да ты пьян. Что случилось-то? – Олег, не разуваясь, заглянул в спальню. – Ты один? Где Лена?

– Тут, – Лёха ткнул себя пальцем в висок.

– Не понял. Она ушла? – Олег ходил по квартире, выискивая невесту брата. – Ты же свадьбу замутил на сегодня.

– Свадьба отменяется, – проговорил Лёха, на кухне разливая «Jack Daniels» в хрустальные стаканы. – Будешь?

– Погоди. Она что, насовсем ушла? – догадался наконец Олег.

Лёха кивнул и, сделав глоток виски, закашлялся. Прочистив горло, он сказал тихим слабым голосом:

– Я ради неё… эту чихуяхуя купил… кольцо с брильянтом, а она…она…

Лёха затрясся от нахлынувших рыданий. 

– Вот бл@дина! – вырвалось у Олега.

Он подошёл и обнял брата.

– Нах-х-ху-ху-я? – заикаясь, вымолвил Лёха и вытер сопли о дорогой олегов пиджак.

– Погоди. А у тебя ничего не пропало? Сейф проверял? – спохватился Егоров-старший.

Лёха встрепенулся и подбежал к картине Мунка «Крик», висевшей в гостиной. Отодвинул её. Но вставлять ключ в замок ему не пришлось. Он уже был открыт. Лёха распахнул дверцу и с таким же выражением ужаса, как и у изображённого художником человека на мосту, отскочил от сейфа.

 – Пусто! – выкрикнул он и закрыл лицо руками.

– Сколько? – спросил, замерев, Олег.

– Два ляма! – Лёха вскинул руку и показал римскую цифру пять.

– П@здец! – констатировал Олег и опрокинул в рот стакан виски.

Выпив, он ударил хрустальным стаканом по столу так, что ваза с жёлтыми розами, купленными для Леночки, перевернулась и, покатившись, упала на пол. Брызги осколков разлетелись в разные стороны. Не обращая внимания на разбитый сосуд, он решительно шагнул к брату, раздавив ботинком цветы.

– Поехали!

– Куда?

– Сначала в больницу, потом в полицию. Надеюсь, ты помнишь ебл@ще этой шалавы? Сможешь описать?

– Поп-попробую, – произнёс, плача, Лёха.

Егоров-старший подтолкнул брата к входной двери, и тот пошёл, еле переставляя ватные ноги.

#шестьгрустныхбукв