Мажоро-минорный тост (на конкурс)

Произошла история сия во времена былинные, на закате лет советской страны. Я, тогда молодой специалист-геофизик, прибыл по распределению в опытно-методическую вибрационную сейсморазведочную партию. Полевой отряд размещался в полузаброшенном доме небольшой деревушки. Первое, что бросилось в глаза – бутылка, прибитая длинным гвоздем к столбу забора. Стеклянная бутылка! Из-под водки.

«Продвинутые люди тут работают», - мелькнула мысль. Продвинутым оказался один человек - оператор сейсмостанции Миша. Небольшого роста, коренастый, лысоватый, рыжеватый, с усами и бородкой – вылитый В.И.Ленин! Как выяснилось позже, он и по уму, и по характеру – был такой же – неуемный фантазер и бузотер.

Я ему так и сказал – про Ленина. В ответ Миша рассказал анекдот про колхозника, похожего на Льва Толстого. Вызывает его парторг: «Ты, бы, Кузьмич, побрился бы, что-ли, а то ишь бородищу распустил, ходишь тут граф-графом». А колхозник: «Ну, допустим, бороду я сбрею... А умище, умище-то куда девать???».

Умищем природа и Мишу не обидела. Это был настоящий технический гений. Он мог починить все – от заржавленных часов «Павел Буре» до персональных компьютеров, которые тогда только начали входить в практику. О нем ходили легенды – иногда ему было достаточно «наложения рук»: просят его починить старый телевизор – Миша открывает заднюю крышку, протирает тряпочкой пыль – вуаля, всё работает!

Работа с ним была не работа, а просто праздник какой-то. Занимательно, весело, смешно… Когда он в первый раз показывал мне свою сейсмостанцию, особое внимание уделил тазику под рукомойником. По его словам, по утрам он моет в этом тазике лицо, в обед – руки, вечером – ноги, а по субботам – пол в сейсмостанции.

Каких только экспериментов мы с ним ни ставили – и по программе, и сверх программы… Однажды захотели проверить - а что, если взять человека и трясти его с определенной частотой – интересно, оторвется у него сердце внутри или не оторвется? Дело в том, что все внутренние органы человека обладают собственной частотой колебаний, обычно небольшой, в первые герцы. Чтобы не оказывать опасного воздействия на людей, наши вибраторы работали в более высоком диапазоне. Однако мы умудрились запустить две установки со сдвигом фаз так, чтобы возникли так называемые комбинационные частоты, низкие, опасные. Я не успел и моргнуть, как Миша уже запрыгнул и раскорячился на двух виброплатформах, в ожидании, когда сердце начнет отрываться... К счастью, исследование завершить не удалось, поскольку рабочие на вибраторах заподозрили, что затеяли мы что-то неладное, побросали рычаги и выскочили из кабин с криками: «А пошли вы в п… со своими экспериментами!»

Это было летом. Вспоминаю, как первый раз приехал «в поле» и на зимний сезон. Миша повел меня «на экскурсию» по профилям на замерзших болотах. Выковырял из-под снега какие-то алые комочки: «А это - развесистая клюква». Я видел ее впервые: «Это – клюква?!!». «Клюква, а что же еще-то? Пиздекляус, что-ли?». (Для тех, кто не учил немецкий язык в советских школах, поясню: это – школьный фольклор. Считалось, что этим словом по-немецки называется клюква, вариант – калина. Наверное, излишне говорить, что на самом деле немецкая клюква – это «прайзельбире»). Потом мы с ним набрели на заброшенную буровую вышку, где он учил меня отковыривать «серебряные» клеммы с брошенных пакетников…

И так далее, и так далее, и так далее… Ведь Миша был, как Ноздрев – исторический человек. Истории, которые он устраивал или в которые попадал, следовали одна за другой. Но, как мы помним – та бутылка на гвозде была из-под водки…

Со временем Миша «закладывал за воротник» все чаще и больше. Истории его становились все хуже – то оплюет начальника партии (физически оплюет, слюной – за то, что тот выгонял его на работу, а Миша не хотел туда идти), то нацедит какой-то спиртсодержащей гадости из сейсмостанции, напьется и ослепнет (к счастью, временно), то на автозаправке задом своего ГАЗ-66 своротит бензоколонку…  В конце концов, экспедиционному начальству эти фокусы надоели и Мишу выгнали, несмотря на признанную его техническую гениальность. Покатился он дальше по наклонной – потерял жену, квартиру…

Через пару лет я встретил Мишу в последний раз. Одет он был в солдатское обмундирование образца пятидесятых годов – гимнастерку и галифе, на ногах какие-то чудовищно огромные войлочные шлепанцы, как у гнома. Работал он теперь водителем мусоровоза на городской свалке. И с восторгом рассказывал, как привезли им недавно на помойку сотню матрацев. Миша не был бы Мишей, если бы он не стал их исследовать - сдирать и обшаривать матрасовки. И оказался прав! В матраце номер 88 обнаружился «клад» - этот самый комплект обмундирования, который счастливый Миша тут же на себя и напялил!

Что было дальше? #шестьгрустныхбукв, однокоренных с немецкой клюквой, но не клюква.

Хочется спросить – как так можно? Не, ну как так можно? Почему талантливый человек не мог вписаться в советский социум? Ведь в те годы вписаться в него было очень легко, нас тогда от самого рождения и до смерти чуть ли не ручку водили. Но Миша не смог. И не он один, таких было много. А что, смог бы он вписаться в современный рыночный социум? Что-то мне подсказывает, что, увы, здесь он спился бы еще быстрее. Потому что социальный контроль слабее, а соблазнов - больше…

…Так выпьем же за то, чтобы наши таланты находились в равновесии с нашими способностями к социальной адаптации! И за тех, в ком эти таланты и способности счастливо сочетаются!