Кингсмид

0.

В этом году им снова не удалось получить звание деревни, дружественной ежам. 

Об этом сообщал «Кингсмидский Вестник» — четырехполосная газета, выходившая раз в месяц силами Эйприл и Дженни Бринкс. В короткой заметке пояснялось: гости деревни часто не утруждают себя следить за скоростным режимом на въезде, а сами жители невнимательны при использовании газонокосилок и выгуле собак, что только за последние три месяца стало причиной смерти нескольких ежиных семей. 

«В свете неоднократных печальных случаев, комитет при окружном совете не имел возможности выявить улучшений, но выразил надежду на изменение ситуации во всех населенных пунктах графства Сомерсет», — отмечал корреспондент. Судя по формулировкам, это все же была Эйприл.

Новость действительна была неприятной. Кингсмид дорожил репутацией. Словно сошедший с раскрашенных вручную гравюр, окруженный рапсовыми и кукурузными полями, полных куропаток и фазанов, он выделялся среди, как аристократ на фермерской ярмарке. Два десятка старинных домов тянулись вдоль главной улицы. Желтый котсволдский камень их стен давно потемнел, и теперь, увитый розами и плющом, создавал ощущение, что время согласилось застыть над цветущими даже зимой палисадниками. Строгая красота, безупречные манеры, размеренность и порядок характеризовали не только сам Кингсмид, но и его жителей. Легкомысленность в вопросе ежей становилась серьезной угрозой сложившемуся реноме.

Гейл отложила газету, добавила еще одну ложку сахара в заваренный до крепкой горечи чай и плеснула молока. Без всякого успеха — вкуса не прибавилось. Так случалось, когда в воздухе висел запах корицы.

Птицы летали низко к дождю, а Гейл Лагган чувствовала корицу перед грядущей бедой. Интенсивность аромата не сказывалась на тяжести происшествия: запах мог бить в нос перед тем, как машина пробьет колесо, а едва уловимые ноты принести известия о чей-то скоропостижной кончине.

Специи, выпечка и индийская еда в доме держались под запретом. Гейл каждый раз теряла самообладание и орала, если натыкалась на оставленную гостями пачку сухого шведского печенья или позабытый на столе стакан с тыквенным латте. Никто из домашних не обижался, скорее уж сочувствовали.

Этой ночью запах лился сквозь решетки вентиляции и щели в рамах старых окон.

Как и вчера, Гейл проснулась с первыми петухами. В прошлом году соседка завела двух несушек, чтобы иметь свежие яйца к завтраку, но очень быстро к курицам добавились петух, утки, и закончилось все средних размеров птичником — Нелла Вайнер всегда была увлекающейся натурой.

На утро Гейл оставляла то, до чего в остальное время не доходили руки: рассортировать фотографии, подписать рождественские открытки всем родственникам, перебрать луковицы тюльпанов или подклеить гербарии. Сегодня она вызвалась подменить в магазине Энн, ее младший сын вторые сутки мучился воспалением среднего уха.

Корицей пахло в спальне: от подушки и теплого халата, пахло в ванной: от зубной пасты и махрового полотенца, пахло в гостиной, кухне и, конечно, в столовой. Было слишком рано, чтобы кому-то звонить и что-то выяснять, но Гейл все равно написала несколько сообщений. Первой откликнулась из рабочей поездки Дейзи — старшая дочь, заверила, что все хорошо, затем младшая Рози, не спавшая этой ночью и часа в своем студенческом общежитии. Средний, Энди, молчал, но Гейл твердо решила не думать о плохом.

Деревенский магазин открывался в девять, но ей следовало прийти туда пораньше: ребята из пекарни Хобса привозили хлеб не позже семи, за ними подтягивался мясник. Он разгружал свои коробки очень медленно: долго раскладывал в холодильнике домашние бургеры и колбаски, укутывал в вощеную бумагу свиные отбивные и толстеньких цыплят. Последними приезжали Планксы с молоком и Дэни Мидлер со свежими овощами. С большой вероятностью он мог оказаться последним посетителем на сегодня. Местные жители делали закупки в супермаркете, в двух милях отсюда, сразу за автозаправкой. Держать продуктовую лавку открытой было обременительной, но важной традицией, от которой приходской совет отказаться не мог.

Последние три дня шел дождь, но с вечера сильно подморозило, и теперь воздух состоял из мелкой снежной взвеси с коричным ароматом. Часы перевели чуть больше недели назад, утренняя тьма стала совсем непроглядной. Фонари с ней не справлялись. Идти было недалеко, весь Кингсмид простирался всего на милю, расходясь в стороны короткими проездами. Самый последний упирался в церковь, справа от нее, в бывшей викарской пристройке, находился магазин.

Узкая проезжая часть с обеих сторон была забита припаркованными машинами. Еще час, и они разъедутся в сторону Бристоля и Бата. Вне зависимости от прогнозов погоды и перепадов температур, каждое зимнее утро начиналось лотереей — покроются стекла толстой коркой льда или нет. Гейл тоже приходилось участвовать в этой забаве, приплясывая вокруг своего гольфа. Фланелевые пижамные штаны, свитер, шарф, кружка с кофе в одной руке, чайник с кипятком в другой. «Пятидесятилетняя Дороти-Из-Канзаса и ее кризис зрелого возраста», — шутила она сама про себя. Сейчас это сравнение не казалось ей смешным.

Гейл не помнила, чтобы когда-нибудь так замерзала. Холод пробирался через непродуваемую куртку и толстую шерстяную кофту, с повязанной поверх шалью. Он струился вниз по шее, добирался до костей, тёк в венах ледяной водой, словно Злая Ведьма Запада насмехалась: «Где же твое всемогущее ведро, Дороти?».

Выщербленный скользкий тротуар, идущий вплотную к дверям домов, не позволял быстрого шага. Кингсмид теперь ощущался давящим и тесным, как старое пальто. Запах корицы пропитал каждый камень, он вился дымом из печных труб, стелился по земле вместе с туманом, обратив привычные виды в зловещий пряничный городок. За желтыми леденцовыми стеклами Гейл чудились круглые силуэты имбирных человечков, смотрящих на нее выпуклыми конфетными глазами.

— Ну, все понятно, — сказала она вслух, — Я просто схожу с ума. Вот, что должно случиться.

Внутренний голос запротестовал, что скорее всего эта история про двоюродную тетушку Стефанию, которой в прошлом месяце исполнилось девяносто восемь. 

Подходящий вариант, его можно было бы обдумать, но мысли тоже вымерзли и плавали в голове снулыми рыбами.

Первый покупатель уже ждал. Гейл увидела его, как только свернула в проулок, ведущий к магазину. Он сидел на деревянной скамейке, спиной к церковным воротам. Слишком рано, до открытия оставалось больше двух часов. Разве что этому приезжему джентльмену срочно понадобились молоко или бутерброды к завтраку. Никаких машин возле магазина припарковано не было. 

Ее мысли превратились из рыб в мелкие белые хлопья, зависающие в глицериновой вязкости стеклянного шара, и сама она чувствовала себя одной из этих пластиковых снежинок.

В стылых сумерках декабрьского утра вход в церковь святого Михаила выглядел готовой иллюстрацией к готическому роману. Голые ветви вязов склонялись к двум невысоким колоннам, каждую из которых венчал поросший бурым мхом шар. Темные каменные стены контрастировали с выбеленной аркой, ее верхняя часть уходила в такой же темный треугольник с массивным крестом на нем. Резные ворота внутри арки были прикрыты, но не заперты — преподобный Барнс заботился об этом, когда уезжал по делам прихода. Ключ от самой церкви он обычно оставлял в магазине. После ухода Энн вывешивала на двери номер своего телефона на случай, если кому-то понадобится пасторское прибежище. 

Значит, мужчина ждал не ее. Энн просто забыла оставить свой номер, и бедолага не смог попасть внутрь.

— Эй, мистер Ранняя Пташка! — крикнула Гейл, — Ключ в магазине. Пойдемте, я сделаю вам горячий чай.

Она подошла ближе. Незнакомец спал, сложив руки на груди. Белые манжеты, выглядывавшие из широких рукавов, покрылись серым инеем, тонкий слой ледяной патины лежал на очень бледном лице. Седые волосы смерзлись сосульки у воротника пальто.

— Сэр? С вами все в порядке?

Тишина зазвенела в ушах медным колокольчиком, которым мать Гейл раньше звала всех к ужину. Горло сдавило. Она сделала вдох, воздух, свежий и колючий, больше не пах ничем.

— Господи, спасибо! Спасибо, спасибо! — малодушной скороговоркой пробормотала Гейл, виновато обернулась на цветные витражи церкви, достала из кармана телефон и набрала номер полиции.