Что наша жизнь? Игра! (продолжение)

Что наша жизнь? Игра!

(продолжение)
«на конкурс»#шестьгрустныхбукв

Глава вторая.

Вообще-то у Семена была ещё неделя не догулянного отпуска и плюс, открытый больничный. Но он сам пришел к директору и слезно вопрошал в его кабинете:
- Геннадий Петрович, миленький, Христом богом прошу: не могу я без дела дома сидеть, сопьюсь к едреной фене. Разреши выйти на работу?
- Да, куда ж я тебя однорукого, пристрою-то? – задумчиво сказал директор – Постой, а у нас же Клава, ну которая в диспетчерской, в декрет с сегодняшнего дня ушла. Выходи на её место – будешь путевки шоферам выписывать. Сможешь?
- Гена, голубчик ты мой! Дозволь, я тебя расцелую? – просияв, возопил Семен, пытаясь сграбастать в медвежьи объятия одноклассника и приятеля Генку, выбившегося волю случая в директора комбината.
- Ты чё, с утра уже? Или в эти, «голубки» записался?
- Да, нет, что ты. Это ж я от радости. Ну, дозволь одну «безешку»?
- Пшёл отседова!
Семен вышел из директорского кабинета, сияя как начищенная дембельская бляха.

В диспетчерской уже толпились шофера, ожидая разнарядки.
- В очередь, сукины дети, - на ходу гаркнул им Семен, загружаясь в продавленное кресло.
- Обырвалг,- огрызнулись откуда-то из середины очереди.

Прежде чем приступить к работе Семен что-то стал быстро печатать на засаленной клаве. А потом, распечатав, закрепил скотчем листок на тыльной стороне монитора. Текст с некоторым количеством опечаток, набранный в спешке и крупным шрифтом гласил: «Руку берегу.

У меня там закрытый перелом!

Кто будет насвистывать песню «Про зайцев» - уе@у!»

Семен левой рукой ловко подмахивал, протянутые ему путевки, а затем со всего рОзмаху, крякая, ставил печать.

Мысли его были заняты предстоящей встречей с библиотекаршей, и были они отнюдь не безгрешны. Из сладострастных мечтаний его вывел подошедший директор.

- Ну, как, однорукий ты наш ударник капиталистического труда, освоился? – и тихо на ухо добавил: - Зайди не много погодя ко мне. Посоветоваться надо.

Когда минут через десять Семен зашел в директорский кабинет там уже собрался весь цвет и лучшие умы завода: главный инженер, главный технолог и мастера литейных цехов.
- Господа, я собрал вас всех здесь тайно, - полушепотом возвестил директор,- чтобы сообщить принеприятнейшее известие. На следующей неделе к нам едет проверка из Москвы. А положение дел, у нас сами знаете – ху@вое! Комиссия на основании аудита подготовит доклад собственникам, а те в свою очередь решат – продавать нас китайцам или пока повременить. А сами понимаете – с узкоглазыми шутки плохи: они могут и работать нас заставить! Или ещё что хуже – пошлют на три или шесть букв.

- А пошлют на шесть букв - это как? – подал голос начальник техотдела.
 - А ты не тупи, Федя. На шесть – это «в пи@ду»! Причем глубоко и надолго! В нашем с вами случае – все буквы на которые пошлют- грустные получаются. Так что слушаю ваши предложения!
Над головами присутствующих повисло тягостное молчание.

Первым голос подал начальник третьего литейного цеха:

- У меня вот такое предложение… А что если...

―Не стоит! – оборвал его директор и обратился к Семену: - А ты что молчишь, как рыба об лед. У тебя голова светлая – ты школу нашу, как-никак единственный без троек закончил!
- Так это,- бодро начал Семен. – Давайте всеобщий праздник устроим. С банкетом, мордобитием и фейерверками!
- Эвона, как тебя рассуропило! И в честь чего это, позволь спросить? – удивлению директора не было предела.
Но Семена уже несло хаотичное потоковое сознание, которое его никогда еще не подводило: - Так известно чего – праздновать будем 200-летие комбината! его ж ещё Демидов здесь до революции основал. Так? Так! Точной даты основания никто за давностью лет не помнит. А поэтому ничто и никто не помешает нам её самим назначить!
- Светлая ты голова, Сёма! напоим их, глядишь и прокатит. Не заметят наши огрехи, отсутствие модернизации и провал в финотчетности!
- Нет, это ещё не всё! Просто напоить -  не проканает. Их надо закружить в феерии праздничного карнавала. Устроить такое шоу, чтобы память у них напрочь отбило, а потомки его в веках вспоминали! Пригласим каких-нибудь лабухов столичных, чтобы зажгли! Банкет со стриптизом! А в заключении «Поле чудес» с Якубовичем! И вот вам будет и «Приз в студию»!

- Ага, так тебе Якубович, в наш Мухосранск и поедет! – ответствовал главный технолог - извечный аппонент Семена, - У нас бабла столько нет – и ему, и лабухам отстегнуть. Да ещё и банкет!
- Нет, Григорич, Семен – дело говорит. Якубович поедет, у него здесь «крестник»- инженер Быстриков. Он ему не откажет. А на остальное – деньги найдем. Загоним пару-тройку вагонов  китайцам. Вот тебе и лаве. Так что други мои, коли не ублажим столичных проверяющих, так хоть гульнем напоследок!
- А почему он инженеру нашему не откажет? – смешно вскинув выщипанные бровки, осведомилась Риточка, как раз разносившая присутствующим минералку и услышавшая последнею фразу.
- Да, в чем там фикус-прикус? – поддержал её начальник третьего цеха.
 Поскольку все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, директор её им поведал:

Повесть про «безумного» инженера.

Инженер Быстриков человеком был тихим, не заметным, но головастым. И руки у него были по истине «золотые». Ещё когда он в школе учился, все соседи к нему ходили с просьбой починить: кто - утюг, кто - пылесос, кто - телевизор. Когда заканчивал он институт, прочили ему блестящее будущее, в аспирантуре оставляли, но предан был душой и телом наш инженер родному комбинату. Вернулся, женился на Любе, работавшей технологом. От квартиры, выделенной комбинатом молодым супругам, Быстриков отказался. Дом отстроил в частном секторе, да какой! С электричеством от ветродуев, да колеса в ручье установленном. Даже воду в дом открытие калитки у него накачивало. В общем, всяких изобретений в доме было от подпола до крыши. И всё у них хорошо было – и хозяйство. И дом - полная чаша. Детишек только бог не дал. И со всей своей энергией посвятил себя Быстриков изобретениям всяким. На заводе модернизации с советских времен не было, рухлядь одна, так всё на нем и держалось. Памятник Сталевару, опять же, он крутиться заставил.

И вот как-то прочитал Быстриков в журнале «Техника молодежи», что появились тарелки такие, что телевизионный сигнал даже из-за границы принимают через спутник. Но стоили они тогда бешеных денег. Вот пораскинул мозгами наш инженер. Да и соорудил, из того что под рукой было, такую тарелку.
Все ловила: и Америку, и Европу. А изображение такое чистое! Вот показывают, например глубины океанские, а кажется – протяни руку к экрану телевизора и рыбку за хвост поймаешь. Так он к ней еще усилитель приладил и развел сигнал по всем домам соседним.
И как-то вечером сидел инженер за столом, чертежи разные раскладывал, да чай сладкий из стакана в мельхиоровом подстаканнике прихлебывал. И пришла ему в голову идея поделиться изобретениями своими со всем народом, осчастливить человечество халявной энергией и сигналом телевизионным. А тут по ящику как раз Якубович со своим «Полем чудес» и любовью всенародной. Ус крутит и хитро именно ему, Быстрикову, подмигивает. И решил инженер наш в Москву ехать. « Вот, - говорит он жене - К нему поеду. Он мне точно поможет изобретения мои до народа довести!» И пальцем в экран голубой тычет. Жена верная посмотрела в глаза его лихорадочно блестевшие, поняла, что спорить бесполезно, и пошла ему чемодан собирать, да деньги с серванта доставать на поездку.
Приехал инженер в Москву. И как был с чемоданом и тубусом с чертежами своими, сразу и поехал на телевидение, Якубовича искать. Даже в гостиницу не заселился. Ну и что вы думаете? Тормознули его сразу на проходной в Останкино. А он стоит руками размахивает, слюной брызжет – на себя не похож. «К Якубовичу мне надо. Срочно! Пропустите, суки, по-хорошему. Я ему чертежи тарелки и насоса привез!»

Сразу его скрутить хотели. Видели они уже и инженеров, и тарелки, и даже контактеров с внеземными цивилизациями. Баба Дуся, уборщица, сердобольная душа вмешалась, у охраны веником его отбила. Да в каптёрку к себе увела - сладким чаем с ватрушками отпаивать.
- Ты, милок - сказал баба Дуся, - охолонись маленько. Много вас таких молодых, да шустрых тут ошивается, видали. Кто к Познеру, кто к Малышевой, а кто, не к ночи он будь помянут, к Соловьёву норовят пролезть, да тайнами мирозданья поделиться. А Якубович, он знаешь – один такой на земле русской! Я тебе больше скажу – святой он! Вот те крест!

- Так, что ж мне делать то, бабушка?

- Так, известно чаво: зазнакомься с охранниками, дай им денежку какую, глядишь и пропустят.
- Да, у меня и денег то: на еду, да на обратную дорогу.
- Ну, зрителем ещё можно, на программу ту заветную попасть. А как закончится она - к Леонид Аркадьевичу и подойти. Глядишь, и смилостивится, да и выслушает думы твои. Только сегодня понедельник, а передача по пятницам выходит, так что ждать тебе еще почитай четыре дня сроку. Ты вот что - посиди тут пока, а я полы пойду подотру. Натоптали уж поди, ироды.

Хлебнул еще чаю крепкого инженер, да из душной подсобки вышел. Глядь, а по вестибюлю сам Якубович идет! И точь в точь. как в телевизоре – ликом ясен, ус подкручивает, а штиблеты его лакированные на только что вымытом бабой Дусей полу даже грязных следов не оставляют!
И забыв про увещевания бабки, да наказы её, кинулся к нему Быстриков, на ходу из тубуса чертежи свои доставая, да ими размахивая.
- Леонид Аркадьевич, стойте, - кричит – Я вам тут показать! Я вам тут... вот... про тарелку... рассказать.
И, размахивая чертежами своими, кинулся инженер к знаменитому ведущему – нашему национальному достоянию. И тут опустилась на него тьма египетская. И провалился он в благостное беспамятство.
В дальнейшем показания свидетелей сего происшествия разошлись: охранники, вызвавшие «скорую помощь», утверждали, что поскользнулся он на мокром полу; баба Дуся же напротив, утверждала, что это как раз охранники его дубинкой по голове «приголубили».
А спустя две недели позвонили, встревоженной исчезновением инженера, жене его Любе из подмосковной психиатрической больницы. Просили документы привезти личность больного подтверждающие, да полис медицинский. Мы, мол, его лучшим отечественным аминазином лечим, итак на преступление ради любимого ведущего пошли. Так, что привозите всё, да побыстрее. «Отчего же лечите то, - всхлипывая в трубку Люба. – В основном, от острого психоза, сопутствующей шизофрении, и прочего бреда. Да, вы не переживайте. Аминазин – это очень хороший препарат, он от всего помогает! Но документы – привезите, а то не порядок!»
Собрала Любаша вещи свои, да уже хотела на вокзал мчаться. Как нехорошо ей стало, сердце защемило. Из последних сил успела она в "скорую" позвонить.

Вызов её передали молодому доктору Дмитрию Курочкину, недавно на свою беду попавшему в N-ск по распределению. Трясся Митя на кочках, да ухабах в УАЗике, да размышлял, в основном про судьбу свою блядскую, что рукой декана, подписавшего распределение, его сюда закинула. А поскольку трясло на ухабах нещадно, щелкнуло  у него в мозгу и мысли потекли в совсем другом, философском даже направлении:

«Эх, карета ты моя, «скорой помощи», и куда ж ты несешься? По бескрайним просторам, степям, асфальту и тропкам нехоженым – непролазным. Куда долетит редкая птица, да забредет лишь зверь дикий…
И мигают-завывают спец сигналы на крыше твоей. И наматываешь по долам и весям километры на спидометре. И вот уже, кажется, домчалась-долетела до цели, и машет вдали человек рукой призывно тебя ожидающий…
И всего-то у тебя сполна: и медикаментов на складе и рук опытных умелых.
И сидит в кабине человек в белоснежном накрахмаленном халате, сжимающий оранжевый чемоданчик. И ставит, и ставит всем градусники. И лечит – добрым словом от хворей, да болезней всяких, потому что нет ни черта в чемоданчике его, а то, что есть – подлежит строгому учету и списанию.
Эх, медицина ты наша, русская! И всего-то в достатке у тебя, а на всех не хватает. И всем не поможешь ты, ко многим не успеешь домчаться…»
За мыслями этими и не заметил доктор, как подъехали они к дому инженера. Отворил он калитку, ведро воды сам того не заметив в баньку накачав. И поднялся по ступенькам, кошачий вальс под ним сыгравших, на крыльцо. Кинулся к Любаше, да нашатырем, да словом ласковым вернул её к жизни. И в слезах поведала Любаша ему о горе своем.
 – Голубушка. Вам в таком состоянии ехать никуда – решительно невозможно. Я ж сам из тех мест. Как раз собирался на выходные домой съездить. Давайте документы ваши, я всё оформлю в лучшем виде.
И действительно, поехал молодой доктор на следующий же день в родные подмосковные места. Повидавшись накоротке с родными и близкими, заспешил он больничку для душевнобольных.
Удачно для всех, а особенности для инженера, встретил в больничных коридорах однокурсника и кореша своего Витьку. Тот разузнал, что и как. Оказалось что определен буйный инженер на лечение длительное и беспросветно. Просьба такая с телевидения поступила, ну врачи под козырёк и взяли. «Пришили» инженеру, что чуть ли не штурмом хотел он Останкино брать! Да и на ведущего напал. С тубусом.

- Так что, ежели кто и может его из психушки вызволить, так только сам Якубович, - добавил в конце Витёк.
Долго ли коротко, шел наш славный доктор путями окольными: через знакомых, знакомых знакомых, и дошел, таки, до человека лично знаменитость лечащего. И устроил этот человек ему встречу с самим Якубовичем.
Дмитрий только рот открыл, чтобы пламенную речь произнести, что, мол, томится ни в чём не повинный человек в застенках картельной психиатрии. А Леонид Аркадьевич за руку его взял и ласково так и говорит:
 - Как славно, что вы ко мне пришли. Этот человек странный, который головой ударился, он там несколько чертежей в суматохе своих обронил. А я ведь, знаете ли, не всегда ведущим был. Я представьте, инженерно-строительный институт закончил, так что сам инженер по специальности, и в чертежах кое-что понимаю.
И поведал ведущий пораженному доктору, что по чертежам тем приказал он рабочим у себя в дом всё обустроить. И хоть человек он не бедный, а все ж приятно родному государству за электричество, да воду - ни копейки не платить.
- Увидеть я страстно желаю этого человека замечательного,- закончил Якубович,-  руку ему пожать, да про тарелку чудесную, что упоминал расспросить.
- Так за этим я и к вам,- вскричал радостный доктор. – Выручать надо инженера. А без вас – никак.
В миг домчал их лимузин шикарный, с мигалкой на крыше установленной, до больнички областной психиатрической. И прошел, не мешкая, Леонид Аркадьевич в кабинет главврача. Быстро слухом больничка наполнилась, что сам Якубович в гости к ним пожаловал. И стали люди в белых халатах один за другим прибывать. И вскоре не только в приемной, но и в коридоре не протолкнуться было. Вышел Дмитрий на улицы, дабы не быть раздавленным в толчее, да сумятице этой. Перед уходом успел услышать донёсшуюся из-за двери фразу коронную: «Приз в студию!»
Показался Якубович где-то через полчаса. В накинутой поверх костюма и белого халата – бурке, и почему-то в лисьей башкирской шапке, как на Салавате Юлаеве. На недоуменный взгляд Дмитрия пожал плечами и улыбнулся – мол, что ты хочешь, издержки профессии. Но бурку и шапку снявши, аккуратно в положил в багажник.
А минут через десять, к  радости Дмитрия и сам инженер показался. Был он бледный, взгляд  потухший, но державшийся прямо и гордо. На Якубовича он даже не взглянул.
Ведущий довёз их до вокзала. И даже купил им билеты в плацкарт, правда, до N-ска. На прощание, взяв с инженера слово, что вышлет он ему чертежи спутниковой  тарелки.
А под мерный стук колес, приснился доктору сон. Да такой, знаете яркий, в красках. Что стоит он на обочине оживленной магистрали, по которой мчатся машины на огромной скорости. А с другой стороны слышится ему призыв о помощи, как яркий луч света, как пение сирены манящий. И ступил человек на дорогу, и попал под мчавшийся на огромной скорости асфальтоукладочный каток.
И в этот момент доктор и проснулся.  Что снилось в это время инженеру мы не знаем.

- Вот такая, братцы история – закончил директор своё повествование..
Поскольку особых возражений против празднества у присутствующих не было, решено было собраться тем же составом после работы.
(окончание скоро будет)