Что наша жизнь? Игра! (на конкурс)

Что наша жизнь? Игра!

ПОЭМА

«на конкурс»#шестьгрустныхбукв

«Что наша жизнь - игра, и кто ж тому виной,
 Что я увлёкся этою игрой.
И перед кем же мне извиняться, 
Мне уступают, я не в силах отказаться,
И разве мой талант, и мой душевный жар
Не заслужили скромный гонорар?»
Ю.Ким.

К читателю от сочинителя

Данный опус  был написан в ходе философских размышлений, и даже диспута (переходящего порой в мордобой)  с моим другом ребе Шмулей, которого, безусловно, смело можно считать соавтором. Надо отдать ему должное – на нашу встречу он прихватил с собой пятилитровую емкость со сливянкой, которую мы и уговорили «под сурдинку».  Полагаю, что сей благородный напиток был подарен ему кем-то из членов общины нашего Местечка.

 Автор тщит себя надеждой, что в своем повествовании ему удалось передать дух и квинтэссенцию «Альтерлита» со всеми его парадигмами.

ПРОЛОГ

Жизнь в уральском городе N. текла тихо и размеренно. Если же посмотреть на него с высоты полета… а вот скажем, квадракоптера, который любит собственноручно запускать начальник вневедомственной охраны Свидригайло? В данный момент сладострастец наблюдает за купающимися в речке Шугурке голыми девами. Если бы мы всё же смогли его отодвинуть, то нашему взгляду предстал бы окруженный со всех сторон уральскими горами котел, с торчащими из него, и дико коптящими небо, трубами. С одной стороны к нему блестящей змейкой подбиралась железная дорога, с другой - причудливыми зигзагами летел серый серпантин шоссе. Вверх, вниз, влево, вправо. И снова: вверх, вниз, - бежала дорога, проторенная в незапамятные времена пьяными ямщиками.

Блевать ушатанные пассажиры, выходили обычно под постаментом гигантского металлурга, установленного на въезде в город.
 Если среди случайных путников, попадающих в N-ск, были особо наблюдательные, то они с удивлением замечали, что время от времени чугунный Сталевар менял положение: вот он смотрит с хитроватым прищуром на всех въезжающих, а через неделю уже наблюдает за жизнью энчан. Когда любопытствующий обращался за разъяснением сего факта к старожилам, те рассказывали ему легенду о том, что скульптура оживает в полнолуние и бродит по улицам, отыскивая неверных жен и мужей. Найдя же, бросает их в мартеновскую топку! Но учитывая, что количество адюльтеров в городе не уменьшалось – это были, конечно, сказки.

Вы, таки, не знаете сей поучительной истории? У меня есть вам рассказать.

Доподлинная история «Блуждающего Сталевара»

 Чугунный Сталевар, отлитый по проекту неизвестного скульптора, вначале был установлен на площади города, прямо напротив градообразующего N-ского металлургического комбината.

Но в начале 90-х, присланный с самой Москвы, директор комбината, тут же удачно загнал китайцам пару составов спиз@енной продукции. И в радостном алкогольном угаре приказал отлить себя из металла. Скульптуру же металлурга – убрать c гранитного постамента на х@й, а на её место водрузить свою. Заказ поручили местному художнику Цветикову, промышлявшему изготовлением памятников в похоронном бюро.
И все бы так и было. Не реши директор, вооружившись подаренной ему кем-то бутылкой вискаря,  понаблюдать за отливкой памятника самому себе со смотровой площадки в литейном цеху. Бедолага не учел, что кроме «паленки» другого пойла с заграничными этикетками быть в их местности просто не могло. И хватив с маху полный фужер сего напитка, свалился он замертво прямо в ковш с расплавленным металлом.
Но, несмотря на сей прискорбный факт, все запланированные работы шли своим чередом. Чугунный Сталевар переехал на единственный въезд в город. Скульптуру, теперь уже бывшего руководителя, с его расплавленной сущностью, тоже  успели отлить.
Ничтоже сумняшеся, вновь назначенный директор, назвал установленную на площади фигуру – памятником М.Ю. Лермонтову. Почему? Да, х@й его знает. Лермонтов в их краях отродясь не бывал. Да и сходства не было ровным счетом никакого. Бухал новый директор (как, собственно, и  вся страна в 90-е) тоже не просыхая. Видимо фамилия поэта каким-то чудом сохранилась со школьной поры в его убитом алкоголем мозгу.

 Но на этом злоключения Сталевара не закончились. Через какое-то время директор комбината (то ли из-за измены жены, то ли из-за долговой ямы, в которую сам же загнал некогда процветающее предприятие) ушёл в черный запой, из которого так и не вышел. Новый же приказал скульптуру развернуть, мотивируя тем, что жизнь и так повернулась к ним жопой, так еще и Сталевар. Но и он вскоре съ@ался в неизвестном направлении, прихватив с собой кассу предприятия и секретаршу Клаву.
С тех пор директора на комбинате менялись довольно часто. Кто-то считал, что чугунный гигант должен встречать въезжающих в город и устремлять свой взор в сторону Москвы, кто-то наоборот. И как-то само собой повелось, время от времени,  скульптуру разворачивать. И всех бы это, честно говоря, зае@ало, если бы инженер Быстриков не придумал  вмонтировать в основание постамента поворотный механизм, что значительно облегчило всем жизнь. Были у этого «местного Кулибина» идеи механизировать скульптуру полностью, чтобы Сталевар поднимал и опускал руку, улыбался и хмурился. А в зависимости от экономической ситуации на предприятии:  то гордо выпрямлялся, то вставал раком, испуская при этом из задницы факел! Но прожектам этим так и не суждено было увидеть свет, по причине того, что инженер, в скором времени, загремел в психушку. Но это совсем уже другая история…


 Уехать же из N-ска было решительно не возможно. Во-первых, квартиру, которая хоть и стоила гроши, продать было попросту не кому. Местным жителям она была не по карману, а пришлых - особо не наблюдалось, по причине жуткой экологии. Во-вторых, работу по специальности в соседних городах было не найти. Но самое главное, что жители городка настолько привыкли дышать отравленным воздухом, что оказавшись в другом, экологически безопасном месте, начинали задыхаться, как ихтиандры, выброшенные на берег. И тут же бросались к ближайшей выхлопной трубе, жадно принимаясь вдыхать привычные ядовитые испарения. Но зарплату, пусть и мизерную, здесь платили исправно, не смотря на все катаклизмы, время от времени проносившиеся над страной. Так и жили энчане, постепенно покрываясь изнутри и снаружи тонким слоем металла, растворенного в воздухе, воде и потребляемых продуктах, становясь похожими на монументальную скульптуру  Сталевара.

Глава 1.

Семен Семенович повернулся во сне с боку набок, от чего на пол с жуткий грохотом свалилась лежащая у него на пузе книга. Это было взятое в библиотеке еще месяц назад подарочное издание «12 стульев» Ильфа и Петрова. Семен приоткрыл глаза и скосил взгляд на книгу, потом на будильник. «Бл@ть! Еще только пять часов! Сегодня отнесу её на х@й! Дочитать времени нет. А чем дело кончится, и так по фильму знаю. Верочку увижу!» - мечтательно закончил он свою сонную мысль.
Вера Павловна была девушкой неопределенного возраста. Лицо её, без малейшего следа косметики, хоть и с натяжкой, можно всё же было назвать симпатичным. Внешность свою она умело прятала за толстыми стеклами огромных очков, и платочком, по-старушечьи, повязанном на голову. Фигура же её скрывалась от нескромного взгляда под блеклым бесформенным балахоном «до пола». И от этого, она становилась для Семен Семёныча ещё более желанной и притягательной. И она даже начала ему сниться последнее время.

Сегодня был третий сон с Верой Павловной. Они вдвоем, голые, скакали по полям на мощных крупах стремительных жеребцов. Во сне грудь у Веры Павловны была пятого размера, как у его Зинки, а ноги длинные и стройные, как у секретарши директора - Риточки.

Груди её от бешеной скачки вздымались вверх, и как в замедленной съемке, опускались вниз. И от этого видения ракета Семен Семеныча мирно ждавшая своего, дозволенного Зинкой часа, занимала боевую позицию, грозно нацеливалась в небо и была готова стартовать хоть сейчас. «Что делать? – подумал Семен. – Нет, с этим решительно надо что-то делать! Вот пойду сегодня в обед книжку сдавать. Да и завалю её прямо на столе в читальном зале! Всё равно в библиотеку никто кроме меня, да уборщицы бабы Дуси не ходит»,- думал он, изнывая от сладострастия.

 Но до обеда было ещё далеко, а взведенная ракета - требовала немедленной разрядки. Он повернулся к мерно похрапывающей рядом Зинке, и плотоядно прижался к её объемному заду, плотно обтянутому ночной сорочкой.

 – Сёма, отстань. Я сплю! У меня отпуск! - отмахнулась она пухлой рукой, больно попав при этом Семену по носу. И тут же до носа натянула на себя одеяло.
«Ладно, бл@ть! Покажу я тебе отпуск!» - зло подумал Семен.

 Он встал и специально громко прошлепал босыми ногами на кухню. Открыл холодильник, и долгим, жадным взглядом смотрел на запотевшую бутыль самогона. Но всё же, ограничился стаканом холодного кефира. Вышел на балкон покурить. Над совершенно лысыми верхушками реликтовых сосен,  вставало багрово-красное солнце с бирюзовым отливом. Семен почесал левой (так как правая была в гипсе) рукой яйца и немного успокоившись, завалился досыпать.

Когда Семен в положенное время вышел из подъезда, и размеренным шагом направился на работу, то услышал из притормозившей рядом машины:
- Такси на Дубровку заказывали?

За свои сорок с небольшим лет, будучи полным тезкой персонажа Никулина из известного фильма, он настолько привык  к избитым цитатам, что ответил на автомате:

- Наши люди на работу на такси не ездют. Отвянь, Петя.

 Петр Чижиков, веселый вихрастый парень,  был единственный на весь город таксист, и жил с ним в одном подъезде.

- Да, ладно, Сёма. Садись, домчу с ветерком. И заметь – безвозмездно, то есть даром!
 Идти, до родной проходной, было всего минут десять, но сандалии, которые Зинка хапнула на распродаже, нещадно терли ноги. И Семен с удовольствие плюхнулся на переднее сиденье.
- Только в плотную не подъезжай. А то шуточек огребу на весь день. А у меня и так голова с утра раскалывается.

- Да, не вопрос. Кстати, а что у нас с рукой?

– Петя! Даже не начинай! Ё@ну гипсом!
 - Да, ты чё, я ж серьезно спросил?
– Путевку дали нам от профкома в дом отдыха «Плакучая ива». Ну, ты знаешь – на водохранилище. Вот, только дня два, как вернулись. Развлечений нет особо, вот Зинке и пришпилило на «банане» покататься. Он к моторке старой примандячиный был, ну думаю, ладно. покатаемся. А там, за штурвалом, хрен какой-то отмороженный, как втопил! Аж дыхАлку перехватило! А «банан» этот - скользкий сука, хрен удержишься. Смотрю Зинку мою подбросило, и она сползает. А плавать-то она не умеет. Хоть и в спасательном жилете, все равно стало за неё страшно. Я тоже выпрыгнул.  А там буй, ну я на него и упал. Рука - хрясть. Вот и всё.

 -Значит, всё-таки на банане,- подвел итог Петя, и нервно моргнул.
Бросив на него хмурый взгляд, Семён вылез из такси и направился к проходной, поглощавшей между тем нескончаемую вереницу людей, уныло к ней бредущую. Наконец, втянула она и его.

(Продолжение будет. Как только Шмуля принесет сливянку. Скорее всего вечером…)