РЕКОНСТРУКЦИЯ

В душном воздухе пахло рыбой. Это Саньке снилось, что плывет он по Днепру в брюхе огромной рыбины. Тепло и мягко, слегка покачивает и пахнет копченой скумбрией. Санька пивко потягивает. Пиво — холодное, скумбрия — жирная. Не жизнь, а сон. Однако и рыба под пиво и сны имеют свойство заканчиваться.

— Приплыли, — пробормотал просыпающийся Санька. Он же Санек по кличке Алехандро. Александр Николаевич Раевский по паспорту.

Проснулся и не сразу понял, где находится. Темно и тихо.

— Блин, форму помял, — недовольно пробормотал он, стряхивая прилипшую траву с мундира пешего артиллериста наполеоновской гвардии. Этот мундир он делал целый год, и получилось похоже на те, что он видел на иллюстрациях, совсем как настоящий: темно-синего цвета с красной выпушкой, на ногах — белые гамаши, пуговицы бронзовые, а на них — две перекрещенные пушки с гранатой наверху и номером полка внизу.
Кивер дался ему особо мучительно, с ним он провозился почти три месяца, зато и получилось шикарно! В клубе по этому поводу вышел спор. Как гласит история, такие кивера у французских артиллеристов были до 1810 года, а потом вместо них стали носить меховые медвежьи шапки с красным шлыком и красным султаном. Да где бы он медвежий мех достал, а? Вот и смастерил кивер образца 1810 года.

— Кивер!!! Черт, черт, где он?

Санька начал лихорадочно шарить в траве. Нигде нет. Полез в кусты, откуда с недовольным воплем выскочил дворовый кот. Котяра выгнул спину и гадко завыл.

— Пошел! Брысь!- зашикал на него Санька.

Однако тот и не думал уступать территорию. Он распушил хвост, зашипел и вывел такую трель, что Санька оторопел.

— Киса, киса,- елейно завел Санька. — Хорошая киса...

«Хорошая киса» набычился и отскочил в сторону.

— Вот и молодец, вот и хорошо, — бормотал Санька, продолжая поиски кивера, но тот как сквозь землю провалился.

Санька опустился на траву. Нужно вспомнить, где он был.

— Как же! Вспомнишь... Черт, черт!!!- завопил Санька.

-Ваууууууу!!!- громко ответил ему кот.

— Опять ты? Что надо? Пошел вон!

Но кот как-то странно смотрел на Саньку и совсем не реагировал на его слова.

— Ты чего? Чего пялишься? Пошел!

Санька замахнулся на кота, но зацепился за сучек и упал в кусты.

-Черт!!!- уже в полный голос взревел Санька Раевский. Из глаз полетели искры, а от резкой боли перехватило дыхание.

И тут случилось невероятное. Котяра медленно подошел к воющему Саньке и сел рядом, продолжая не мигая смотреть ему в глаза. Потом отошел чуть в сторону, оглянулся, словно приглашая Саньку куда-то за собой.

— Ты чего, блохастый? Тебе что от меня надо? — сиплым голосом спросил его Санька.

-Ваууууууу!!!- ответил кот и повел Саньку одной ему ведомой дорожкой. Шли они недолго. Вдруг Санька заметил свет фонарей. Теперь он знал, что находится в самом центре города. Аллею генералов, героев 12 го года заложили в год, когда Санька родился. Тогда-то и появились бюсты Барклая де Толли, Багратиона, Неверовского, Дохтурова, Раевского и сосем недавно Оленина. Чуть поодаль — памятник Героям 1812 года. Большая каменная скала символизирует Россию. По ней ползет галльский воин в средневековых доспехах, с мечом в руках. А у вершины скалы гнездо и два орла. Один когтями держит за руку галла. Второй прикрывает гнездо, и кажется, в любой момент готов налететь на неприятеля с тыла. Орлы символизируют две русские армии, соединившиеся в Смоленске. Все это Санька хорошо знал. У них в клубе к истории относились строго.

А пришел он в исторический клуб случайно. Несколько лет назад в одном из разговоров Санька высказался по поводу наполеоновского нашествия и во всеуслышание заявил, что Наполеон в Смоленск не вошел, потому и называют Смоленск — Город-ключ! Очень патриотично получилось... Поправили Саньку и посоветовали учить историю, тем более, что со знаменитой фамилией, Раевский, самое место ему в историческом клубе. Санька узнал, что таких клубов много. В них изучали историю, тренировались, учились полезным жизненным навыкам выживания в суровых природных условиях без некоторых вещей. Но, прежде всего — это была семья, где тебе всегда помогут. Санька это сразу понял и прикипел, что называется всем сердцем. Теперь он много знал и о Наполеоне, и о роде славного генерала Раевского и о смоленском сражении 12 года.

— Эй, Сусанин, — окликнул он своего непрошенного проводника, но того и след простыл. Наверное, ушел по своим кошачьим делам. Ну, спасибо что вывел его на знакомое место.

События уходящего дня Санька помнил пунктирно, с пробелами. От башни Орел, где проходила реконструкция сражения, до сквера Героев путь неблизкий. Он помнил, что после представления пил холодное пиво с рыбой. Потом шатался с пацанами по городу. А потом его разморило от жары... Сколько сейчас времени Санька не знал, часы, мобильники и прочие атрибуты современного быта были на реконструкции запрещены.
— Темно, значит, ночь. Кивер! — вспомнил Санька. Да где ж его найдешь? Может и не здесь он кивер обронил, может и не был он здесь сегодня, может...

Вдруг прямо возле него пробежал знакомый кот и скрылся за одним из памятников в аллее. А на голове у кота был его, Саньки, кивер!

— Чертовщина какая-то... Крепко же я приложился головой. Хоть бы прошло скорей. Ладно, забудь про кивер, новый сделаешь. — уговаривал он себя.

Из-за памятника замаячила круглая кошачья голова и приветливо заколыхала красным султаном.

— Вот гад! Отдай немедленно!- заорал Санька и приготовился изловить подлую животину. Но вдруг увидел, что по аллее идут люди, одетые в военные мундиры. Он затаился и прислушался. До него долетели обрывки разговора.

— ... у меня оказалось достаточно твердости духа, чтобы при невозможном моральном положении, когда мой же собственный штаб тайно агитировал против меня... в моей же армии... и когда Багратион довольно открыто обвинял меня в измене, я все-таки систематически делал то, что мне повелевала совесть для спасения войска.

— Да, не позавидуешь вам, Михаил Богданович, — закивал в ответ второй. — До глупостей ведь дело доходило. От своих генералов и полковников солдаты научились говорить вместо «Барклай де Толли» — «Болтай да и только»... Виданное ли дело? А все, потому что две армии и два командующих. А, как известно две медведицы в одной берлоге...

— Во шпарят, прямо как по писанному, — с восхищением подумал Санька. В первом говорящем он сразу узнал командующего 1-й Западной армии, генерала от инфантерии Барклая де Толли, вернее изображавшего его мужчину средних лет. Сходство было поразительным! Именно таким видел Санька генерала на портретах и памятниках.

— Я ни в чем не виноват, — услышал он с противоположного конца аллеи раздраженный мужской голос, — я один всю Россию защищать не могу!

— Да, Бог с вами, князь! Никто вас не винит. Умерьте раздражение. Гнев ваш сейчас разрушителен, не в том сейчас нуждается наше Отечество, — урезонивал говорящего рослый, красивый мужчина. Эти двое тоже были в генеральских мундирах русской армии времен войны с Наполеоном.

Санька ничего не понимал. Какая реконструкция ночью и почему нет зрителей? А может они репетируют? Точно!

— Легко вам говорить, любезный Дмитрий Петрович, а мне мундир носить стыдно! Барклай сам бежит, а мне приказывает всю Россию защищать. Признаюсь, мне все омерзело так, что с ума схожу... Прощай, Христос с вами, а я зипун надену!

— Ага, значит этот, Багратиона изображает, — догадался Санька, — А тот, что повыше — Неверовского. Все правильно, Багратион несколько раз в эти дни отступления, грозил уйти в отставку.

На середине аллеи две пары говорящих встретились. К ним подошли еще двое в генеральских мундирах.

" Точно, это как бы встреча генералов в Аллее славы! Значит, их должно быть шестеро! Точно, вот они все здесь«.

Санька восхищенно рассматривал эту живописную группу. Как сдержанно и изящно приветствовали они друг друга, как ловко сидели на них мундиры. Даже сабли у них были как настоящие!

— Интересно, а Кутузов будет, — подумал Санька и словно в ответ услышал

— А Михаил Илларионович где? 

— Запаздывает старик, — ответил тот, кто изображал Багратиона, — Не мешало бы его поторопить.

Сразу после этих слов на памятнике с орлами раздался шум, напоминающий шелест огромных крыльев. И вдруг один из орлов оторвался от каменной скалы и взлетел.

— Слетай, братец, погляди, где сейчас Михайло Ларионович, да передай ему, чтобы поторопился. Скажи, мол, все в сборе, его одного ждут. Лети, братец. — сказал князь, и тут же огромный орел, взмахнув крыльями, исчез в небе.

— Ваууууууууууууу!- завопил невесть откуда взявшийся кот. Он появился из-за кустов и бодро направился к генералам. На его голове по-прежнему красовался Санькин французский кивер с красным султаном.

Но сейчас Саньке было уже не до него. Никакая это не реконструкция, а самая что ни на есть правда! Наверное, он попал в прошлое, как герои фильма «Мы из будущего». Как они Санька попал в Отечественную войну, только не 1941, а 1812 года! И вот в двух шагах стоят настоящие русские генералы, а он, Санька, в костюме пешего артиллериста наполеоновской армии прячется в кустах...

— Надо отсюда убираться,- подумал Санька и по-пластунски пополз туда, где кусты были гуще. А в это время генералы заметили французский кивер и решили, что где-то неподалеку вражеский лазутчик притаился. Не успел Санька и пару метров проползти, как чьи-то сильные руки оторвали его от земли.

— Вот он! Ну-ка, отвечай, с каким заданием на наш тайный совет послан? Говори!

— Да опустите его на землю, Дмитрий Петрович, — сказал генерал Барклай. — Не то вы голову ему оторвете.

— А что с ним церемониться прикажете? — прорычал Неверовский, однако поставил Саньку на землю, продолжая крепко держать за шиворот.

— Кто таков? Отвечай, когда тебя генералы спрашивают!

— Я... Санька я, из клуба исторического...

— Ишь, по-русски чисто говорит, шельма французская! Отвечай, кто послал и с каким заданием!

Генералы стали наперебой задавать Саньке вопросы, а он впал в ступор и ничего не мог сказать вразумительного.

— Погодите, господа. Вы его запугали, видите, даже язык проглотил. — сказал самый старший из генералов. — Звать тебя как?

Сказано это было так просто и незлобно, что из глаз Саньки покатились слезы, и рыдающим голосом он произнес: " Санька я, Раевский, Александр Николаевич..."

В аллее наступила тишина. И первым ее нарушил генерал от кавалерии.

— Раевский, говоришь? Не слишком ли ты, братец заврался?!

— Да как ты смеешь! — гневно воскликнул князь Багратион. — Расстрелять его и вся недолга!

Над аллеей послышался шум каменных крыльев, это вернулся орел.

— Сейчас будут. Михаил Илларионович уже к Блонье подходят.

— Подождем главнокомандующего, пусть он решит, что с этим... мерзавцем делать.- проговорил генерал Раевский.- Сдается мне, что дело это непростое и лазутчик наш мастак на выдумки.

— Все, конец!- в отчаянии думал Санька. — Сейчас придет Кутузов и прикажет меня расстрелять. Как я им скажу, что я тоже настоящий Раевский, только... 200 лет спустя. Думай, Санька, думай!

— Господа генералы, я все расскажу!

— Сразу бы так, а то... Раевский! В нашем роду предателей Отечества не было. Говори,- властно приказал генерал Раевский.

— Я правду скажу, вы только поверьте мне...

— Да говори уж, а верить тебе или нет — нам решать. — перебил его Багратион.

— Я — настоящий Раевский, Александр Николаевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения, — запинаясь от волнения, но достаточно твердо произнес Санька. Я учил историю в школе, но плохо учил. Потом пошел в исторический клуб и теперь все знаю. Про вас, про смоленское сражение, про Наполеона, про то, как мы ему задницу надрали... Извините, победили его.

— Опять врет, — заметил Оленин.

— Не вру, чистую правду говорю! Вот вы — генерал Оленин. Шестого июля Александр I подписал Манифест о созыве Народного ополчения. Он призвал Россию дать достойный отпор врагу: «Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, ... в каждом гражданине Минина».

Теперь Санька говорил уверенно. Вот где пригодилась ему фотографическая память!

— Именно вы возглавили ополчение, сдали в фонд ополчения 300 рублей и 60 конников за свой счёт.

— Ну, допустим...

— А 7 июля I сводный передовой отряд народного ополчения и запасных батальонов выступил к Красному. Конники-ополченцы под вашим командованием вели разведку противника. Разведчики, обнаружив на рассвете огромные массы французской кавалерии, донесли 2 августа генералу Неверовскому: «Француз валом валит».

— И я поручил генералу Оленину защиту Красного, — сказал генерал Раевский. Складно говоришь. Матерый шпион, сразу видно. А про меня что скажешь?

— Адъютант Неверовского нагнал ваш корпус на ночной стоянке у Катынского озера. Оценив обстановку, вы самостоятельно послали корпус ночью при факелах в Смоленск, а восемь батальонов во главе с Паскевичем выслали навстречу отходящим войскам Неверовского и Оленина.

— Довольно! — властно приказал князь Багратион. — Господа, по всему видно, что мы имеем дело с весьма осведомленным шпионом. А потому предлагаю прекратить допрос и расстрелять его немедленно!

— Что это вы, батенька, расшумелись? — послышался голос и Санька увидел живого Кутузова. Генералы отдали честь своему фельдмаршалу.

— Да вот, лазутчика взяли. Он такое про наши дислокации рассказывает, что нельзя его живым отпускать! — доложил генерал Багратион.

— Расстрелять его мы всегда успеем. А ну-ка скажи, братец, откуда ты родом будешь? — обратился к Саньке фельдмаршал.

«Они мне все равно не поверят! Чем больше я рассказываю, тем подозрительней становлюсь для них. Дурак, сам себя под расстрел подвел! А теперь отступать некогда. Эх, была, не была!»

— Я — коренной смолянин. Родился в Смоленске и все предки мои — смоляне! Санька набрал полную грудь воздуха и начал громко декламировать:

«Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел».

Санька перевел дух. «Вроде слушают», — и с воодушевлением продолжил:

«Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...»

Все! Дальше он не помнил. Наступила гнетущая тишина. Молчали генералы, Кутузов молчал.

— Да, — наконец вполголоса промолвил он. Трудное время для народа и Отечества. Любезнейшие соотечественники мои в самых лютейших бедствиях своих показывают непоколебимость.

Что-то изменилось после чтения стихов, даже орел, наклонив голову, внимательно смотрел на Саньку.

— Лицедей, — сквозь зубы процедил Неверовский, может ты нам и споешь?

«Спеть? Отчего же нет?». Санька был в ударе. Очень хотелось жить и совсем не хотелось принять позорную смерть шпиона от рук своих соотечественников. Однако никакой песни о войне 1812 года Санька не знал, а потому громко запел: «Этот день Победы порохом пропах. Это праздник с сединою на висках. Эта радость со слезами на глазах. День Победы, день Победы, день Победы!»

— Довольно, — строго приказал Кутузов. Поешь ты, братец, скверно, однако слова хорошие. «День Победы». Непременно наступит этот день! Враг не может победить и покорить сердец наших.

— Я точно знаю, что мы победим! Французы будут отступать по старой смоленской дороге, где их будут атаковать партизаны под командованием Дениса Давыдова, Фигнера... Даже женщины, переодетые мужчинами, шли воевать с французами. Девица Дурова, например, а Василиса Кожина у партизан была...

— Девица, говоришь? Сказки твои забавны, однако, господа, что делать будем в виду военного времени и обстоятельств? — голос Раевского был сух и непреклонен.

— Дадим ему последнее слово, — сказал молчавший до того времени Дохтуров.

— Вы не можете меня расстрелять! Я родился в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. Двести двадцать пять лет после войны...

— Довольно! Сколько мы будем слушать этот бред! Двести лет... после войны!!!- вскричал генерал Багратион.

— Да, совсем заврался, — высказал общее генеральское мнение Раевский. Что скажете, Михаил Илларионович? 

Но Кутузов молчал. Казалось старик задремал, однако все знали, что именно в такие минуты фельдмаршал сосредоточенно думал, и потому терпеливо ждали его решения. Кутузов, на которого народ возлагал свои надежды, считая только одного его способным спасти Россию, Кутузов, на которого возлагал теперь свои надежды на спасение Санька, молчал. Какое решение примет он?

— Почему ты, Александр Раевский, носишь французский мундир? — Тихо, но властно проговорил Кутузов.

— Я... Это реконструкция, игра такая в историю. Мы военные события разыгрываем с ребятами. Мы по жребию выбираем, кто будет русским, а кто — французом — сбивчиво и торопливо объяснял Санька, понимая, что это его последний шанс и что от решения, которое примет Кутузов будет зависеть его жизнь. Мы, как ваши наследники преемники...

— Игра, говоришь? Что же вам заняться нечем? Хороши наследнички! Что ж, так все 200 лет в игрушки играете?

— Нет. Не все. Была еще одна война. Тоже Отечественная. Погибло почти много миллионов. Но мы в ней тоже победили. И сейчас войны нет, давно нет. Потому мы в нее играем, чтобы не забывали о подвигах, чтобы память была у людей. Чтобы гордились своими предками и Отечеством своим!- выкрикнул Санька...

— Уррррррррр, уррррррррр, — раздалось рядом. Санька открыл глаза и увидел черного кота, который с громким урчанием терся о его спину. Светало. То тут, то там вспыхивали птичьи трели. Санька медленно шел по аллее. В руках он нес драгоценный подарок — фетровую генеральскую шляпу. Двести лет прошло, а словно было вчера. Словно с ним, Санькой, все это было! Бюсты генералов, защищавших Смоленск в 1812 году, были на своих местах: Барклай де Толли, Багратион, Неверовский, Дохтуров, Раевский, Оленин. Они внимательно смотрят на нас и словно спрашивают: «Ну, что, потомок, чем прославишь ты свое Отечество?»