Существование

2012

Швеция.

Осень.

Поздний вечер.

Порывистый ветер.

Дождь.

 

Праздник Хэллоуин.

 

Район типовых вилл.

 

Солидный кирпичный дом.

Звонок в дверь, застеклённую старомодным витражом.

Открывает пара бодрых пенсионеров.

На пороге в кровь исхлёстанная голая женщина: — «Счастливого Хэллоуина! Дайте конфетку!» с энтузиазмом восклицает женщина.

Дверь захлопывается молниеносно.

 

Пенсионеры позвонят в полицию. Там составят протокол. 

И всё.

Это была моя идея.

Исхлёстанная женщина — это я.

Кент держал меня на прицеле. Он профи — стрелок.

Была надежда, что успею прорваться в дом.

Тяжёлое ранение и даже смерть лучше, чем просто пропасть без вести.

Но реакция пенсионеров была не под стать возрасту.

 

увидела их хитрые физиономии — поняла что проиграла

«до чего же они похожи» — подумалось, между прочим

 

На что я надеялась?

Люди привыкли к скуке.

служебного рвения и гражданского самосознания никто не проявил.

 

уже две недели как я числюсь пропавшей.

сын забил тревогу в первый же вечер. На работе хватились на следующий день.

только шеф местной полиции — апатичный подонок Бенгт Шолд — вряд ли подымет свой жирный зад и предпримет поиски.

С досадой примет к сведению тот факт, что я не пью, не курю, наркотиков не употребляю, не имею привычки исчезать без предупреждения.

единственно, что сделает коммуна — это направит сына в какое-нибудь коммунальное учреждение и отнимет квартиру.

Может, повезёт — и его оставят в покое — почти совершеннолетний.

 

Игра с Кентом пересекла точку невозврата, и теперь я его пленница.

Он ужасный трус.

Если его игра оставила следы — уже не отпускает.

Ведь я могу пойти с этим в полицию.

А если там начнут копать....

Ведь до меня были и другие.

Вот если бы я не кричала, не выражала недовольство, может быть, обошлось бы, но теперь поздно об этом говорить.... — Так мягко и примирительно говорит Кент: — «ты мне никогда не надоешь»

 

Зачем я затеяла игру с Кентом?

Одного взгляда на фото на сайте знакомств было достаточно — маньяк.

Сработала программа самоуничтожения, запушенная в бессознательном возрасте.

Эта игра — моя обманная терапия.

 

1970

Москва

Меня не хотели.

Завели из-за квартиры в столице.

Родители — лимитчики планировали развод по достижению цели.

Планами не делились.

Долгих шесть лет ожидания.

Намаялись друг другом

В здоровой советской семье муж должен уметь чинить, мастерить, т. е. уметь «забить гвоздь» а жена должна уметь готовить, стирать, убирать.

Ничего этого родители не умели.

А если брались, то лучше бы не брались.

Глядя на плачевные попытки мама научилась кое- как «криво — косо» забивать гвозди, а папа тяп- ляп готовить и убирать.

Оба умели болтать без умолку. Слушать не умели.

 

мамины родственники подарили им на новоселье прекрасный «розовый» чайный сервиз.

При переезде «безрукий» папа сервиз разбил.

В оправдание сказал что это «безрукая» мама плохо запаковала.

 

Я так любила этот сервиз.

Часто встречала отдельные чашки и блюдца в витринах сервантов в чужих домах и в витринах антикварных магазинов.

 

По получении квартиры начались взаимные провокации.

Мама завела кавалера.

Папа только обрадовался поводу.

И года не прошло, как они развелись.

 

Мама плакала от ярости. Просчиталась.

Думала — папа как настоящий мужчина соберёт чемоданчик и уйдёт.

А он педантично всё поделил.

 

В его понимании настоявший мужчина имеет и обманывает женщин.

 

Я выпала в осадок как побочный продукт.

Функцию выполнила.

родители задумались, что теперь со мной делать?

 

Мама доставала папу испод земли закатывала скандалы и требовала деньги на дочку.

Просила не много. Скорее как повод поскандалить. Папа не охотно, но давал.

Мама тут же всё тратила на себя.

 

С папой я общалась крайне редко.

Содержание общения выпадало из памяти.

Но оставалось мерзкое тяжёлое чувство.

 

Я поняла, почему, через много лет, когда папа позвонил из-за границы и сделал мне предложение. Я сначала подумала, что он ошибся номером. Я переспросила. Он в добром здравии и ясном сознании повторил своё предложение. Потом растерялся, словно не ожидал отказа.

Я что—то подозревала.

Он никогда не смотрел мне в глаза.

 

Сквозь густой кисель амнезии я вспомнила, что не раз открывала дверь и себя неприятным ненужным людям.

 

Вскоре в дверь позвонили.

Я машинально взялась за ручку, чтобы открыть, но спохватилась.

— Открывай скорей! Игорёк пришёл. Папаевого сока принёс!

— Почему я должна тебе открывать? Папаевый сок не люблю.

За дверью стали возмущаться и угрожать.

Потом всё стихло.

Так хорошо стало на душе.

 

И началось.

 

Сколько удивлённых паразитов звонило в дверь, возмущалось, угрожало.

Но, пошумев, они уходили.

Я не могла вспомнить, как где и когда я с ними знакомилось.

Мне необходимо было всё вспомнить пережить. Избавиться от этого разрушительного рефлекса.

Ведь пока я забываю — вся эта мерзость будет повторяться.

Нужна была рисковая игра.

Я хотела научиться противостоянию.

И вот доигралась.

я в ловушке.

 

Кент с виду — пай—мальчик (сорока лет). Подруги говорили, что из моих он единственный нормальный.

 

Кент педант.

 

Тренируется в спортзале. Бегает. Стрижётся у хорошего парикмахера.

Читает глубокую литератору. Слушает сложную музыку.

У него добротный дом на краю леса.

Построил сам. Постоянно что-то достраивает. Что — то заливает бетоном.

Вокруг дома огромный участок.

Кент хозяйственный.

Вредная привычка одна — убивает женщин.

 

Кент хорошо зарабатывает. Хотя работа не под стать его интеллекту, зато под стать вредной привычке — он дальнобойщик.

На его участке в одной из пристроек живёт нелегал румын — хиляк с запуганным взглядом.

Кент не раз делал мне предложение, с условием, что я всегда должна ходить на высоких каблуках и брить гениталии.

Раньше я отказывалась.

Теперь согласна.

Но поздно.

 

Мы любили играть в съём на трассе:

Я шла по краю дороги. Он ехал рядом на медленном ходу, заговаривал, предлагал деньги. Потом выходил, пытался затащить меня в машину.

Кента всегда приятно удивлял достойный отпор.

В разгар схватки, когда мы понимали, что силы равны — начинали смеяться.

Это были светлые моменты.

 

Он был щедр.

Покупал дорогие подарки.

 

В моей камере все удобства.

Даже сауна и беговая дорожка.

 

Кент из семьи сектантов.

Он однажды привёл меня в огромный храм напоминающий крематорий.

У него была запись «самой красивой песни на свете» которую пел один из ведущих членов секты. Голос очень сильный холодный и безумный.

Кент рассказывал, что когда во время богослужений взрослые впадали в экстаз — дети поначалу плакали от ужаса.

Потом привыкли.

 

Дьяконесса — лидер секты зналась с тётками из социальной службы.

Те содействовали экспериментам в «воспитательных целях».

Детей сектантов запускали в помещение, где находились дети инвалиды, изъятые у родителей социальной службой.

У детей сектантов было физическое и количественное преимущество.

Особенно доставалось инвалидам — иностранцем.

Ни жалости. Ни страха.

 

" секретная игра" — вызывала зависимость — «мы — сильнее и выше» — маленькие преступления связывали.

Дети росли.

И преступления тоже.

 

 

 

Садистские оргии утомили Кента шумом.

 

У него свой сценарий.

 

Был женат. Пятеро детей.

Не общаются.

 

У меня снова начались провалы памяти.

В состоянии овоща я быстро надоем.

И тогда он меня убьёт.

 

Постоянно думою о сыне. Как он один?

 

Подруги — суки. Знают про Кента.

Но не станут ввязываться.

У местных эмигрантов так не принято.

 

Тот забитый румын что живёт у Кента. Наверняка многого тут насмотрелся.

 

Вылазка на Хэллоуин — единственный раз, когда он выпустил меня наружу.

Осенняя ночь, запах палой листвы, порывы свежего ветра вспоминаются так явственно, что кажется, я могу телепортироваться.

Постоянно прокручиваю эти воспоминания, и это помогает мне дышать.

 

Представляю, как поздней ночью возвращаюсь домой к сыну.

 

Кент поливал меня из шланга напорной струёй по холодной то горячей.

Я лежала на цементном полу, свернувшись эмбрионом, и не реагировала.

 

Всё тело болело. Но я не помнила от чего.

Усталость была сильнее боли.

 

Вдруг я почувствовала свежий осенний ветер.

Открыла глаза.

Ночь.

Всё как я мечтала.

 

На мне огромная куртка Кента на голое тело.

 

Автобусы уже не ходят.

Домой дошла за час.

Ключей нет.

Под ноги бросился тёплый пушистый комок и радостно замяукал.

Моя кошка

Балконная дверь была приоткрыта.

Поднялась на балкон по доске для кошки.

Когда вошла, сын закричал от ужаса.

 

Прошло время. Сын смирился и привык к тому, что я периодически появляюсь.

 

Я верю, что живу.