Не в стол
Раньше писатели в стол писали. По необходимости. Если даже цензор невиноватый, то издатель он целую вещь хотел увидеть, чтобы прицениться. Если это, конечно, не Тургеневы-Толстые и прочие Боборыкины в полном расцвете славы. Потому в стол книжку неизбежно, а потом ходить с ней по людям серьезным в надежде. И сколько их в столах сгинуло – не счесть. Бесследно сгинуло. Сгорели немногие, а больше попросту в мышиный корм. И вдруг там какие шедевры были. Наверняка были. Не могли не быть. Просто к издателю своему не попали, а к мышам – да, в их избу-читальню. Вот если б человечество прочитало их, ознакомилось, может вся его судьба по-другому пошла. Могло так быть? Безусловно могло, скажут вечно юные и мечтательные, потому ищут в египетских песках и других подвалах-пещерах те самые наиважнейшие тексты, которые, будучи, наконец, прочитанными, в жизнь человеческую новый смысл вдохнут, который не случился, потому тексты эти пропустили, не заметили. А другие, уже взрослые и в здравом смысле, они не против, но полагают это забавой, ибо знают, что нет его, такого текста, просто потому что жизнь уже мимо него по другим текстам прошла и назад не вернется, ей все равно на эти вдруг отысканные тексты: были они – не были. Так что рукописи, конечно, не горят – много чести. Их мышки-крыски читают и плесень.
Только это раньше так было, когда они на бумаге, коже или даже на медных листах. Раньше, когда интернета не было. А теперь он надежней всех песков египетских – в нем ничего не пропадет. Всякое слово, в Сеть помещенное, в каком-нибудь местечке да хранится, ждет своего часа, когда откроют его. Так что, если про теперь, то классик действительно прав был: рукописи не горят, не тонут, не исчезают. Творцам их теперь, в отличие от прошлых, надежду всегда можно хранить, что их найдут, прочтут, ахнут и пусть потом, когда-нибудь к жизни примерять станут. Или жизнь к ним. Да, лучше жизнь к ним, и она изменится, потому что в начале всегда и всего слово, потому нельзя нынче в стол, надо в Сеть сразу, чтоб если даже что с тобой вдруг внезапное, то слово твое уже там и останется человечеству. Навсегда.
Только человечеству оно надо, чтоб навсегда это слово? Или даже как-нибудь надолго? Один из поцелованных богами кудесников его с чудным именем Велимир сподобился ночью читать страницы книги в свете горящих прочитанных, каждую следующую в свете предыдущей. Читать надо было быстро и перечитывать невозможно – только успеть суть схватить пока страница не догорела. Тогда считалось будто он плохой пример подает человечеству, и оттого судьба его наказала: главные тексты, какие он всегда носил с собой, вместе с ним и исчезли. Доверил бы их людям, они не только поэзию русскую перевернули, но и всю литературу или даже жизнь. Гений был – им и не такое дозволено, но плохие примеры заразительны: теперь все читают так быстро-быстро-быстро и назад не возвращаются, чтоб перечитывать, потому всё новые тексты теснятся и внимания требуют, чтоб успели заметить и отметить их пока новейшие не вытолкнут во вчера, в никогда. В никуда. В Сети реализовалась Борхесовская библиотека, но как кладбище текстов. Сначала Сеть отменила библиотеки обычные, где тексты стали мумиями, с которых надо пыль бережно стряхивать и все. Потом и сама стала кладбищем, даже свалкой, куда свозятся и сваливаются в кучи вчерашние тексты, и где бродят странные существа в поисках странных текстов.
Но речь не о них, какое дело до них человеку: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Речь идет о нормальных людях, которые в Сети, и имя им – легион. Да что легион, все человечество там (ну, почти) замечает, отмечает, читает, копирует. Чтобы быть замеченным-отмеченным-отправленным дальше, тексту нужны краткость и картинка. Чем лучше они друг к другу прилажены, чем ярче их единство, тем больше людей ими "впечатлится" сразу, прежде чем исчезнут они, снесенные лавиной новых текстов. Все равно исчезнут.
Исчезнут, но не бесследно, нет: после них остается пространство образованного, расчерченного свободного времени, пространство досуга, возможность которого есть теперь у обычных людей. Тех людей, у которых никогда ее не было, тех, кого технологии нового мира освобождают от постылой, но необходимой работы ради выживания. Освобождают чаще помимо их воли и оставляют в пустоте "свободными от" и не ведающими, для чего им эта свобода, к чему им себя приспособить, чтобы жить, когда обеспечено лишь существование. Такая желанная для прикованного к труду человека праздность превращается в тюрьму, из которой без выхода, если б не Сеть, где во множащемся множестве такие же люди. И где множатся лайфхаки для желающих жить, но пока не знающих, как это. Сеть – это, прежде всего, царство лайфхаков. Бери и пробуй, приспосабливай к своему опустевшему времени, превращай его в досуг – главную ценность в жизни свободного человека. Если сумеешь. Насколько это сумелось, оценивает та же самая Сеть, где твои тексты с лайфхаками становятся нужными другим людям и меняют их жизнь или исчезают без следа на том самом кладбище.
А как же литераторы? Их тексты всяко не инструкции по применению, хотя и среди них самих нынче в тренде те, кто обещает научить на Чехова с Булгаковым. Но сейчас не про них, а про сами литтексты и творцов, отправляющих их в ту же Сеть в надежде. В надежде на читателя, на признание, на славу и прочие причитающиеся погремушки. Только эпоха лайфхаков – не время литературы. Ей остается сражаться за внимание изнывающих в праздности либо удовлетвориться экзотическими любителями странных текстов. Неофиты, только осваивающие пространство самодеятельности, полностью погружены в мир лайфхаков – пока им нужны наставники, учителя: Гесиоды, а не Софоклы.