Голая и лохматая (святочный рассказ, окончание)
Но далеко не всегда события текут по намеченному руслу — чтобы изменить направление реки порой достаточно неожиданного препятствия. Олесиным «камнем» стал старый дедушкин Жигуленок. Пользовались им редко: последний раз машина заводилась десять дней назад, когда Иван Константинович ездил в район забирать с поезда приехавшую внучку.
На следующий день, за ужином, дедушка, несколько часов провозившийся в гараже, развёл руками:
— Ну что, внуча… Придётся тебе к Трофименковым идти. Договариваться. Родичи как-никак. Колька не откажет. Скажешь — бензин мы ему оплатим. Давай, не кисни! Ноги в руки и пошла! Заодно узнаёшь, что у них за кутерьма целый день творится. День открытых дверей! Давай. Ступай.
После вчерашнего Олеся не горела желанием появляться на улице. Мало ли... Но пришлось натягивать дублёнку и неохотно тащиться в гости к дедову племяннику — Николаю Трофименкову. Работал дядька в соседнем селе, каждый день мотался туда-сюда, потому его старый «Москвич» был на ходу.
Жили Трофименковы недалеко — через несколько домов, на самом краю деревни. Не торопясь доковыляв до железного, выкрашенного в зелёный цвет забора, Олеся толкнула калитку и зашла во двор. Хлопнула дверь — на пороге возникла тётя Света, жена дяди Коли. Увидев родственницу, она приветственно замахала руками, подскочила, схватила её за руку и потащила в дом.
— О, Олеся! Молодец, что пришла! Проходи, у нас сегодня весело!
— Тёть Свет! Да я на два слова всего! На минуточку!
— Никаких «минуточек»! Проходи давай! Поужинаешь.
— Да я из-за стола только!
— Значит, чаю попьёшь! С тортиком! Наполеоном!
И, не слушая вялых возражений, шустрая Светлана стащила с Олеси дублёнку с шапкой, подталкивая в сторону кухни:
— Давай иди! А то обижусь!
Обречённо вздохнув, она с тоской проводила взглядом исчезнувшую в шкафу одежду и принялась стаскивать валенки.
Народу на кухне и правда столпилась куча — сидячих мест не хватало, поэтому и хозяева, и многие гости-мужчины, стояли в дверях или облокачиваясь на стену. Тут же обнаружились и вездесущие Томка с Любкой. Заметив Олесю, Тамара перегнулась через весь стол и громко прошипела:
— Ты чего сообщения игнорируешь? Обиделась, что ли? Ты прочитала, я видела!
Присутствующие замолкли. Почувствовав общее внимание, Олеся смутилась, состроила подруге кислую мордашку и покосилась на выход, отчаянно мечтая оказаться где-нибудь подальше. Она больше не злилась на девчонок, но после долгих размышлений решила: с такими людьми в разведку не ходят. Они её бросили! Одну! Непонятно где и с кем!
И нет, это не обида. Разочарование. Смысл общаться с людьми, в которых не уверен? Глупая трата времени — лучше книжку почитать.
Но Тамара явно убедила себя, что подруга стала в позу и набивает цену. Даже глазки состроила умоляющие — вылитый котик из «Шрека».
— Лезь к нам!
— Это куда же? На колени?
Мгновенно среагировав на последнюю фразу, парень, сидящий рядом с девушками — кажется, Макар — с готовностью похлопал себя по ляжкам, кивком предлагая услуги.
Ага! Сейчас! Разбежалась!
К тому же если честно... Лучше постоять — раньше удастся смыться.
К сожалению, вмешалась тётя Света — заметив фамильярный жест нахала, цапнула его за плечо, заставляя подняться, и потащила куда-то за собой:
— А пойдём-ка со мной, Макарушка… Уж очень мужская сила требуется!
— Так я… Так тут же…
— Пошли-пошли! Мы скоренько!
Место освободилось и, уступая уговорам подруг, Олеся всё-таки села за стол. Как только она устроилась, взгляды мгновенно вернулись к молодому парню, восседающему во главе. Его она видела впервые, хотя регулярно ездила в гости к бабушке с дедом и прекрасно знала всех жителей деревни.
Симпатичный — пепельная шевелюра, румянец через всю щеку, серо-голубые глаза. Только большущий синяк на скуле портит картину. А так ничего. Милый. И глаза умные. Интересно, откуда он взялся?
Словно прочитав эти мысли, дед Краско, сидящий рядом с парнем, спросил:
— Как же ты к нам попал, гостюшка? Дороги-то — замело! А ты к тому же на своих двоих… Далече шёл?
Парень вздохнул, покосился на сидящих против него девушек и устало пожал плечами:
— Поохотиться мы собирались с друзьями. Ну, пошли на зимнюю охоту, я и заблудился.
Судя по интонации, с которой прозвучал ответ, вопрос задавали уже неоднократно и рассказчику изрядно поднадоело повторять одно и то же. Олеся посочувствовала ему, но ушки навострила: интересно всё-таки. Заблудиться зимой, в лесу... Это ли не настоящее приключение?
Местные, похоже, считали так же — вопросы посыпались на парня, как горох из разорванного пакета:
— Тю! Да как в лесу можно заблудиться-то?
— И долго пришлось погулять?
— И как же ты «разблудился»?
— Так ты, стало быть, охотник?
Слегка опешив от такого количества вопросов, парень завертел головой, не зная, кому отвечать первому, потом выбрал сидящего рядом Краско:
— Ага. Охотник. А ещё маляр и плотник. Пошёл по следу, на какую-то сотню метров оторвался от своих и обратно дорогу не нашёл. В трёх соснах заблудился.
— Но но, — старик насмешливо сощурил глаза и шутливо погрозил пальцем собеседнику. — В трёх соснах! Не надо наши леса хаять... Нормальные у нас чащобы! Тайга! А на кого ходили-то?
— Так на кабана.
— На кабана? Ага! И откуда шли? От Усть-Ушима? Тарра?
— Усть-Ушима.
— Да-а... — дед Краско уважительно посмотрел на гостя и обвёл глазами кухню, ища поддержки у окружающих. — Силён! Молодец, парняга! Километров пятьдесят намотал, не меньше. Не каждый новичок выдержит такую прогулку по лесу, да ещё зимой. Гордись!
И он ободряюще похлопал парня по плечу.
Разговор постепенно скатился к охоте, поиску звериных следов и ориентированию. Олеся заскучала, и, слушая вполуха беседу, неспешно попивала чай, косясь по сторонам в поисках дяди Коли.
Вернулся Макар. Увидев, что место занято — хмыкнул, потоптался рядом и, недолго думая, присел на корточки, перекрывая Олесе выход из-за стола. Да... Похоже, в ближайшее время уйти не получится: тётя Света носится по дому, угождая гостям, дядя Коля куда-то исчез, а тут ещё этот Макар, с его бегемотьим флиртом. И Томка. Всё правое ухо прожужжала о том, какой Лёша — так зовут «потеряшку» — классный. Милый, умный, весёлый... И когда только поняла это всё?
Но Олеся особо не прислушивалась к горячему влажному шёпоту подруги — не хотела напрягать слух. Вокруг такой гомон стоит, а чтобы вникнуть в смысл сказанного Томкой, нужно подсесть к ней вплотную и отвлечься от происходящего. Вот ещё. Как только появится на горизонте дядя Коля, она сразу же отсюда удерёт.
— Жаль, завтра он уже уезжает. Но ничего, я ему тоже понравилась — наверняка телефон попросит...
Понравилась? Интересно, с чего Томка вообразила невесть что? Да этот Лёша и не глянул на неё! Олеся вздохнула, раздосадовано покосилась на фантазёрку и всё-таки ответила, понижая голос почти до нулевой слышимости:
— Скорее уж я ему понравилась! На меня он целых три раза посмотрел!
И скрутила фигу под столом. Тамара в ответ на эту выходку громко фыркнула, привлекая внимание окружающих, и собралась прокомментировать Олесино заявление, но та не позволила ей вставить и слова:
— А куда едет? В посёлок? С кем?
— Так с дядькой твоим, — лёгкая характером Томка и не думала обижаться на вызывающий жест. — В посёлок, понятное дело. На станцию. Он уже созвонился со своими, они его там будут ждать.
Всё-то она знает! Олесю царапнула непонятная досада — захотелось вдруг уколоть подругу побольнее, сказав что-нибудь едкое и саркастичное. Но она не успела — только открыла рот, как услышала очередной вопрос деда Краско:
— Только я не пойму. Как ты ночью-то нашу деревню сыскал? Тут на десять вёрст кругом ничего нет. Неужто телефон подсобил? Как это... Навигатор?
— Да нет. Смартфон я и не включал почти. Смысл разряжать — в лесу связи нет. Мороз, опять же. Боялся, выйду к людям, а телефон тю-тю. А номеров я не помню.
— Так как же?
— Даже не знаю… — парень задумчиво потёр украшенную синяком щеку, посмотрел на сидящих напротив девчонок, в очередной раз задержав взгляд на Олесе, немного помялся и вздохнул. — Такая история непонятная со мной случилась. До сих пор в шоке. Никак не пойму, что это было.
— А ты начни — мы вместе и покумекаем. Гляди нас тут сколько: небось, сообразим! Давай сказывай — что там с тобой приключилось? Может, лешака встретил и он тебя до деревни вёл? Нечисть у нас водится, это да. Только всё больше вредная. Помочь — вряд ли. Вот завести куда-нибудь — легко.
— Лешак? — Алексей исподлобья зыркнул на деда, явно не понимая: шутит тот или говорит серьёзно. — Да нет... Нечисть тут ни при чём. Получилось так: блуждал я, блуждал... Несколько дней. А вчера вечером, когда уже почти полностью стемнело, вышел к какому-то домику, в лесу…
Олеся как только поняла, куда клонит рассказчик, ужасно захотела вскочить и убежать. Ей стало нестерпимо жарко — сердце ухнуло вниз, а дыхание перехватило, словно в груди появилось препятствие, мешающее циркуляции лёгких. С большим трудом усидев на месте, она усилием воли расслабила мышцы лица и придала ему отсутствующее выражение, не переставая проклинать минуту, когда ступила на порог дома Трофименковых. Увы, теперь придётся сидеть до самого конца — поспешный уход привлечёт к ней ненужное внимание.
— В доме окна оказались разбитыми, — не чувствуя, как неуловимо изменилась атмосфера на девичьей стороне стола, продолжал рассказывать парень. — Я походил, побродил. Оказалось, там есть баня. Тогда я отыскал немного дров, подтопил печь и лёг спать. А ночью меня разбудили чьи-то голоса. Женские. Я приподнялся — хотел встать и выйти, но в этот момент дверь распахнулась и прямо над моим лицом нависла...
На этом месте Лёша закашлялся, бросил извиняющийся взгляд — опять, почему-то, на Олесю, и закончил фразу:
— Голая... попа.
Нет ничего проще, чем делать морду «кирпичом». Особенно когда кто-нибудь, таким вот невинно-удивлённым тоном рассказывает всей деревне о твоих вчерашних похождениях, а слушатели заливисто гогочут, уточняя скабрёзные нюансы. И Томка возбуждённо сопит в ухо, незаметно толкая ногой — явно желая услышать подробности. Прямо здесь и сейчас.
Хороший «кирпич» получается, кстати. Яркий. Но не оранжевый, как подгнившая морковка. Алый. Почти как итальянский.
— А дальше-то что? — заткнув этим вопросом остряков, пытающихся прояснить размер, форму и цвет всплывших из темноты ягодиц, спросил дед Краско. — Ну, чем дело-то кончилось? Погодь, не продолжай пока. У нас тут девицы несовершеннолетние — выставить?
— Да нет, — рассказчик покраснел. Смутился. Лицо у него стало виноватым — похоже, наконец, понял, что вспомнил о происшествии не совсем вовремя. Поэтому концовка у истории оказалась короткой и скомканной.
— Я обалдел. Ну, мало ли чего она собирается сделать. Хотел сказать, но не вышло. Ну, я... перепугался. Ну и схватился за эту… попу.
Последние слова парень произнёс в атмосфере общей истерии: смеялись все присутствующие. Дед Краско лукаво фыркал в короткую бородёнку, Томка визгливо хихикала прямо в ухо, Макар ржал как ретивый жеребец, привалившись головой к Олесиному плечу.
Только она одна сидела прямая как палка, без тени веселья на лице.
Вообще-то, для приличия, ей тоже стоило посмеяться со всеми. Чтобы не выделяться. Не выходило — девушка лишь бледно улыбалась и с надеждой косилась на выход. Но как тут уйдёшь, когда у твоих ног сидит проклятущий Макар?
— А дальше-то что? — отсмеявшись, полюбопытствовал возникший откуда-то дядя Коля. — Ты нам эту историю не рассказывал.
— Так получилось…
— Правда, чем там всё закончилось? — нетерпеливо влез Макар. — Познакомился?
— Да нет. Какое там знакомство! Она сама, похоже, перепугалась до полусмерти: закричала и убежала. Я уж потом по следам к вашей деревне и вышел… Одного никак понять не могу — и чего им ночью не спалось? Что они в том доме забыли?
— «Они»? — с лукавым видом косясь на девчонок, поинтересовался дед. — А сколько же их было?
— Ну судя по следам — трое.
— Трое, говоришь...
Все взгляды присутствующих вмиг обратились к притихшим девчонкам. Олеся застыла камнем — румянец, слава богу, схлынул и теперь ей наоборот, стало невыносимо холодно. Хорошо хоть и подружки сидят как мышки, превратившись в истуканы, изучающие ногти. Может быть, не так уж они и плохи?
— Это разве далеко! — выждав приличную паузу, махнул рукой Краско. — Знаем мы это место. Туда пару вёрст, не более. А чего ходили... Так я скажу. Святки нынче. Значит, гадали. Считается, ежели банник девке голой рукой зад погладит, будет у неё муж бедный. Лохматой — богатый. Вот ты когда хватанул — у тебя рука голая была или в варежке?
— Ну… — парня так заинтересовал разговор, что теперь он пялился на сидящих против него подруг не скрываясь. — Я, вообще-то, двумя сразу схватил. Одну варежку снял — под голову положил. А вторая на руке осталась. Да. Точно. Так и было.
— Вот ведь как! — непонятно чему восхитился дед и задумчиво почесал затылок. — А хватанул-то сильно? Или так, погладил?
— Да я не очень хорошо помню, — Лёша пожал плечами, продолжая с любопытством коситься на девушек. — Говорю же — ошалел. Но наверное, да. Я ведь не только схватил — когда она вырваться попыталась, ещё и стиснул сильнее, да на себя потянул. Вот она мне фонарь и поставила — двинула сапогом по лицу и убежала.
Вторая волна всеобщей истерики оказалась ещё длиннее, чем первая. Люди хохотали, толкались, хлопали друг друга по плечам, цитируя особенно забавные моменты из истории Алексея.
— Вцепился!
— Двумя руками!
— Перепугался!
— Не ржи, Колян! Может, пацан первый раз женскую задницу увидел!
— Нет, ну бабы! Ну, дают!
Не смеялись пятеро: сам рассказчик, прожигающий девчонок цепким взглядом, дед Краско, вошедший во вкус и вообразивший себя следователем, Томка с Любкой, усиленно притворяющиеся, что им совсем не весело, и, само собой, Олеся.
— Ой не могу… — Макар, гогоча, повернулся к стене и принялся долбиться об неё головой. — Ой умру сейчас…
— Только не в моём доме! — испуганно тараща глаза, заголосил дядя Коля, и схватив парня за плечи, принялся выталкивать его из кухни. — Ты давай у себя уж как-нибудь!
— Тихо, тихо! — зашипел Краско на разошедшуюся публику. Дождавшись, пока люди примолкнут, снова повернулся к собеседнику. — Ты небось хочешь знать, кто это был?
— Ну, я... — парень кашлянул, извиняющимся взглядом покосился на девчонок и выдохнул. — Если честно... Да.
— Так это совсем просто. Деревня-то у нас маленькая совсем. Молодёжи немного. Видишь — три девицы сидят? У окна? Вот на них и думай. Единственная шкодная бабская компания во всей округе. Больше у нас никто на такие дурачества неспособен. Точно тебе говорю.
Алексей улыбнулся, и улыбка у него вышла такая славная — слегка ироничная, лукавая, с озорными ямочками на щеках — что у Олеси камень с души упал. Стыд куда-то подевался, а взамен появилось неудержимое желание сморозить какую-нибудь дерзость, учудить что-нибудь эдакое... Например, вскочить, показать всем язык и сказать: «Да, это я!»
Нет, ничего такого она не сделала. Но страх прошёл, и она спокойно выдержала внимательно-сосредоточенный взгляд парня.
— Ну так их же трое...
— Так то понятно. Но не сотня же! А знаешь что? Она ведь тебе синяк поставила? Поставила! Так мы можем сейчас по их сапогам сличить...
Люди вокруг зашушукались, и кто-то прокомментировал дедову идею:
— Это что же будет — Саполушка?
— Тогда уж — Пополушка!
— Вообще-то, Золушкино имя происходит не от того места, которым она знакомилась с принцем, — поражаясь собственной смелости, брякнула Олеся. — Гадалушка, если что, звучит куда логичнее!
На кухне наступила звенящая тишина. Смешки прекратились и все мужчины, заинтригованные, принялись внимательно разглядывать сидящую у окна троицу. Томка, возгордившись от свалившегося на неё интереса, приосанилась и приобрела снисходительно-царственный вид. Люба сидела тихая и молчаливая, сложив руки на коленях, невозмутимо и загадочно улыбаясь, словно знаменитейшая флорентийка в мире. Олеся же нахально смотрела в глаза помеченному «суженому» и вызывающе посмеивалась.
— Вот ведь как, — задумчиво крякнул дед. — Какие девки нынче наглые пошли... Светлана! Тащи их обувки!
— Да зачем обувки, — весело вмешался Алексей. — Скорее уж наоборот.
— Что — наоборот?
— Ну... — замялся парень, мгновенно заливаясь багряным румянцем. — Я тут подумал...
— Ну-ка, ну-ка...
— Да так! Ерунда! Не обращайте внимания!
— Как это — не обращайте! — нахмурился Краско, но сообразив, что имеет ввиду Алексей, мгновенно посветлел лицом. — А что? Это дело!
И, повернувшись к девушкам, привстал, хлопнул ладонью по столешнице и скомандовал:
— Так! Девки! А ну-кось — встали в ряд! Подолы задрали! Будем дознание проводить! У кого из вас на полужопице обнаружится отпечаток Лёхиной пятерни, та, стало быть, и есть его суженая.
Краска бросилась Олесе в лицо, возвращая коже благородный оттенок итальянского кирпича, и старик, царапнув по девушке внимательным взглядом, довольно ухмыльнулся в бороду:
— Ладно, ладно! Не нужно. Мы и так уже всё поняли.
