ЭПИЗОД №1

Три часа ночи…

Еще полчаса до традиционного будничного измывательства. Через полчаса электронное будило запиликает ненавистную мелодию «Эх, полным-полна коробочка…».

Полчаса можно еще поспать.

…Без толку. Не можешь спать — не мучай простынь. Встаю и плетусь на общественную кухню. Завтрак: яичница и чай.

«Эх, полным-полна каро-о-о…» Цыц!

…Интересно: «будни» и «будильник» — это родственные слова? Кто сказал — нет? Вас бы так. Чтоб вы ложились в полночь и вставали через три часа. Без права на «нуяещетолькоминуточку». При условии, что три часа вы провели в полудреме, слыша, как бьется за дверью аритмичный пульс общаги корфака на проспекте Стачек.

Все равно, я люблю ехать на работу на первом трамвае. Есть в этом какая-то корчагинско-мазохистская романтика.

«Бдык-бдык», — поют свою трамвайную песню улицы просыпающегося города.

«Бдык-бдык». Завод «Северная верфь» (бывший «имени Жданова»).

«Бдык-бдык». Комсомольская площадь.

«Бдык-бдык». Обводный канал.

«Бдык-бдык». Театральная площадь. (Николо-Богоявленский собор, Мариинка…)

«Бдык-бдык». Мост лейтенанта Шмидта.

«Бдык-бдык». «Василеостровская».

«Бдык-бдык». Тучков мост.

«Бдык-бдык». Улица Пионерская.

«Бдык-бдык». Чкаловский проспект.

«Бдык-бдык». Барочная.

Теперь — всё то же самое, но в обратном порядке.

Маршрут номер один. «Копейка», как его ласково прозвали трамвайщики. Заметьте: не «рупь», не «бакс», а «копейка». Какая зарплата — такие и символы…

«Бдык-бдык…»

Утренний час пик. Шесть утра. Восход встретил на мосту лейтенанта, час пик — на площади Труда. Пролетариат хмуро давится в вагоне за право как можно быстрее доехать до своей фабрики. Около восьми утра их сменит не менее склонное к угрюмой давке племя интеллигенции. Всем надо. Все на работу. Все по делу. Ну, они-то ладно. А я-то что? Мне-то зачем вся эта прессовальня? Нет ведь, разделяю судьбу своего народа. Хобби такое. Ну да. Заняться-то больше нечем после почти бессонной ночи.

«Молодой человек, вы сейчас по Газа или прямо?» — «По Газа». — «Ой, выпустите меня!.. Ну вот здесь, у светофора! Мне прямо надо! Я говорю — откройте дверь! Вы куда? Вы что, не слышите?! Хам!!! Я буду жаловаться!!!!!»

Скандал. Без него езда в трамвае теряет часть своего колорита. Полировка крови и сброс пара. Утренняя зарядка для раскисших за ночь эмоций. Впрочем, пожалуй, время суток здесь ни при чем…

«По Лермонтовскому проспекту вагон идет, по Лермонтовскому», — талдычат старые динамики уже на нескольких остановках. «Ы-ы-ыньк», — скрежещут на повороте колёса. «Что? Что такое? Куда?» — «По Лермонтовскому едем». — «А что, объявлять не надо, да? Совсем обнаглели…»

«Бдык-бдык…»

Самое поганое: на Комсомольской площади опять не работает светофор. Отлично. Это именно то, чего так недоставало в последние три часа. Знак «Уступите дорогу» хватает вагон под уздцы: по проспекту Стачек идет непрерывный поток авто всех мастей.

Ждём-с… Мы-то ждём-с, а вот обед, между прочим, не «ждёмсает». Обед, между прочим, каждой секундой накрывается, словно медным тазом. Тик-так… Тик-так… На обед у меня, между прочим, за всё про всё — двенадцать минут по графику, макароны, ускользающие от вилки, ромштекс, не жующийся зубами, и стакан почти кипящего чаю из серии «Сухов, пи-и-ить! — Пей-пей-пей, родной, только что вскипятил!».

И что интересно, всем остальным, едущим в нашем вагоне, на мой обед глубоко наплевать. Правильно, у них-то кулинарно-гастрономический перерыв позволяет не только перекусить, но и вздремнуть перед очередным взрывом трудового энтузиазма…

Заметив соблазнительную брешь в табуне свиномарок, трамвай неистово верещит своим пневматическим звонком, мигает дальним светом фар и бросается в атаку на перекресток. Ну и правильно. А что делать? До вечера стоять? Где-то позади визжат тормоза.

На обед осталось восемь минут и коржик с чаем.

«Бдык-бдык…»

К полудню ни наикрепчайший чай, ни бубльгум, ни сигареты уже не в состоянии разогнать сгущающиеся липкие тучи предчувствия сна. Где-то под ложечкой копошится страх и точит душу, как моль прошлогодние варежки: «Не спать… Не спать… Не…»

Достаточно прямого отрезка дороги с десяток метров, чтобы прозевать момент самопроизвольного закрывания глаз. «Не спать!!!» — отрезвляющий испуг всплывает откуда-то из подсознания. Сердце колотится, как после удара током. Ближайшие метров сто можно ехать спокойно: дремота затаилась и выжидает удобного момента, чтобы поудачней подпустить свой сладковатый яд…

Ой, да кому нужно такое хобби! Делать нечего… Сплошной мазохизм и никакого Корчагина.

«Бдык-бдык…»

Терпеть не могу, когда стоят за спиной. Стоят и стоят. И сверлят глазами. Ждут, что во мне совесть проснется и я уступлю свое место? Фигушки, заюшки. Не дождетесь. Мне и тут хорошо. Пассажирка, родившаяся, похоже, еще до Кровавого воскресенья, укоризненно опирается на спинку моего сиденья. В другой ситуации я, возможно, сделал бы вид, что выхожу, и дал бы возможность свидетельнице штурма Зимнего занять мое блатное место. Но это — в другой ситуации. А сейчас, я думаю, большинство катящихся были бы против моего рыцарского поступка. Бабулька, кстати, терпеливо молчит и явных претензий на мое сидьбище не выказывает. Только печально так вздыхает.

«Бдык-бдык…»

Трамвай катит дальше.

Я не уступлю свое место.

Я — водитель этого трамвая.

(Фрагмент повести "Трамвайный джаз" из сборника "В поисках Вина и Хлеба")