[18+] Выгребная яма. Окончание

Трех недель оказалось достаточно, чтобы изучить все досконально — и лагерь, и людей в нем. Поодаль от нашей ямы была глинобитная постройка, в которой находились спальные места и, надо думать, рация. Ящики с боеприпасами располагались штабелями прямо на поддонах под открытым небом. На противоположной стороне лагеря был выкопан просторный секрет, откуда патруль наблюдал за окрестностями. Еще один секрет был выкопан ярдах в трехстах от лагеря — это стало понятно по тому, как радист связывается с секретчиком перед доставкой на точку еды и боеприпасов. Прежде чем грузовик подъезжает сюда, секретчик убеждается, что все тихо.

В моменты времени, когда нас не отвозят куда-либо на работы, и когда не ждут прибытия машин, на точке дежурят шесть человек. Чтобы здраво оценить угрозу, я даже дал им клички. И провел нить событий.

Солдат. Мой палач. Солдатом я назвал только потому, что он единственный, кто пребывает постоянно настороже. Никогда не расстается с оружием на расстояние длиннее вытянутой руки. Длинный хрящеватый нос словно вынюхивает опасность.

Шеф. Старший на точке. Вообще, должен постоянно поддерживать связь с командованием, но перепоручает такое своим подчиненным; сам же любит подремать. Именно Шеф с Солдатом пытали и казнили Коулмана.

Малой. Тот самый семнадцатилетний пацаненок, заваливший Савьелу. Крайне жестокий, но недалекий и неумелый чудик. Наверняка примазался к повстанцам, потому что посчитал войну приключением и веселухой.

Крыса. Постоянный наблюдатель в секрете, находящийся в трехстах ярдах от лагеря. Широкое одутловатое лицо. Ничем не примечателен — в лагерь приходит только поесть и переночевать.

Торчок. Второй наблюдатель, находящийся в секрете уже в самом лагере. Тоже работает в одиночку, имеет постоянно красные глаза и потасканный вид. Все по одной причине — питает слабость к анаше и не прочь вмазаться прямо по ходу дежурства. Ненавидим Солдатом, впрочем, Шеф его тоже презирает.

Технарь. Радист точки, которого я пару раз замечал за ремонтом машин и генератора. Не вылазит из единственной постройки лагеря, где держит связь со штабом. Сторонится пыток, с оружием я его тоже никогда не видел. Возможно, единственный хороший парень в этом паршивом месте. Или заложник обстоятельств. В этом долго разбираться.

Грузовик со снабжением прибывает стабильно каждый четверг. Когда Крыса уходит в секрет, на точке остаются пять человек. Шеф и Технарь находятся в постройке — по факту, скорее всего, по периметру должно располагаться два патруля по два, но Шеф явно не из тех, кто охотно грузит себя работой. Отсутствие инцидентов слишком его расслабило. Что ж, подобное только на руку. Ведь в итоге на постоянном дежурстве остаются только Солдат, Малой и Торчок. Двое дежурят возле нас, один находится за постройкой в секрете.

Я обсудил все это с остальными пленными. Две недели подготовки и тщательного обдумывания вынесли и выверили следующий план — в четверг перебить весь лагерь до прибытия грузовика со снабжением, а затем захватить транспорт. Для этого надо дождаться, пока возле ямы останутся только Солдат и Малой, а Торчок засмолит косяк у себя в секрете. Солдата я возьму на себя, остальные уберут Малого. Оружия нет, но после того, что Солдат сделал с Коулманом, я голыми руками сшибу его гребаный кочан.

* * *

Среда. Ночь. Четвертая неделя. Всю ночь только и занимаемся тем, что незаметно перетираем веревки на ногах о лезвия колючки. Уходят часы. Освобождаются от пут только те, кто займется работой — массовая попытка освобождения привлекла бы слишком много внимания. Я аккуратно ослабляю крепление одного из витков колючки на опорах. Колючка и послужит мне оружием.

День четверга. За штабом Солдат вновь устроил перепалку с Торчком — видимо, тот уже успел предаться своему нехитрому удовольствию, когда его оставили одного на посту — и теперь вернулся к яме. Я условился с остальными напасть на Солдата и Малого одновременно. Моя скрипка сыграет первой: они не нападут на Малого до того, как я начну действовать. В случае чего придется забить им их крики прямо в поганые глотки — никто не должен ничего услышать. Слишком уж высоки ставки.

Солдат прохаживается из стороны в сторону, следя не только за нами, но и за окрестностями. Малой смотрит только на нас — и смотрит практически неотрывно. Медленными движениями бедер ослабляю путы. На одних предплечьях незаметно приближаюсь к заветному ряду колючки. Важно поймать момент.

В учебке неоднократно говорили, что в такие моменты важно довериться инстинкту. Тяга к убийству у любого животного-де в крови, и надо разжечь ее и не давать ослабевать. Годы службы показали мне, где кроется ошибка таких суждений.

Человек уже давно не то животное, чтобы убивать через инстинкт. Он разумен. Разумен, а потому убийство, на которое он идет, имеет осознанный характер. И источники у него другие. Хитрость, изобретательность, сила воли и...

Злость.

Солдат поворачивается ко мне полубоком, глядя на унылые барханы, тянущиеся до горизонта. У меня есть доли секунды, пока он вновь не обернется ко мне. Выверяю прыжок и встаю на получетвереньки. Срываю колючку с опор, рывком наматываю края на кисти рук. Лезвие вскользь проходит по ладони.

...На ее тыльной стороне выступает кровь. Капля начинает набухать.

Прыжком миную два ряда колючки. Не сними я ее на первом ряду, точно не осилил такой прыжок. И Солдат превратил меня в решето.

Он замечает меня боковым зрением, но вместо того, чтобы защищать голову, хватается за автомат. Надеется опередить меня. Тщетно. Тонкая змея внахлест сдавливает его шею. Я подныриваю под ствол и оказываюсь за спиной. Подсечкой сбиваю на палубу, сильнее вгоняя проволоку в шею. Солдат хочет заорать, но не успевает — лезвия пропарывают артерии. Из горла рвется только сдавленный хрип. Проржавевшая темная кровь бьет прямо на песок. Солдат все борется за свою жизнь, и меня начинает разбирать ужас. В голову лезет навязчивая мысль, что я потратил на это уже слишком много времени. И что по мою душу уже идут Торчок и Шеф с оружием. Малой ведь не мог упустить мой прыжок из виду, он постоянно следил за нами. Не мог...

В какой-то момент Солдат окончательно слабнет. Борьба за жизнь переходит в агонию.

...Капля крови на тыльной стороне ладони окончательно набухает и, сорвавшись, расплескивается по моему лицу. Вижу, как по небу мгновенно проносится мрачная тень.

Сбрасываю остывающее тело с себя и поднимаюсь на ноги. Слышу слабый хруст. Толпа без единого звука навалилась на Малого, и сейчас кто-то сломал ему шею. Пленные обращают взгляды сначала на меня, а затем на труп палача с проволокой, вогнанной в гортань. Никаких эмоций. Их уже ничем не пронять. Ни тягой к убийству, ни спекающейся кровью, ни мутным, омертвевшим взглядом. Ужасы плена обратили их души в прах.

Счет пошел на минуты. Укрываем и обыскиваем тела. Освобождаем остальных. Засыпаем кровь, смешивая ее с песком. С тела Солдата помимо АК-47 и связки бананов к нему я также снял две ручные гранаты и хороший боевой нож с массивной гардой. Его не видел ни на одной из пыток: ни своих, ни сержанта Коулмана. Палач знал толк в инструменте. Знал, что годится для причинения боли, а что — орудие только лишь смерти и никак иначе. Обнажаю лезвие.

Пленные вереницей оцепляют полупериметр штаба, взяв под контроль вход. Если кто-то начнет выходить, то он сразу же попадет под огонь, а здание забросают гранатами. Наихудший сценарий. Даже если Шеф и Технарь будут убиты сразу же, Крыса наверняка услышит все и запросит помощь. И нас раздавят. Зная об этом, мы условились действовать без выстрелов, только руками, ногами и зубами. Но теперь приклады и штык-ножи автоматов все облегчат. Один из пленных осматривает комнату и показывает мне кольцо из большого и указательного пальцев. Все тихо.

Прокрадываюсь к секрету Торчка с ножом на изготовку. Укуренный, он покачивается из стороны в стороны и глупо моргает. Не иначе как видит вокруг себя цветущую лужайку с розовыми понями. Обрываю трип ударом сверху вниз, и оставляю труп прямо там. На большее времени просто нет. Следую ко входу в штаб.

Медленно оглядываю помещение. Шеф дремлет на шконке, оставив оружие у изголовья. Технарь сидит в наушниках спиной к нам. На столе перед ним поблескивает на солнце рация. Жестами прошу оставить Технаря в живых. Получаю кивок в ответ.

Бесшумно прохожу вглубь комнаты, следуя прямо к Шефу. Пленные также вереницей минуют вход, берут спину Технаря на прицел. Тот даже не подозревает, что над штабом сгустились тучи.

Мне остается уже пара шагов, как Шеф внезапно просыпается и вскрикивает. Бросает руку к поясу. Я рывком перехватываю ее и ломаю ему кадык тычком клинка. Лезвие пробивает горло насквозь. Оборочиваюсь к Технарю. Пленные сбили его на спину, сорвав наушники, и наставили оружие. Мычит. Пучит глаза. Как только я приближаюсь, ему освобождают рот.

— Не убивайте! Прошу! Я ни в чем не замешан! — Технарь частит на фарси, глядя прямо на меня, чему я не удивлен. Он слышал мою речь.

— Успокойся. Сделаешь то, что велю — сохраню тебе жизнь. Лишние смерти нам не нужны, мы лишь хотим выбраться. Поможешь нам?

— Да... Да! Дай слово! Поклянись своим Богом!

Правоверный мусульманин. Слова не играют роли. Если тебя захотят убить — убьют, даже поклявшись на могиле матери. Впрочем, если слово ускорит приближение цели, то почему нет?

— Клянусь. Когда прибудет грузовик с припасами?

— Через четверть часа.

— Когда он придет, и твой сослуживец из секрета сделает запрос, скажешь ему, что все в порядке. Малейшая глупость — попадешь в историю. Все ясно? Технарь спешно кивает.

* * *

Спустя какое-то время рация издает хрип. Мы отключили наушники, чтобы слышать все происходящее.

— Альбом-тридцать два, это Нора-девять, — произносит Крыса. Технарь сглатывает и смотрит на меня. Я вижу, как в его взгляде колеблется какое-то желание. От неясной тревоги руки разбивает дрожь, холодеет ниже живота. Он подносит микрофон к губам. Невольно переглядываюсь с пленным, держащим ствол автомата у его затылка. Сглатываю.

— Нора-девять, Вас слышу хорошо.

— Альбом-тридцать два, прибыл грузовой автомобиль. Позывной — Беглец-четыре. На пароль назвал корректный отзыв.

— Пропускайте.

Напряжение нарастает до предела. Прячемся под амбразурами окон, в пять стволов следим за подъездом к базе. За отведенную нам четверть часа мы успели спрятать тела и полностью засыпать кровь, но окажись я на месте старшего машины, то точно что-нибудь заподозрил. Отсутствие пленных на месте понять еще можно, пусть и с трудом — их иногда отвозили на работы, и в это время, я почти уверен, Солдат и Малой упивались халявой. Но отсутствие Торчка в секрете не поймет точно никто. Чтобы спастись всем, нам нужен грузовик. Если водитель или сопровождающий заметят что-то подозрительное, они развернут его. Единственный выход — ликвидировать их еще на подъезде. Иного не дано.

Грузовик показывается из-за бархана и приближается к штабу, поднимая клубы пыли. Держим оружие наготове. Ждем. Проблема в том, что мы не знаем, как поведет себя захваченное оружие. Пристреливаться будем по ходу. Подпускаем снабженцев ближе.

На расстоянии в сотню ярдов открываем огонь по лобовому стеклу. Тесное помещение штаба сразу же наполняет грохот выстрелов. Меня с непривычки глушит намертво. Звон в ушах. Четко, как на учениях кладу в кабину грузовика одиночные один за другим. После очередного выстрела внутри нее что-то лопается, забрызгав окна, но я все продолжаю стрелять. Проходит меньше минуты, как раздается холостой щелчок. Меняю магазин. Остальные тоже прерывают огонь.

— Эй! Что у Вас там происходит?! — начинает рваться рация.

Крыса явно обеспокоен. Я направляю ствол автомата на Технаря.

— Вымани его сюда.

— Как?

— Это не моя забота.

Взгляд Технаря бегает из стороны в сторону.

— На нас напали, — чуть подумав, произносит Технарь. — Мы отбили атаку, но снабженцы мертвы.

— Что?! Мне запросить помощь?

— Нет! Нет-нет! Я же говорю с тобой, все в порядке! Просто уведи грузовик!

Медлит. Подбирает слова.

— Нападавшие могли откуда-то знать, когда приходит снабжение. Поэтому и атаковали именно сейчас.

— А... Хорошо, — голос Крысы звучит на порядок спокойнее. Технарь смотрит на меня, и я лишь усмехаюсь. Находчиво. Крыса высовывается из-за грузовика и аккуратно следует к водительскому месту. Встает на подножку. Дело за малым — мы вновь открываем огонь, но уже более прицельно. Крыса неловко дергается. Валится навзничь.

Напряжение мгновенно спадает. Чувствую, что первый раз на последние минуты могу сделать полный вдох. Груз с души — ну или часть его точно.

* * *

— Ты...Ты поклялся.

Да, я поклялся. И придерживаюсь стремления не разбрасываться словами. Но другие условия мы не оговаривали, да и просто будет глупо никак не перестраховаться.

Технаря мы вырубаем ударом приклада и туго связываем одеждой по рукам и ногам. Уничтожаем рацию. Я оставляю ему нож. На точке достаточно еды, боеприпасов и сигнальных ракет. В крайнем случае путь на базу тоже всегда открыт.

Твоя жизнь сохранена, слово я сдержал. А захочешь выжить — выживешь.

Мы забираем у наших палачей на правах трофеев немало оружия, находим карты. Впервые за долгие недели наедаемся, напиваемся и обрабатываем раны. Я не могу приободриться, хотя для этого есть все. Лицо одеревенело намертво, и мимические мышцы не подчиняются импульсам. Грудь сдавливает от рыданий. Хочется расплакаться, но внутри все уже пересохло до черноты. Чтобы претерпеть произошедшее здесь, я вытравил, выжег каленым железом из себя всю восприимчивость; все, кроме ненависти и горечи. И теперь сожалею об утраченном. Что-то подсказывает мне, что больше я не верну краски в жизнь.

Тот, кто придумал поговорку "Время лечит", явно никогда не был на дне выгребной ямы.