Живее всех живых
В дупло заглянул солнечный зайчик, весело перескочил через сухую траву, заботливо утоптанную в гнезде, и выпорхнул.
В самом тёмном закутке дупла что-то засветилось. Яркая точка зашевелилась, зашуршала, бойко и задорно матюгнулась и превратилась в небольшой сгусток света. От света отходили тонкие полосочки, которые беспрестанно шевелились.
Сгусток снова пошуршал, оглушительно чихнув – так, что с дерева сорвался дятел; вылез наружу.
Солнце протянуло лучи навстречу комочку света. Тот блаженно кувыркался в колыбельной золотистой пыли, поднимаясь всё выше над верхушками деревьев.
— Да знаю я, знаю! – заворчал он, когда увидел на горизонте хмурое серое облачко. – Хватит лениться, пора и за работу.
Вообще-то сгусток света считался призраком. Знаете, обычно призраки такие жемчужно-серые, ну или голубые. Говорят, что это отпечаток души человека, по какой-то причине не пожелавшей после смерти покинуть это место. Глупости! Нет, не совсем глупости, конечно, такие есть, он сам их видел. Только они какие-то очень уставшие и скучные. Таким комочек быть решительно не хотел. Ну и пусть он мёртв! Да и что значит мёртв? Может он, в конце концов, передвигаться, разговаривать, дышать? Может. Значит, жив, и ещё как!
А ещё, представляете, все вокруг думают, что работа привидений – это ходить по какому-нибудь замку или дому по ночам, пугать его жителей, ухать и стонать. Как будто им заняться больше нечем! Да ещё и ночью! Ночью все порядочные привидения спят, между прочим.
Комочек рассмеялся, вспомнив глупые рассказы, пока летел к деревне.
Деревня вольготно раскинулась неподалёку от озера. На заборах уже вовсю горланили петухи, им сонно отвечали коровы. Поле кипело жизнью – народ с первыми лучами солнца повалил на пашню. Комочек с размаху плюхнулся в холодную воду, мигом осветил дно, деловито пожал лапу водяному. Вынырнув, отряхнулся и направился к хлевам. Там подсветил слеповатому домовому, заплетавшему в тёмной конюшне лошадкам косы, подмигнул и полетел дальше – в избы.
В сенцах засветил хозяюшкам лампадки, чтоб не темно было с вёдрами бегать. Подсобил малышке, храбро атакующей паутину под кроватями и шкафами – ей тоже света не помешает. Ох! Скоро на пашню еду нести, а в печах огонь потух. Так и остынет всё. Комочек отпустил ленточку света, запалил и нежно дыхнул в жерло печи. Заливисто заплясали огоньки, комочек заискрился довольством.
В полдень, когда деревня спасалась от пекла сном под навесами, они с домовым и полуденицей успели попить свежего молочка да в картишки перекинуться. А дале опять работы невпроворот – водяному помочь колодцы наполнить для огородов, в горницы заглянуть, хватит ли света прялкам, к старичкам тоже, очень уж они мерзливые, тепла поддать. А там и ужин готовить надо.
Особенно комочек любил сумерки да вечера. Натруженный народ выходил отдыхать. Жгли костры, плясали, песня лилась над озером. Домовой сидел на порожке хлева, утирая платочком слезу. Водяной булькал на бережке – сторожил, чтоб спьяну не утоп кто. И только комочек мог в этот час плясать со всеми, играя своими полосками света, сливаясь с огнём и неистово кружась в хороводах.
А к ночи, задув последние лучины и погрузив деревню в сладкий сон, отправлялся он в своё дупло, подгоняемый ночным будоражащим ветром.
И вы говорите, привидения мёртвые?