Новогодние фонарики
Свежевыпавший снег чуть слышно захрустел под сапогами, оповещая о приближении человека. Никита высунулся из-за угла и тут же разочарованно нырнул обратно — какая-то мамаша со своим чадом спешит на новогодний утренник.
Ну и где же его … «внученька»?
Прерывисто вздохнул, наклонился и набрал охапку снега. До ёлки осталось полчаса, пора бы и поторопиться! Наверняка ещё прихорашиваться будет, не в костюме же придёт.
Наконец показалась знакомая фигурка — Никита, на несколько секунд выпавший из реальности, едва не упустил одноклассницу. Спохватившись, вскинул руку с утрамбованным снежком и лихо свистнул, привлекая внимание девушки. Юлька от неожиданности вздрогнула, резко повернулась, и снаряд полетел прямо в лицо.
Вот чёрт!
Всхлипнув от боли, девушка схватилась за глаз и со стоном опустилась на корточки. Мысленно проклиная свои кривые руки и пустую голову, Никита бросился к ней:
— Лихачёва, прости. Я не нарочно…
— Не нарочно?! — одноклассница взвизгнула, отняла ладонь от лица, и Никита увидел покрасневшее веко и залитый кровью белок. — Так ты, выходит, мальчик-даун? У тебя руки сами по себе дёргаются, да Лобанов?
— Лихачёва, ну ты чего. Я правда не хотел.
— Вот и продолжай «не хотеть»! — разъярённо выплюнула Юлька. — Но подальше отсюда, а то я ведь не выдержу и сделаю… ответный жест «вежливости»!
— Ну делай, — обречённо вздохнул Никита, нащупал на земле злополучный снежок и протянул его девушке. — Куда стать-то?
Юлька отчего-то озверела ещё больше — рыкнула, вскочила, рванула сумочку, за которую держался Никита и нервной вихляющей походкой кинулась в школу.
Вот же блин! Пригласил, называется, в кино.
Никита уныло поплёлся следом, ругая себя последними словами. Теперь она вообще перестанет с ним говорить… Какого чёрта засвистел? Порисоваться захотелось! А снежок утрамбовал — в камень! Куда только смотрел!
Так, продолжая бичевать себя, Никита следом за Юлькой просочился в кабинет директора, и, понурившись, застыл у двери, колупая паркет носком ботинка, словно нашкодивший первоклашка.
— Галина Григорьевна! — плачущим голосом, умоляла Юлька директрису. — Ну куда я с таким фейсом? Снегурочка-бомжиха! Отпустите меня домой!
О причастности Никиты она не проронила ни слова: не кривилась в его сторону, не отпускала туманных намёков — только прямая напряжённая спина и выдавала Юлькины эмоции. Уж лучше бы наябедничала.
Галина Григорьевна подняла с груди висящие на верёвочках очки, нацепила их на нос, и принялась внимательно изучать лицо девушки:
— Юленька, солнышко… Ну кем я тебя заменю? Знать бы заранее — другой разговор. А сейчас могу только капли дать и утренник на пятнадцать минут задержать!
Директриса подошла к столу, выдвинула ящик, старательно исследовала содержимое и достала белый пластмассовый пузырёк:
— Держи. Пойди к Наташке… м-м… Наталье Сергеевне. Она у нас мастерица на все руки — такой марафет наведёт, будешь как модель!
Юлька обречённо вздохнула, забрала капли, и, нарочито не глядя на Никиту, вышла из кабинета. Он дёрнулся следом, но Галина Григорьевна остановила повелительным жестом.
— Твоя работа, Лобанов?
— А то чья же…
— И как же ты умудрился?
— Велика мудрость, — набычился Никита.
Директриса фыркнула и не стала читать нотаций — только махнула рукой, позволяя уйти. Вот за это её и уважали: Галина Григорьевна могла быть и строгой, и въедливой, но всегда ощущала грань между воспитанием и бессмысленным фанатизмом.
Юлька нашлась в учительской, вместе с хлопочущей над её лицом «англичанкой». Наталью Сергеевну, самую красивую и молодую преподавательницу, все ученики за глаза называли просто «Наташкой» — со старшеклассниками, особенно с девчонками, она держалась как лучшая подружка и те повсюду ходили за ней табуном. Поймав ехидный взгляд учительницы, Никита догадался: уж ей-то Юлька выложила все подробности.
— Вот, припёрся, — проворчала девушка, подтверждая его догадку. — Ходит теперь за мной, как привязанный.
Её кожа, отполированная толстым слоем «штукатурки», казалось мёртвой, как у целлулоидного пупса — больше всего Юлька напоминала увеличенную копию пластмассовой Снегурки, виденную Никитой среди старых новогодних игрушек, валяющихся у родителей с советских времён.
«Да уж, модель…»
Правда, синяк англичанка замаскировала на славу, а лопнувшие капилляры, благодаря каплям, сильно побледнели и казались почти незаметными.
— Лобачевский, а ты почему не одеваешься? — насмешливо коверкая фамилию Никиты, поддержала Юльку Наталья Сергеевна. — Стал тут, пялишься, смущаешь девочку… Тебе нечем заняться? Так мы сейчас что-нибудь придумаем! Юль, хочешь, я ему синяк поставлю, чтобы ты не выделялась?
— Были такие мысли, — кисло проронила Юлька, с отвращением изучая своё отражение. — Но тогда это будет не детская ёлка, а шоу фриков. Вот после…
И она кровожадно посмотрела на Никиту — ему с трудом удалось сдержать ухмылку, слишком уж по-пиратски выглядела девушка. Англичанка в притворном ужасе расширила и без того огромные глаза и прошептала срывающимся голосом:
— Ну всё, Лобачевский… Берегись!
Оставшись в учительской один, Никита приблизился к зеркалу и принялся внимательно рассматривать отражение, одновременно размышляя над возникшей проблемой. Так это оставлять нельзя, нужно что-то делать. Но что?
По сценарию утренник начинала ведущая — Надька Каткова из параллельного класса. Она затягивала песенку и вместе с детишками обходила ёлку. К концу новогодней «арии» присоединялась Снегурочка и начинала расспрашивать детей — не видел ли кто её дедушку? После чего, убедившись, что нет, звонила «сыщику». Появившийся «Пинкертон», узнавал необходимые приметы и отправлялся на поиски Хозяина Зимы. В его отсутствие Снегурочка играет с детьми и устраивает конкурсы. Потом на них нападают бандиты… Сыщик, вернувшийся ни с чем, показывает чудеса храбрости и побеждает разбойников, но «допрос» ничего не даёт: разбойники божатся, что Деда Мороза не трогали. В конце концов он объявляется сам.
Но это по сценарию. А что если немного его подкорректировать? Идея, конечно, бредовая… Но такие обычно и срабатывают! Правда, если что-то пойдёт не так, трёпки ему не избежать. Лихачёва и вовсе, завидев его, станет перебегать на другую сторону улицы.
Никита сощурился и подмигнул своему двойнику: а почему, собственно, что-то должно пойти не так? Всё будет хорошо — с «разбойниками» и «сыщиком» он договорится!
— Здравствуйте, детишки — девчонки и мальчишки! С Новым годом, с Новым годом! Поздравляю всех детей! Поздравляю всех гостей!
Детвора восторженно завизжала, самые смелые бросились поближе к вышагивающему гигантской поступью Никите, чтобы дёрнуть его за красный халат и заглянуть в лицо. «Снегурочка» застыла как соляной столп, смешно приоткрыв рот и взирая на него безумным взглядом.
— Соскучилась, внученька? — с усмешкой прогудел «Дед Мороз», лёгким движением, коснувшись подбородка девушки.
Юлька щёлкнула зубами, приходя в себя, и заголосила отчаянно и тонко:
— Где же ты пропадал, дедушка? Мы тебя обыскались! Дети уже заждались!
Взгляд одноклассницы мерцал снегурьим холодом, а указательный палец невольно тянулся к виску — правда, в последний момент, Юлька спохватилась и сделала вид, что поправляет кокошник.
Ой-ой-ой…
Впрочем, менять что-то поздно. Коротко и глубоко вздохнув, словно готовясь к прыжку с трамплина, Никита зачитал отредактированный текст:
— Слышал, вы меня заждались — волновались, обыскались! Я спешил к вам через горы, сквозь долины и просторы… Но разбойники напали и в плену меня держали!
Юлька вздрогнула и вытаращила глаза, будто лунатик, внезапно проснувшийся на крыше:
— Что ты несёшь, дедушка? Разбойники сказали, что не трогали тебя!
Осознав, что ляпнула глупость, девушка вспыхнула ярким пламенем, сливаясь с одеянием Деда Мороза, словно хамелеон.
— Брешут, окаянные! — склонившись к хохочущей детворе, Никита тыкнул себе в глаз, под которым светился свеженький фонарик и завопил: — Вот следы моих убытков — применили ко мне пытки!
Краем глаза, он заметил стоящую в дверях спортзала директрису, возле которой кудахтала перепуганная Каткова — Галина Григорьевна с досадой отмахнулась от ведущей, скрестила руки на груди, и насмешливо изучала Никиту. Правильно, а что ей ещё остаётся? Не выносить же его под белы рученьки.
Вернулся сыщик, приведя связанных и раскаявшихся разбойников. В отместку за наглое враньё и покушение на Деда Мороза их стали «пытать» стихами. Для этой экзекуции Никита вызывал детей, и те заставляли незадачливых бандитов декламировать вместо них новогодние вирши. Если головорезы не знали требуемых стихов, их читал ребёнок, а проштрафившемуся разбойнику ставили синяк — косметическим карандашом.
Юная публика так вошла в азарт, что фонариками обзавелись и сыщик, и Надька Каткова и даже Снегурочка — ещё одним.
Утренник завершился всеобщей свалкой. Детвора долго не отпускала Никиту: его тянули познакомить с родителями, приглашали к себе домой на Новый год, хотели сфотографироваться… Он едва отвертелся от какой-то назойливой мамаши, никак не желающей поверить, что он учится в одиннадцатом классе, а не работает профессиональным Дедом Морозом. Удирая от юных фанатов, Никита выскочил из спортзала и увидел стоящую у окна директрису. Заметив его, она насмешливо прищурилась и поманила пальцем.
Он с опаской приблизился: победителей не судят, вот только… взгляд у Галины Григорьевны уж больно пугающий и хитрый. Не поймёшь, что она задумала?
— Ближе, ближе...
В самом деле, не бить же она его будет? Решившись, Никита шагнул, сокращая расстояние — директриса схватила его за уши и подтянула к себе. Опешивший от этого произвола, он не мог выдавить ни звука, только изумлённо таращился на Галину Григорьевну, задумчиво рассматривающую его синяк. Убедившись, что украшение настоящее, женщина хмыкнула, погладила его по голове и сказала:
— Да, пациент… Твой диагноз ясен. Беги, пока не ушла!
Никита бросился в учительскую и столкнулся в коридоре с разбойниками Саней и Лёхой, которые сообщили, что девчонки уже ушли.
Значит, не простила… Или приняла его выходку за тупой стёб.
Расстроившись, Никита неторопливо стянул красную хламиду, медленно упаковал её в целлофан, засунул в шкаф и направился к выходу из школы.
Прошёл по коридору, волоча руку по стене, и вышел на улицу. С минуту постоял на пороге, потом прыгнул в сугроб и двинулся к воротам — не отрывая ног от земли и оставляя за собой две глубокие непрерывающиеся колеи. Сзади раздался громкий визгливый скрип — кто-то хлопнул дверью.
— Эй, Дед Мороз! А ты умываться не собираешься?
Услышав за спиной Юлькин голос, Никита вздрогнул и остановился. Она... ждала его?! Чувствуя, как на губах расцветает глуповатая счастливая улыбка, он неспешно повернулся к стоящей на пороге девушке. Без шапки, с головой, покрытой лишь тонкой вуалью из снежинок, Юлька казалась невероятно милой и нежной, даже дурацкий фонарь ничуть её не портил.
— А у меня, как и у тебя — несмываемый.
Девушка ахнула и в несколько шагов пересекла разделяющее их пространство:
— Ты…ты… Лобанов!
Судя по всему, с Юлькиного языка рвалось что-то вроде «дурак» или «балбес», но она стояла и молча смотрела на него — смущённая и оробевшая. И тогда осмелел Никита:
— Юль… Я просто люблю тебя.
Пы.Сы. Впервые рассказ публиковала на Литнет, под именем Роман Клыков. Это тоже я))