«БОЛЬШАЯ КНИГА-2021»: СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

(С. Самсонов «Высокая кровь»; М., Inspiria, 2021)

#новые_критики #новая_критика #большая_книга #самосонов #кузьменков #данилкин #басинский #литературный_падальщик

Лет десять назад восторженный, как нецелованная семиклассница, Лев Данилкин объявил, что на Самсонове можно закрывать литературу. Умри, мол, Денис, Дмитрий, Виктор, Владимир, Захар, Эдуард (нужное подчеркнуть) – лучше не напишешь. Редко бываю солидарен с коллегами, но тут всецело согласился: на Самсонове закрыть литературу не только можно, но и должно. Правда, по другой причине.

Чеховский герой уважал Льва Толстого: все пишут из воображения, а он прямо с натуры. Самсонов из первой категории сочинителей – сюжеты ему Рабинович по телефону напел. Копирайтер с литинститутским (проще говоря, никаким) образованием, зато кругозор энциклопедический – от королей до капусты. Про металлургов? – как два пальца об асфальт: «Железная кость». Про музыкантов? – легко: «Аномалия Камлаева». Про военных летчиков? – да не фиг делать: «Соколиный рубеж». И это еще не все: «Кулинарный ежедневник для работающих женщин» и «Камасутра. Энциклопедия любви» – это все он. Знатный многостаночник: и жнец, и швец и… ладно, замнем для приличия. Но он еще и не то умеет, вот вам святой истинный.

Звездный самсоновский час пробил в 2019-м: роман о луганских шахтерах-сепарах «Держаться за землю» получил «Ясную Поляну». Не беда, что автор Луганщину в глаза не видал, а производственную составляющую слепил из шахтерской энциклопедии MiningWiki и романа Александра Плетнева «Шахта» (1981). Паренька приметили и хлебом-солью встретили – три миллиона и медовая рулада заводного соловья Басинского: «Будьте любезны: новый Шолохов явился!»

Акафисты рекомендательной критики нужно делить самое малое на десять. Но случилось страшное: С.С. в них уверовал. И на радость Басинскому со товарищи пересказал, любушка, «Тихий Дон»: белые-зеленые-золотопогонные, казарва-мужичье, кубыть-наосклизь-жизня-курень.

Стало быть, в январе 1920-го в кавалерийский корпус Романа Леденева прибывает новый комиссар Сергей Северин – правда, комиссар он только по мандату, а на самом деле чекист, и приказано ему присмотреться к новоявленному красному Бонапарту. Сомнительная, надо сказать, миссия: самодельные наполеоны вроде командарма Сорокина мигом получали беспересадочный билет в штаб Духонина. Что уж толковать про комкора, который ажно на товарища Троцкого огрызается? Скрытая контра, и всех делов. Впрочем, Самсонову не до обоснуев, не тем занят: старательно копирует Шолохова.

«Сук тянулся так низко, веревки оказались столь длинны, что пальцы ног нащупали опору, и оба тянулись на цыпочках к еще одному глотку воздуха. – Повесить не можем! – послышался стиснутый стон и хрипатый смешок». Знакомо – «Тихий Дон», книга вторая, глава XXVIII: казнь Подтелкова. А ну-ка дальше: «Никогда не вдевавший правой кисти в темляк, чтоб в любой нужный миг кинуть шашку из ладони в ладонь, Леденев разжал руку». И это знакомо – «Тихий Дон», книга третья, глава XXXVII: бой возле хутора Свиридова. И для полного комплекта: «Леденев поднял голову к черному небу и увидел на нем ослепительночерное солнце», – «Тихий Дон», книга четвертая, глава XVII: гибель Аксиньи. Про «коршунячий нос», «плиты скул» или «маштаковатых коньков» гутарить и навовсе неча: кубыть, энтого самого дребезгу у кужонка дюже богато, хучь цельный лан засевай без остатку. А кончится Шолохов – начнется Алексей Толстой: «Изрезанное бороздами разработок, ржавеет торфяное поле. В широкой котловине – то ли шесть, то ли восемь огромных бараков в двойном загоне из колючей проволоки». «Сестры», глава 27-я, если кто не в курсе.

Да что там классики. С.С. сволок в книжку все, что не приколочено. Вот, например: «Окружили карету. Сергей уступил место Колычеву – тот дернул дверцу, и из черных недр выпал, повис вниз головой, сронив папаху, бритолобый мертвец. Плаксиво приоткрытый рот, богатая черкеска с газырями, шелковый бешмет. Прохлопал офицера по груди, бокам, нащупал под черкеской и передал Сергею засургученный пакет». Узнали казачка Гриню Кандыбу? Вот он какой, былинник наш речистый: выкрадет вместе с забором.

А под занавес штурмбаннфюрер SD Одинг, истинный ариец, беспощадный к врагам рейха, послушает по радио список частот, снимет с полки томик Гельдерлина и примется переводить цифры в слова. И что-то неуловимо напомнит в нем комиссара Северина: то ли шашка на боку, то ли гимнастерка с «разговорами».

С обвинениями Шолохова в плагиате разбиралась комиссия РАППа под председательством Серафимовича. Третий Толстой по тем же самым основаниям под судом побывал. В случае Самсонова все до того очевидно, что ни комиссии, ни суда не требуется. Однако ж мы компилятору «Ясную Поляну» пожаловали, а нынче готовы к послужному списку «Большую книгу» добавить. Нет, не то, милые, у нас тысячелетье на дворе…

С интертекстом вроде бы разобрались. Следующий пункт повестки дня – текст. И первый же вопрос: а где в романе, собственно, Самсонов?

Авторского здесь не особенно много. Есть откровенно водевильная интрига: у комкора Леденева, оказывается, был белый двойник – сотник Халзанов. Когда Леденев не пойми куда пропал, Халзанов удачно занял его место: захотелось побыть красным генералом. Еще одна абсолютно бульварная линия – разоблачение белого шпиона в леденевском корпусе, пинкертоновщина, абсолютно не нужная сюжету.

Есть и привычная для С.С. комедия ошибок. На первый взгляд, «Высокая кровь» – кошмар братоубийственной войны: лава на лаву, хищный просверк клинков, хриплый лай пулеметов, мозги вразлет и кишки навыворот. На самом деле это stand-up в режиме non-stop: 44 авторских листа. Для анекдота, конечно, длинновато, но Самсонов – мастер публику веселить. Скажем, в «Аномалии Камлаева» водилась итальянская графиня де ла Стронци, по-русски – Засранцева. Италия аплодирует стоя.

Свежие хохмы впору издавать отдельной брошюрой с построчными комментариями, поэтому ограничусь минимумом. «Ходили вокруг алтаря, не сразу сумел насунуть кольцо на палец жены», – Сергей Анатольевич, вы разницу между алтарем и аналоем понимаете? Спасибо, хоть вокруг паникадила новобрачных не гоняли. «Пики, взятые наперевес, как соломенных чучел, вырывали из седел, подымали на воздух австрийцев», – г-н баталист, чтоб вы так знали, пика образца 1910 года – железная трубка весом в 2,6 кило. Со всеми, как говорится, вытекающими. Пассаж из того же ряда: «поймал рукоять засапожного бебута». Почти полуметровый кривой клинок за голенищем – это круче прилепинских патронов в сапогах. Опять-таки спасибо, что трехлинейку станичнику в портки не засунули, ведь нет предела совершенству.

Своего апофигея (через «и», настаиваю!) комизм достигает, когда персонажи принимаются шпрехать или розмовлять. Один из героев, русский подполковник, заверяет автор, говорил по-немецки безукоризненно. Also sprach Oberstleutnant: «Хальтен дер цунге, вахтмайстер!» И впрямь отменный Hochdeutsch. Не знаю, как точнее передать падежную путаницу: «язык» в немецком женского рода – die Zunge. Ладно, пусть будет так: «Придержите языку, вахмистр!» Привет от графини де ла Стронци, в замужестве фон Аршлох. Украинцы висловлюються на якомусь дикому суржику: «А де вона, ция Совитска власть?» Вибачте, не дуже розумію, про що дід базікає. Напевно, про Радянську владу.

Еще смешнее самсоновский стиль, буреломный маньеризм, где ни слова в простоте, все с ужимкой, – не понятной, думается, даже самому сочинителю: «кариатиды бровей», «тягловитое дыхание», «смолистый пот», «распятый рот» и прочие кристаллы Сваровски. Ибо извитие словес здесь не изобразительной точности ради, но авторского самолюбования для.

Той же высокой цели служат оммажи себе, любимому. Леденевскую кобылу кличут Аномалией, в финале мелькнет герой «Соколиного рубежа» Герман Борх, и все поголовно за землю держатся. Правильно, Сергей Анатольевич: не вечно же классиков перевирать.

Ну, и к чему был этот циклопический центон? Идея романа легко укладывается в несколько незамысловатых социал-дарвинистских тезисов – не Шопенгауэр, чай, старался. Власть должна принадлежать тому, у кого сила. Дворяне выродились, поскольку были избавлены от борьбы за существование. Сила у таких, как Леденев и Халзанов – высокая кровь, железная кость. Но Советской власти они, по большому счету, не нужны: «Место львов занимали собаки, а место тех – крысы». Совдепия живет отрицательной селекцией и потому исторически обречена: нарушен принцип естественного отбора.

Хм. Думаю, что литературный падальщик на вершине пищевой цепи – отбор более чем противоестественный. Потому скажу со всей прямотой трудящего класса: много в поле тропинок, только правда одна. Она вот в чем: литературу на Самсонове и впрямь можно закрывать. По-маяковски: закрыть, почистить, а потом открыть вторично.

Люстрация обязательна.