Злая девочка

     

      Она разлюбила осень, которую прежде с нетерпением ждала.

      Нет, не перестала восхищаться студеной прозрачностью воздуха, разнообразием красок, полыханием желто-багряного пожара, отчего даже в непогодь казалось, что светит солнышко. Это состояние щемящей грусти, когда в задумчивости бродишь по шелестящим листьям, заглядывая в зеркало луж, отражающих пронзительную синеву неба, пробивающуюся сквозь белоснежную вату облаков.

      Просто с приходом осени встречи с любимым становились реже.

 

      Так уж случилось – полюбила женатого. Старо, как мир!

      Он также воспылал к ней и готов был на все. Но она не позволила ему решительных действий, не желая своим счастьем "нанести" несчастье другим, довольствуясь нечастыми встречами в будние дни, изредка – в выходные…

      У нее имелась однокомнатная “гостинка” на двоих с тринадцатилетней дочерью.

      Казалось бы – все условия для встреч.

      На самом деле отведенные ей для любви два-три вечера в неделю превращала в кошмар собственная дочь.

      По вечерам влюбленные бродили по шуршащим коврам осенних парков, держась за руки, говорили, молчали. Любовь переполняла их, пробуждала желание – срывались в объятия, не в силах сдержать себя!

      Но стоило им войти в дом, сгорая от нетерпения, роняя одежды, забыв обо всем, как словно из-под земли возникала дочка, осуждающе взирая на их бесчинства – ни стыда, ни совести!..

      В молчании проходил ужин. Поев, дочка не торопилась оставить их одних. Они отправлялись в комнату, девочка – хвостом за ними. Осуждающее всевидящее ее око, казалось, глядело ото всюду.

      То ли она считала мать немолодой, и потуги той вернуть молодость казались ей смехотворными, то ли не могла простить развода с отцом.

      Так ведь не мать, отец разрушил семью, ушел к молодой, вытребовав развод, разменял квартиру! Из-за него они теснились в гостинке.

      На выходные отец забирал дочку к себе. Девочка с легким сердцем оставляла дом – любовник матери в выходные дни принадлежал семье.

      Мать попыталась объясниться с дочкой, та с хитрецой в глазах недоумевала:

      – Мам, чем я вам мешаю, ведь нам хорошо втроем, он мне почти как папа.

      Купили тахту, с трудом втиснули на кухню, отдав во владение дочери комнату. Не помогло, девочка постоянно торчала на кухне.

      Вспоминается чеховский “злой мальчик”, да похлеще.

      Влюбленные ложились на тахте, смотрели телепередачи, не интересные детям. Дочка уходила в комнату, грозя появиться в любую секунду.

      Они прятались под покрывалом, отдаваясь взаимным ласкам. Девочка в самый неподходящий момент вырастала как из-под земли. Садилась поесть или попить чайку, пронизывая глазами их ненадежное укрытие – и чем вы тут занимаетесь?

      Краснели как школьники.

      И уже слабо соображая от неудовлетворенности, запирались в ванной комнате и, включив душ, в неудобстве предавались любви, под нетерпеливый стук в дверь – мол, как можно так надолго занимать ванную!..

      Бывало, мужчине удавалось остаться допоздна.

      Дочь терла глаза, стараясь не уснуть, не пропустить его ухода! Да не выдерживала.

      Времени оставалось считанные минуты. Впопыхах судорожно раздевались, дабы успеть “нанести” друг другу наслаждение, разрушаемое поспешностью и страхом быть уличенными.

      Затем он срывался, на ходу одеваясь, и мчался к метро на последний поезд.

      Такое положение дел их мало устраивало – лучше ничего, чем такая любовь…

      Когда ненадолго возвращалось тепло бабьего лета, влюбленные уходили на природу с палаткой, где предавались неистовствам страсти. Она, правда, не слишком приветствовала это. Чистые простыни и идеально вымытые тела являлись для нее непреложными атрибутами любви, чтобы, не страшась ни насекомых, ни острой соломы, ни запахов тела, можно было отбросить все запреты и забыть истинное назначение губ и языка…

      Ох, если бы всегда было лето!

      Летом она была свободна от опеки дочери, отправляла ее в лагерь, получая, наконец, возможность отдаться своим чувствам.

      Увы, лето кончалось, начинались пытки осени.

      И темпераментная от природы, имея бесподобного любовника, она вынуждена была отказываться от любви.

      Не понимала, как наглой девчонке удалось возыметь над ними (взрослыми) такую власть.

      И стала ощущать, что начинает тихо ненавидеть собственную дочь.

      Ее любовник пошел на поводу у девочки, стал платить ей за каждый час отсутствия.

      Вначале это как-то спасало, они получили возможность уединяться, да маленькая негодница не давала им расслабиться, имея привычку появляться в самый неподходящий момент.

    Затем непомерно взвинтила цены, пришлось отказаться и от этих коротких свиданий, довольствуясь редкими минутами, когда девочка отсутствовала.

    Пошли даже на то, что крали час (два) у рабочего времени, и как воришки прокрадывались в дом, опасаясь, что школьница вдруг сорвется с уроков и застанет их на горячем.

    Встречи под всевидящим оком дочери стали испытанием для влюбленного в нее мужчину, она не вправе была его упрекнуть в охлаждении, мало кто сумел бы такое выдержать.

    А однажды любовник и вовсе не пришел в назначенное время. Она не знала, что и думать, спросила у дочери. Та с невинными глазками ответила, мол, тебя не было, пришлось самой объясниться с ним.

    Боже, что она ему наговорила? Может, пригрозила, что сообщит жене?

    Стала выяснять, любовник не стал вдаваться в подробности, лишь сказал, что встречаться у нее дома не стоит, следует дождаться лета, пока же будут ходить в театр, на концерты или просто гулять. Ему легко говорить, имея жену под боком, правда, он уверяет, что давно с ней не спит.

    Короче, свидания постепенно сошли на нет.

    На дочь смотреть уже не могла – все в ней раздражало, отношения натянулись, как струна.

    Как-то девочка попросила об одолжении – собрать у себя одноклассников.

    Получила в ответ:

    – И ты еще смеешь что-то просить?

    Дочка ушла в себя, замкнулась, что-то замыслила. И выдала:

    – Я решила пожить у папы, он не возражает.

    Ожидала, что ее станут отговаривать, да услышала безразличное:

    – Как хочешь!..

    На выходные девочка стала собираться, разбросав по квартире свои вещи, демонстрируя решимость. Мать же просто ушла из дому, предоставив дочке разбираться самой.

    У подъезда столкнулась с бывшим. Тот с вызовом глянул на нее.

    Вежливо поздоровалась, прошла мимо, отринув всякие его намерения выяснять отношения…

 

    В Новый год она "пасла" одиночество, ощущая себя всеми брошенной.

    Дочь не позвонила, не поздравила, и сама не стала ей звонить.

    Было несколько звонков от подруг и звонок от любимого. Тот поздравил, ожидая от нее шагов к примирению, приглашения, она же ждала от него добрых, нежных, ласковых слов. Не дождались оба.

    Не стала никого приглашать.

    Поздравила сама себя с Новым годом. Выпила в гордом одиночестве бутылку шампанского – не опьянела, лишь впала в слезливость.

    Нестерпимо захотелось любви.

    Легла, включила телевизор.

    Сон ли явь?

    Ласковые руки, умелые губы, дразня, блуждали по ее телу, вовлекая в чувственную игру “горячо-холодно”. Вопреки притяжению оторвалась от земли, поплыла, покачиваясь на волнах наслаждения, растворившись в неге. Да сорвалась в пике, ударилась оземь, взвыла, израненная осколками неутоленной страсти…

    Как она пережила зиму?..

 

    В начале весны прошел год со дня их знакомства.

    Спрятала гордость, позвонила любимому.

    Тот не скрыл радости, да, натолкнувшись на вежливость, на показное спокойствие (чего это ей стоило!), поник, в голосе проявились официальные нотки, разговор не склеился…

 

    Через неделю “бывший” привез дочь и со словами: “Разбирайся с ней сама!” – укатил на машине.

    Девочка была тиха и задумчива, вела себя, как побитая собачонка.

    Мать же, забыв все обиды и непонимание, бросилась к дочери в неудержимом порыве, прижала к себе, не в силах сдержать слез радости.

    Ничего не расспрашивала, дочь сама призналась, что была поставлена там в “рамки”.

    Решили отпраздновать примирение. Долго сидели за столом, говорили, молчали, прижавшись друг к другу…

 

    К завершению праздничного ужина дочка попыталась объясниться:

    – Мама, прости, не знаю, что со мной было, я очень ревновала тебя, очень! Но после того, что пережила у папы, я столько передумала. Обещаю, никогда больше не буду тебе мешать, ты еще молодая и красивая, и имеешь право на счастье.

    – ???

    – А где он?

    – Мы расстались.

    – Из-за меня?

    – Да.

    – Ты его любишь?

    – Не спрашивай!..

    Она мыла посуду после ужина, на душе – покой, умиротворенность.

    – Мам, тебя к телефону.

    Это был любимый. Она не знала, что дочь сама позвонила ему. Он что-то говорил, оправдывался. Ей было не до его оправданий, спазм сдавил горло – ни вздохнуть, ни выдохнуть.

    – Приезжай, я уже не могу! – вырвалось из нее…