Глухая стена
Три года назад тогдашний губернатор Севастополя из приезжих, уже с приставкой "экс" (в прошлом году с позором уволенный и с очередного правительственного поста после пьяного дебоша в аэропорту), аккурат накануне Дня города, отмечаемого 14 июня, распорядился закрыть задником сцены, на которой планировал выступать, знаменитую Графскую пристань.
Екатерина Великая, едва коснувшись ногой досок пристани, перевела взгляд на Потёмкина:
— Опять ваши штуки, милейший?
Фома Мекензи то ли крякнул, то ли подавился.
Потёмкин же сделался белее камня — хотя пристань была ещё деревянной.
Наверху, за ступенями, колыхалось бесформенное нечто, на глазах у императрицы и приближённых затвердевая в непреодолимую преграду.
Потёмкин же сделался белее камня — хотя пристань была ещё деревянной.
Наверху, за ступенями, колыхалось бесформенное нечто, на глазах у императрицы и приближённых затвердевая в непреодолимую преграду.
Города за ней — не было.
Казарский, который только что привёл покалеченный, но не побеждённый бриг из Сизополя в Адмиралтейство на ремонт, стоя на Павловском мысу и не веря глазам своим, всматривался через подзорную трубу — что там, за пристанью?
Марево?
Туман?
Откуда эта внезапная белая завеса?
Есть ли за ней город, который он знал, или исчез, как будто его никогда не было?
Марево?
Туман?
Откуда эта внезапная белая завеса?
Есть ли за ней город, который он знал, или исчез, как будто его никогда не было?
Лазарев, потративший восемь лет в битвах за проект колоннады Джона Уптона, с изумлением увидел, как с чертежа одна за другой исчезают стройные, в канелюрах, колонны дорического ордера.
Как будто и не было.
Как будто и не было.
Нахимов остолбенел: неужто, продержав героев Синопской баталии несколько дней в холерном карантине на рейде, в Севастополе решили устроить ещё один карантин?
И оттого поднимавшаяся к площади лестница перегорожена странным высоким непреодолимым барьером?
Такого препятствия на его пути ещё не бывало.
И оттого поднимавшаяся к площади лестница перегорожена странным высоким непреодолимым барьером?
Такого препятствия на его пути ещё не бывало.
Грин понимал, что жандармы вот-вот настигнут, и затея смешаться с толпой на ступенях пристани была чистым ребячеством, но на миру, как говорится, и смерть красна.
А арест — какой уж тут арест: взявши его крепко за локти, потные дюжие молодцы сразу ослабили хватку.
Один заливисто присвистнул.
Второй выругался, да не как-нибудь, а самым что ни на есть малым морским загибом.
Как прикажете вести крамольника в кутузку, если выхода с пристани нет, как будто и не было?
А арест — какой уж тут арест: взявши его крепко за локти, потные дюжие молодцы сразу ослабили хватку.
Один заливисто присвистнул.
Второй выругался, да не как-нибудь, а самым что ни на есть малым морским загибом.
Как прикажете вести крамольника в кутузку, если выхода с пристани нет, как будто и не было?
Шмидт оглянулся... где всё? Не страшно бросить вызов отчаянной телеграммой "Командую флотом". Страшно понять, что за спиной — никого. Как будто и не было.
Набоков уловил момент, когда волнующаяся толпа вдруг перестала прибывать.
Словно отрезало.
На пристани воцарилась жуткая, неестественная тишина.
Одно дело — оставлять город, штурмуя уходящие в Бизерту корабли.
И совсем другое — узреть глухое белое Ничто, вставшее между уходящими и реальностью.
Смигнул.
Перекрестился.
Не помогло.
Не сон ли это?
Севастополя сзади уже не было.
Словно отрезало.
На пристани воцарилась жуткая, неестественная тишина.
Одно дело — оставлять город, штурмуя уходящие в Бизерту корабли.
И совсем другое — узреть глухое белое Ничто, вставшее между уходящими и реальностью.
Смигнул.
Перекрестился.
Не помогло.
Не сон ли это?
Севастополя сзади уже не было.
Экипаж гибнущего крейсера "Червона Украина" сквозь чёрный дым под визг пикирующих самолётов врага в последние мгновения увидел, как за пристанью взметнулась белая стена.
В колоннаду, мать их...
Аж пыль столбом.
Да нет, братцы, что ж это?
Где город, за который они клялись драться?
В колоннаду, мать их...
Аж пыль столбом.
Да нет, братцы, что ж это?
Где город, за который они клялись драться?
Подымавшиеся от моря вместе с фронтовым фотокорреспондентом Евгением Халдеем бойцы ступенька за ступенькой прокладывали путь наверх.
И вдруг мигнуло.
Белая вспышка.
Контузия?
Взрыва вроде не слышал.
Ещё вспышка — и впереди сплошное слепое пятно.
Как будто в кювету с проявителем по ошибке опустил лист не экспонированной фотобумаги.
Белая вспышка.
Контузия?
Взрыва вроде не слышал.
Ещё вспышка — и впереди сплошное слепое пятно.
Как будто в кювету с проявителем по ошибке опустил лист не экспонированной фотобумаги.
А город, который ждёт освобождения, где он?
... В этом белёсом, непонятном, вневременном и бесформенном, перед которым замерли все они и многие, многие другие, откуда-то вдруг возник и зазвучал странно искажённый, неузнаваемый голос:
— А сцену — так, чтобы Графскую закрыть.
Покажем им, как надо праздновать День города.
Покажем им, как надо праздновать День города.
Снимок из архивов ИТАР/ТАСС: "1944. Бой на Графской пристани". Автор: Евгений Халдей
Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.