Месть

          Познакомились они на сайте знакомств.  Который год Оленька безуспешно заглядывала  на свою страницу, пытаясь найти свою «половинку». Годы шли, а она, половинка,  так и не всплыла в океане чужих профилей, анкет, сообщений. Нет, претенденты были, даже с избытком, но первым непреложным условием для неё была грамотность, пунктуация и стилистика. Любой, кто осмелился приклеить в слове «встреч»  мягкий знак, кто  ставил дефис вместо запятой, кто пренебрегал элементарным правилом написания частиц «–тся» и «–ться», безвозвратно отправлялся в бан, без шанса на апелляцию. Всё остальное: возраст, положение, лысый–кучерявый,  с машиной или без, было вторичным.  Казалось, шансы найти  умеющего грамотно изъясняться на русском языке таяли с каждым очередным заходом на сайт.

           И вот однажды ей пришло сообщение, которое заставило тревожно вздыматься соскучившуюся по крепким мужским объятиям грудь. Мужчина писал без единой ошибки и по стилю напоминал раннего Умберто Эко, в творчество которого она влюбилась ещё на филфаке университета.  Завязалась долгая переписка,  которая не прекращалась даже на работе, отнимая львиную долю времени. Она спешила домой, чтобы в тишине ещё раз перечитать его сообщения и напитаться грёзами о возможной встрече наяву.

          Так прошло несколько дней,  но трепет, который возникал при каждом открытии сообщения, только усиливался.  Однажды её новый друг замолчал. Оленька не находила себе места, ежеминутно терзая сайт, открывала переписку, но новых сообщений не приходило. Она написала полное драматизма и отчаяния пост в духе Шарлоты Бронте, но и он не нашёл ответа, растворившись словно сигнал, посланный внеземным цивилизациям радиолюбителем –романтиком.

           Прошло две недели терзаний и ожиданий, и однажды, в конце рабочего дня, от него, наконец,  пришло сообщение. Он просил прощения за долгое молчание, сетовал на обстоятельства, которые разлучили их, но, самое важное, он написал, что у него будет короткая командировка в Москву, дня на три. Кровь ударила в голову, в глазах потемнело. Что делать? Она так давно не имела никаких отношений с мужчинами.  Одно дело виртуальное общение, другое, когда ты видишь его глаза, слышишь его голос. «Это судьба», — подумала Оленька и написала, что очень ждёт встречи.  Когда она поставила точу и нажала на «enter», всё тело наполнилось приятной истомой и хотелось сильно-сильно сжать руки между ног, но Николай Борисович, внезапно вошедший в отдел, прервал этот порыв.

          Сергей, как звали нового друга, ждал её в кафе недалеко от издательства. Оленька часто бывала тут одна, но впервые с мужчиной. Судя по фотографии, он был интересным, за сорок пять, слегка тронутыми проседью висками, в очках, что делало его образ интеллигентней. Но фотография, сами понимаете, не может отразить весь облик человека, она как начальный аккорд в произведении, задаёт только его тональность.  Когда она подошла, сердце замерло и она чуть не упала в обморок. Он говорил тихим вкрадчивым голосом, опять попросил прощения, за долгое молчание,  поскольку был в экспедиции на Севере. Оленька замахала руками, сказала, что не стоит извиняться, и что это время было важно для неё, чтобы разобраться в чувствах.

          Весь вечер они говорили на самые разнообразные темы. Оленька больше о литературе, Сергей — о суровом Севере и его людях. Ей было очень интересно всё, о чём он говорил, но чем ближе вечер подходил к концу, тем отчётливее у неё в голове звучал вопрос: «Что дальше? Встретятся ли они завтра или он предложит продолжение?».  От одной мысли, что он скажет «до завтра» или «до свидания», сжималось сердце. Поэтому, когда он  только намекнул, что не хочет возвращаться в пустую квартиру и мечтал, если бы Оленька согласилась продолжить вечер у него, она без раздумий согласилась.

          «К чёрту условности и моральные принципы! К чёрту! Я хочу его!», — стучало у неё  в висках.

          В квартире Сергей не торопил события, чем ещё больше подогревал, проснувшуюся от долгих и мучительных поисков, страсть. Только легко коснулся губами её лба, от которого содрогнулось всё тело.  Он, не раздевая,  положил её на кровать и спросил, как она относиться, если он её свяжет. Предложение было неожиданным, несколько странным, но Оленька была готова и на более безрассудные поступки. С ним она хотела исполнить все свои потаённые желания.

         Сергей привязал её руки к кровати и от сладостного ожидания предстоящего соития Оленька возбудилась. Её бросило в жар, она жадно облизывала пересохшие губы, тяжело дыша, ожидая, когда он начнёт её раздевать и раздеваться сам.
Но Сергей не торопился. Он поставил рядом с кроватью стул, принёс лампу и поставил на прикроватную тумбочку. А когда он достал из папки довольно толстую стопку листов, на лице Оленьки застыл вопрос.

          —  Я долго ждал этого момента, Ольга Михайловна, — почему–то официально обратился Сергей.

          —  Шшшшто… это значит? —  удивилась она.

          —  Вы конечно не помните. Как же, куда там… Я целый год ждал от вас ответа, а вы…

          —  Какой год? Какого ответа? — не поняла Оленька и попыталась встать, но руки крепко держали верёвки, — Что всё это значит?! Объясните?!

          —  Год назад я послал в вашу редакцию свой роман… «Птицы и люди», помните?
Но Оленька  помотала головой. Да и какой там вспомнить среди тысяч присланных в редакцию «шедевров» от неизвестных авторов, этот. Разве может редактор помнить все графоманские изливания, которые поступают в редакцию?

          —  Послушайте, Сергей, я всего лишь редактор, я не решаю вопросы публикаций,  попробуйте ещё раз отправить, я обязательно  посмотрю…

          —  Нет.  Я вам его прочитаю, — сказал он и что–то дьявольское промелькнуло в его глазах.

          —  Послушайте! Развяжите меня! Я буду кричать!

          —  Я специально выбрал эту квартиру. Мы на последнем этаже, сверху только голуби, снизу никто не живёт, а единственная соседка — глухая старуха. Кричите, если вы не устанете. У нас длинная ночь.

          —  Но почему я?! — взмолилась редактор.

          —  Потому что именно вы обещали мне ответить через неделю, потом ещё через неделю, потом ещё через неделю. Помните? Сергей Осколков? Из Шахтинска?

          Оленька не помнила никакого Осколкова, никакого Шахтинска. Ей жутко захотелось плакать, потому что вдребезги разбились её самые сокровенные мечты.

          Он начал читать. Монотонный, словно зависший на одной ноте голос,  похожий интонацией на Бродского, почему–то вселял ещё больше ужаса, чем если бы вместо него появился настоящий маньяк.  Сначала она пыталась вслушаться в смысл, потом поняв, что роман состоит из набора фраз, порой не связанных с собой, взмолилась. Она пыталась освободиться, старалась пнуть ногой лампу,  рыдала, молила о пощаде, требовала прекратить читать, но он был непреклонен.

          Только к утру он закончил чтение.  Он развязал верёвки. Она была свободна. Было ощущение, что из неё вынули душу. Она, шаркающей походкой  побрела к выходу и только у двери сказала.

—  Лучше бы вы меня насиловали всю ночь…