Писатель-функционал (глава 4)

— Кто? — хмыкнул Безделкин. — Большой брат?

— Бери выше! — прогудели антенны.

Иван Петевич задрал голову к звёздам и заморгал:

— Инопланетяне! — весело закричал (а на самом деле просипел) писатель и помахал содружественной нации руками. Но тут же догадался, что инопланетяне его не увидят по одной простой причине — он в помещении, а не на улице. Иван хотел было выскочить на воздух и помахать пришельцам как положено, но тут тарелки антенн с чудовищным скрипом развернули свои морды к хмельному мужичишке и треснули электрическим разрядом:

— За тобой наблюдает бог!

Иван попятился и чуть было не допятился до того места, куда исчез окаянный чертяка Димыч. Оглянулся, остановился и спокойно сказал:

— Ну тогда и дьявол.

— И он тоже, — выдохнули антенны и снова медленно и с «режущим уши» скрипом повернулись к небесам.

Водкин-Безделкин устал. Он больше не мог соображать и жутко хотел спать. Писака перекрестился, и пошел обследовать помещение. Начал с холла: заглянул ненадолго в туалет и пустился вдоль по коридору. Все «кают-компании» оказались заперты. Покрутившись, повертевшись, горемыка вернулся в столовую и смело потянул за ручку серой комнаты. Ему уже было всё равно куда провалиться: в адскую бездну или на кровать — так хотелось бедному спать!

За дверью, на удивление пациента, оказалась чья-то будущая личная комната.

— Может, повара? — вспомнил Ваня борщ, бережно остывающий в столовой.

В комнатке было всё: встроенный шкаф, тумбочка, заправленная кровать, ванная комната с туалетными принадлежностями, стол, стул и даже шторы на окнах. Писатель кое-как помылся, поставил телефон на подзарядку, лёг и заснул мертвецким сном.

Утро пришло неожиданно, незванно и даже неприятно. Громкие, противные голоса твердили одну и ту же фразу:

— Господин писатель, вставайте, пора в поход!

— Господин писатель, вставайте, пора в поход!

Да ладно бы твердили, так ещё и кто-то теребил Безделкина за плечо. Иван промычал в ответ:

— Сейчас, — и еле-еле продрал глаза.

Перед ним стояли два красавца в синих комбинезонах и задорно лыбились. Заприметив, что господин писатель проснулся, молодцы отдали честь и представились:

— Кандидаты в космонавты Коля Тихонов...

— и Андрюха Бабкин прибыли на тренировку под кодовым названием «Зимнее выживание». Наша задача: развести костры, построить укрытия и провести 48 часов у баллистической капсулы в ожидании прибытия вертолёта.

— У-у-у-у! — замычал Иван, кое-как присел на кровати, обернулся в одеяло и сиганул в ванную. Хорошенько проблевавшись, он помылся, почистил зубы, завернулся в полотенце и выполз в божий мир глянцевым, блестящим, почти готовым к подвейгам и преодолимым препятствиям. Но космонавтов рядом уже не было.

— Упс, пустота! Все меня кидают, — разочарованно развёл руками писатель, оделся и вышел из спальни, забыв прихватить с собой телефон.

В столовой тоже было пусто, к тому же пропала и кастрюля с борщом. Он растерянно оглянулся вокруг:

— Ох!

Дверь, куда исчез великий и ужасный Розгов, была приоткрыта и оттуда доносились голоса. Иван крадучись подполз к двери и перекрестившись, заглянул внутрь. А там! Кандидаты в космонавты Коля Тихонов и Андрюха Бабкин на плите разогревали борщ, помешивая его огромной поварёшкой.

Писатель тряхнул головой, как бы приходя в сознание:

— Бр-р-р-р!

Космонавты оглянулись и расплылись по пространству кухни фантастическими улыбками:

— О, Витя Олегич, вы проснулись!

Иван смутился:

— Моё имя: Иван Петевич Водкин-Безделкин.

— Да? А нам сказали, что сам Пелевин будет изучать наши звездные настроения через призму дзен-буддизма.

— Кто сказал? — сощурился писатель.

— Ну как кто? — развели руками кандидаты. — глава Роскосмоса Розгов.

— Да, кстати, где этот Гудвин? Он вчера был тут, а потом взял и исчез вот в этой самой комнате.

— Какой Гудвин?

— Димон Олегич Розгов.

— Не знаем, мы получили приказ по рации. Голос точно был его. Да и линия наша: внутренняя связь.

Коля и Андрюха внимательно вглядывались в ничем не примечательное лицо Водкина-Безделкина:

— А вы точно не Витя Олегич?

— Точно. Не видно что ли?

— Да в том то и дело, что вы очень похожи на его фотографии.

— Ну, ребята, вы даёте! — прыснул Иван. — У меня же веснушки!

— Ну, — замялись космонавты. — Веснушки и зафотошопить можно.

— Или наоборот, набить тату.

— Думайте, что хотите! — пробормотал писатель. — Мертвецам разрешается нести всякий бред.

Он уже успел уверовать, что живёт в мире мёртвых. И от этой мысли на душе стало даже легче. В реальном мире ведь надо корячиться и что-то корчить из себя. А в загробном можно жить легко и всякие непонятные вещи принимать, как должное, и даже не искать смысл жизни и ответы на загадки.

Дружной и очень жизненной компанией все трое наелись борща. После завтрака ребята кинули Ивану вещмешок:

— Переодевайтесь!

Ваня осторожно вытряхнул его содержимое. Там оказался такой же синий комбинезон с сапогами-бахилами, как и у кандидатов, термобельё, сухой паёк, пластиковая посуда и невероятно большой термос. Помучившись, Иван напялил на себя снаряжение — молодцы помогли. Затем космонавты наполнили термос борщом. Иван, как мог, крепился, и смотрел на их телодвижения, но злосчастный супец уже сам по себе превращался в кошмар, до обморока!

— А зачем вам нужны 48-часовые бдения у моей капсулы? — робко спросил Иван Петевич.

В дальнейшем «Двое из ларца одинаковы с лица» отвечали на вопросы Водкина-Безделкина всё так же: по очереди, но кто из них что конкретно сказал — наверное, не столь важно; поэтому нашей истории они будут именоваться, как Андрюха-Коля.

Андрюха-Коля бодро объяснили летописцу:

— Наша посадочная капсула в экстренных случаях может упасть куда угодно. Поэтому космонавтов сначала должны найти, а потом прилететь за ними. А на это нужно время! Такие тренировки идут 1965 года, после того, как Александр Леонов, первым совершивший выход в открытый космос, приземлился не там где его ждали, а в глухой тайге. Прежде чем экипаж обнаружили, Леонов и Беляев провели двое суток в лесу на сильнейшем морозе. А вот вашу новую экспериментальную капсулу, Витя Олегич, нам даже не терпится рассмотреть!

Иван поморщился:

— То Сопелкин, то Витя Олегич. Да ну их, пусть хоть горшком называют.

— Выдвигаемся, пора! — сказали Андрюха-Коля, закинули баулы со всем необходимым за плечи, повесили небольшой рюкзак на писательскую спину, и все вместе выкатились во двор.

Яркий солнечный свет и белоснежный снег ослепили глаза Ивана. А когда он начал более или менее различать предметы, то космодром остался уже позади.

— Что за чертовщина! — буркнул он, — А-а-а-а... я хотел рассмотреть все конструкции Восточного.

— Успеете еще! — обернулись кандидаты и прибавили ход.

Тут Иван вспомнил о своём телефоне, порылся по карманам, не нашёл оных на новом комбинезоне, плюнул:

— Потом!

— Что вы сказали, Витя Олегич?

— Ничего. А зачем нам лезть по пояс в снегу? Вы хоть бы снегоступы с собой привезли.

— Нельзя! Всё должно быть как в реале: у звёздного десанта нет снегоступов.

Они шли по следам, оставленным Иваном и «Бураном» вчера, и вскоре наткнулись на баллистическую капсулу.

Молодые космонавты кинулись рассматривать её, как чудо:

— А почему она совсем мизерная? Ну понятно, что рассчитана на одного человечка, но всё же! И она не так сильно обгорела, как выгорают наши в плотных слоях атмосферы. Какова высота полета вашей «бомбы», вам сказали?

Водкин-Безделкин наморщил лоб, вспоминая слова инструктора Падалкина:

— Высота полёта двести километров, большая капсула сгорает в атмосфере, но успевает выплюнуть пассажира, находящегося во второй капсуле, которая и раскрывает свой парашют.

— Ух ты! — заохали Андрюха-Коля совсем как мальчишки. — Вот технологии, вот это да! Так вы герой!

— Испытатель, — скромно потупился Иван.

— Да ладно тебе! — космонавты сразу перешли на «ты» и похлопали писателя по плечу.

Ваня впервые в жизни почувствовал гордость за свой поступок и дико пожалел, что забыл взять с собой смартфон с фотокамерой.

— Весь фейсбук сдох бы от зависти! — подумал он и осёкся. — Хотя, может быть, я и совершил этот безбашенный шаг, только лишь потому что мёртв. Но тогда какой же это подвиг? Никакой.

— Витя Олегич, прекращай принижать себя! — блеснули глаза у кандидатов.

От гордости Иван тут же забыл про свою мертвость и озаботился всякими разными научными вопросами:

— Э-э-э, подождите ребята, вы меня тут совсем запутали своей космической физикой: а почему объект не сгорает в верхних слоях атмосферы, когда летит в космос; а сгорает лишь когда падает на землю?

— Потому что при взлете ракета летит с маленькой скоростью и разгоняется уже там, наверху, где нет сопротивления воздуха. К тому же она имеет обтекаемую форму. А при посадке скорость изначально уже есть и ее надо лишь гасить. Это делается трением о воздух, при этом выделяется очень много тепла. А падающие спутники вообще имеют необтекаемую форму, сопротивление воздуха для них сверх велико. Более того, при падении они начинают вращаться и разваливаться на части.

Андрюха-Коля открыли дверцу капсулы, вытащили наружу скафандр в котором летел Иван, а сами по очереди полезли внутрь — рассматривать аппаратуру, но её там не оказалось.

— Так ты летел вслепую? Ручняка вааще нет? — удивились хлопцы.

— Нет, — кивнул Иван. — Там, в аэропорту Внуково нажали кнопочку, и я полетел.

— А-а! А у нас и автомат, и ручное управление одновременно.

— Ну это у вас. Сравнили!

— Ох, да. В наших капсулах куча аппаратуры, а летят в ней всегда три человека, да ещё и в скафандрах, но не в таком лёгком, как твой, а в аварийно-спасательных, которые весят по десять килограммов. К тому же, их ещё и надувают воздухом, это позволяет организму перенести перегрузки. Кстати, а как ты перенес перегрузки без подготовки?

— Новые технологии. Перегрузки полностью отключены. Так мне сказали.

— Ух ты-ж! — снова, как юнцы, заверещали космонавты. — Неужто и в наши машины такое скоро установят! А знаешь, какие перегрузки ощущают на себе сегодняшние звездолетчики при приземлении? 5–8 g и длится это 7–10 минут. Представь, это всё равно что твоё тело потяжелело на триста тонн. Вот такие ощущения. В 1975 году космонавты Василий Лазарев и Олег Макаров испытали критическую перегрузку в 21,3 g. У них была даже кратковременная остановка сердца, но они вернулись живыми. Лазарев больше никогда не летал и через пятнадцать лет умер. Макаров летал еще дважды, но проведя двадцать лет в клиниках, тоже ушел из жизни.

— Опять про смерть! — беспомощно крякнул Петров-Водкин и почувствовал, как он сам постепенно разлагается изнутри.

А космонавты уже вытаскивали из капсулы сиденье, на котором полчаса летел Иван, и попутно объясняли писаке:

— Вот такие подобия кресел называются ложементами, они повторяют форму спины космонавта. Их делают по фигуре каждого конкретного пилота, и учитывают даже то, что в космосе человек временно вырастает на 3–5 сантиметров: это оттого что из-за невесомости ослабевают мышцы и позволяют позвонкам немного разойтись. Астронавты лежат в своих ложементах, свернувшись калачиками. Но у тебя тут всё немного по-другому. А где твой НАЗ?

— Какой НАЗ?

— Аварийный запас, сокращённо НАЗ. Там должно быть всё необходимое, чтобы прожить первые дни на земле до прилета спасателей: есть еда, вода, котелок, свисток, мачете, брусок для заточки, нож, аптечка, стаканчик, сухое горючее, охотничьи спички, сигнальный патрон, фонарик, тёмные очки, защитная накидка, теплая одежда, сапоги, шлемофон, надувной плот, и даже удочки. Пистолет тоже можно брать – как личное оружие, только большинство космонавтов предпочитает этого не делать. Свои НАЗы мы, видишь, привезли с собой, — ребята похлопали по рюкзакам.

— А-а, у меня тоже был НАЗ: термос с кофе, салфетки и рация. Но за мной сразу приехали: Димон Олегич Розгов на «Буране».

Андрюха-Коля подозрительно покосились на писателя и продолжили:

— Ну да ладно. Экипаж, выйдя из капсулы, должен снять скафандры, демонтировать ложементы, которые тут же превращаются в санки-волокуши, а в санки сложить пожитки. Парашют тоже пригодится, это отличный покров для шалаша. Но чтобы нам здесь и сейчас найти место для временной стоянки, придётся уйти вон в тот лесок, потому что в этой пустоши даже костёр разжечь не из чего.

— Опять куда-то идти? — вздохнул Иван.

— Да, — космонавты лихо соорудили из единственного присутствующего здесь ложемента сани-волокуши и уже укладывали на них на ярко-желтый парашют, а скафандр закинули обратно в капсулу за ненадобностью, и сами захлопнули стальную дверцу.

Сама же капсула молчала и не реагировала ни на какие действия в свой адрес. И непонятно было — понравились ей или нет молодые кандидаты в космонавты? А может, всё было проще: она разговаривала лишь с летчиками-испытателями, такими как наш Ваня!

 

До ближайшего лесочка нужно было проползти километр-другой, не меньше! Иван решил, что погибнет где-то на середине пути. Но каково было его удивление, когда Андрюха-Коля перемигнулись, попросили писателя не описывать в будущей книжке то, каким образом они доберутся до тайги. А затем хлопцы достали то, что космонавтам с собой в поле брать ну никак не разрешается: маленькую контрабанду — пластиковые лопаты с короткими ручками, и со скоростью ветра принялись расчищать путь. Ваня поплелся за ними, потянув сани-волокуши, бурча:

— Вот дебилы то, а? Лучше бы короткие снегоступы с собой прихватили.

Работяги обернулись и похлопали себя по пузу:

— Эх вы, Витя Олегич, а ещё и интеллигентный человек! Лопаты мы в животах спрятали под комбинезонами, черенки в ногах, а куда бы мы три пары снегоступов засунули, а? Сечёшь!

— Секу, — огрызнулся псевдоПелевин.

Ему было уже не жаль пота и крови кандидатов: уж слишком они легко расчищали путь — даже не по-людски как-то.

А когда команда добралась до подлеска, то молодцы-хитрецы достали ещё одну контрабанду — фляжку, в которую они слили остатки водки и коньяка господина Розгова. Остановились, и все трое хлебнули по разочку. Но и этот разочек хорошо ударил Ивашку по мозгам:

— Не, эти парни — точно люди! Нелюди бы об водке не подумали.

Андрюха-Коля одобрительно заржали, достали из рюкзака Ивана термос с борщом и закусили им (CH3CH2OH + много всяких примесей) посредством отхлебывания жижи с гущей прямо из горла.

— А борщ — это тоже контрабанда, — спросил писатель, закусывая. — И о борще тогось, не надо бы писать?

Честно сказать, про борщ ему очень не хотелось упоминать в своих текстах. Он его уже даже боялся.

— Кого боялся, то есть о ком не надо писать? — удивились космонавты, продолжающие исправно читать мысли своего нового коллеги.

— Борща, то есть о борще.

Андрюха-Коля прыснули и разъяснили:

— О борще писать конечно не надо, но и бояться его тоже не следует, ведь суп — существо бездушевное, вернее бездуховное или бездушное...

— Без души, — подсказал властитель слов, глядя на мучения астронавтов.

— Во-во, а поэтому он не укусит, не раздавит и не съест.

Иван вспомнил громадную кастрюлю, в которой изначально находился свекольник, и засомневался в теории коллег. И пока они все вместе трапезничали, Ивану казалось, что из термоса вот-вот выскочит Димон Олегич Розгов и даст очередное писательское задание, но не ему, Водкину-Безделкину, а Вите Олегичу Пелевину, который вот-вот выскочит из фляжки с горячительным. Большего кошмара для тонкой души писателя и придумать было нельзя!

— Бр-р-р-р! — проморгался Безделкин.

И потеряв нить времени, с удивлением обнаружил, что молодые люди уже сооружают временное укрытие, махая мачете налево и направо. Каркас шалаша они соорудили из толстых веток, которые скрепили между собой стропами парашюта. А для стен нарубили лапник, попутно объясняя летописцу, почему у них в руках такое необычное орудие:

— Вообще-то мачете — нож для рубки сахарного тростника. Но его всё же включили в состав НАЗ за то что он легкий, широкий и острый, и орудует как топор, а весит в три раза меньше. Вот так. 

Дело в том, что нож-мачете в свое время вошел в комплект носимого аварийного запаса ВВС СССР, а в последствии и России для летчиков и космонавтов. Сам нож-мачете имеет треугольную форму с двумя заточенными сторонами и может использоваться и как рубящий инструмент и как средство для копания. 

— А верхушку шалаша мы сделаем из парашюта, он не пропускает воздух, оттого и держит тепло, — космонавты укутали «хибарку» ядовито-желтой тканью.

В этом мнительный Иван также разглядел что-то нехорошее. Но кандидаты уже развели костёр, да не один, а сразу два.

— Один снаружи — сигнальный, он обозначит точное местоположение нашего лагеря для вертолёта. Второй внутри шалаша, чтобы не замерзнуть и высушить промокшую амуницию. Ну вот и всё.

Трое затерявшихся в Амурской тайге удобно разместились в своей мини-юрте (с дырой на крыше, в которую вытягивало дым от костра), грели коньяк-водку и пили коньяко-водочное саке.

— Совсем как самураи.

— Как гиляки!

Иван, разомлел, впал в романтически-космическое настроение и понял, что пришло время писать книгу о покорителях звёздного неба. Но чтобы написать такую книгу, надо было задать первым лицам очень много вопросов. И писатель приступил к расспросам. Первое, что пришло ему на ум, это его любимый, забытый в бараке телефон.

— А космонавты... ну когда они в космосе, могут они позвонить близким или не могут?

— А знаешь, да! Они звонят им на мобильники с помощью IP-телефонии. И интернет там есть, и даже работает он на всех этапах полета. Общаться с семьей можно через специальную программу, наподобие скайпа.

— Круто! А лично вы были в открытом космосе?

Андрюха-Коля смущенно заулыбались:

— Нет, мы пока только готовимся. Подготовка к полету может занимать до пятнадцати лет.

— Так долго?

— Долго. И неспроста, пилот должен стать супер-профессионалом во всём: ему необходимо овладеть биологией, химией, медициной, механикой, компьютерной техникой, военным делом и так далее. Ведь на МКС (международной космической станции) одновременно идёт множество экспериментов. Например, сорок научных и столько же медицинских. А ещё нужно уметь заменять изношенное оборудование на новое, да и много ещё чего...

— У-у... понятно. А что такое индикатор невесомости? Я в фильме видел. Там у космонавтов перед лицами маленький такой игрушечный мишка болтался, они его индикатором невесомости называли.

— О, правда, есть такое! Это мягкая игрушка, которая подвешивается над экипажем. Пока идет ускорение, она просто висит, а при невесомости, начинает летать. Космонавты крепко прикреплены к ложементам и не могут сразу понять: наступила невесомость или нет. А когда игрушка начинает болтаться, значит, уже невесомость.

— Ух ты! — Иван почему-то обрадовался как дитя. — А вы еду из тюбиков сами пробовали, она действительно вкусная или «жри, а то сдохнешь с голоду»?

— Хм... романтика «зубных» тюбиков давно ушла в прошлое. Сейчас покажем из чего едят сегодняшние пилоты, — кандидаты потянулись к своим НАЗам, достали самые настоящие консервы и сублимированную еду в пластиковых пакетах. — Ха, окромя твоего борща, мы здесь и сейчас будем питаться ещё и этим.