София Синицкая "Сияние "жеможаха"

#imhoch #синицкая #нацбестселлер #книги

Мы продолжаем опыты над своим мозгом и осваиваем книги из серии премиальных новинок, чтобы советовать или, наоборот, предостерегать  доверчивого читателя от падения в чёрную дыру писательских фантазий. 

Завтра, 4 августа, жюри премии Национальный бестселлер объявит победителя из короткого списка романов, куда вошла и книга Софии Синицкой “Сияние “жеможаха”

Жеможах - обрывки слов из молитвы,  “же можеши”, которые начинают жить своей жизнью, превращаясь то в определение заполошной бабы, то в имя нарицательное, но не утрачивая своей волшебной силы, в которую вложена вековая вера отцов и прадедов. 

Прадеды верили в разное, так проще было выживать во времена революций, продразверстки и...да, конечно же, сталинских лагерей. 

Уже вторая книга после “Урана” Ольги Погодиной-Кузьминой из короткого списка премии, а короткий список это всего шесть наименований, -  про лагеря, вохру, собак и сторожевые вышки, лесоповал, примерзшие к коже на ногах портянки, суп из толокна, хлеб из лебеды и гибнущих пачками людей. 

Если бы я зашла в книжный с намерением выбрать что-то из “бестселлеров русской прозы”, вряд ли бы польстилась на бытоописание северного лагеря, стоящего возле реки Печоры. Не знаю, отчего у современных авторов, попадающих в различные номинации, так остро стоит эта тема. 

Возможно, мы, простые обыватели,. не чувствуем запроса общества, а творческий человек держит нос по ветру и на разные лады перепевает ужасы раннего советского быта. 

Вот и София Синицкая, молодая симпатичная авторка, решила внести свою лепту и написала  повести про лагеря, объединенные в одну книгу, 

Первая повесть про детский дом при суровом северном лагере, где живут няня, заведующая, дети и два парня, отпущенные сюда с тяжелых работ. Ребята умеют делать кукол, и создают целый кукольный театр, который имеет успех не только у малышей, но у всего лагерного начальства, и выезжает на гастроли по соседним лагерям и тюрьмам. 

Один из детдомовцев, маленький Костик - прижитый сын Кирова. Кирова в самом начале повести убивают в городском саду,  а Костик ждет свою маму, сосланную в лагерь, интересуется куклами и хочет стать “насяльником” театра.

 Гришка Недоквасов, тот самый паренек, который мастерит кукол и на потеху публики говорит голосом Петрушки, - сослан в лагерь по обвинению в убийстве Кирова, которого он, разумеется, не убивал, а всего лишь приятельствовал с “Миронычем”,  как с другом своего отца

В переплетении судеб всех упомянутых персонажей, в том числе няни, начальницы детдома, отца Гришки и прочих мимо проходящих, довольно сложно разобраться с наскока, потому что начало повести совершенно запутано и усваивается довольно тяжело

“О дружбе с Миронычем Гриша никому не говорил, о ней знали лишь охранник Копытов, жена Мироныча, которая часто ездила лечиться, домработница Телятникова и Маргарита Афанасьевна Полутень.

Маргарита Афанасьевна была балериной, Сергей Миронович называл её «моя лебёдушка». Однажды Гриша, забытый в комнатке-мастерской, слышал, как сцепились в любовной схватке Полутень и партийная шишка. Звенели стёкла книжных шкафов, за ними вздрагивали Пушкин, Толстой, Карамзин, Ленин, Шопенгауэр, Ницше, Деникин, Гитлер и поэты-акмеисты, шкура белого медведя ревела от ужаса, а Гриша не знал, как незаметно проскользнуть в прихожую и выбраться из неожиданной засады»

Продвигаясь за персонажами в холодные бараки и страшные леса, занесенные метровыми сугробами снега, читатель, словно отпивая на каждой странице по глотку ядовитой грибной похлебки, как тот самый Недоквасов у “нехороших” лесных людей, проникается сказочными, абсурдными, гротескными даже описаниями всего и вся, и, должна признать, впечатляется происходящим. Да так, что уже не оставляет сомнения:

новая начальница детдома, безумная Тата Ядова, задумавшая извести нянечку, и угнавшая машину ЗИС со спящими там по случайности  Недоквасовым и Костенькой, сама сатана в юбке, а дедок, что встречается бедолагам, заплутавшим в морозном лесу, - настоящий северный “Дырный”, повелитель края. 

У околицы Дырного пасется легендарный козел с гаремом коз, которого не берет ни пуля ни кол,  в подполе дома  оказывается и сама безумица, утопившая ЗИС в полынье, а местный люд приходит из чащи и молится издалека на ДЫРЫ в избушке деда.

“Дыра, помоги, спаси, дыра”, - шепчут и завывают северные ноунеймы

Дыра и в самом деле помогает. Шизофреничка Тата, сменив острый психоз на благодетельную стадию ремиссии, уплывает от Дедка в гробике, выструганном Недоквасовым, чтоб свидетельствовать в его и Костикову пользу в части обвинения их в ее смерти и потоплении хорошей железной машины на полном ходу. 

Да, я начала пересказывать сюжет, а делать это можно только под галлюциногенами, коих у автора статьи в данный момент никак не наблюдается.

Хорошая повесть, как есть хорошая, подумала я и, слегка ошалев от чтения первой части , перешла к следующей.

Вторая повесть снова про лагеря, но уже параллельно блокаде Ленинграда, и если в первой воспринимать истории из жизни красноармейцев, барынек и гимназисток в шутейно- аляпововатом  стиле гротескной сказки  вполне удобно и хорошо, то повествование о блокаде у меня, как у человека, еще не совсем оторвавшегося памятью от истории, вызывает большие вопросы и отторжение. 

Первая повесть про веру, вторая про еду.

Понятно, что это лично мое восприятие, но, ей богу, писать про Ленинград только из позиции рецептов голубиного супа, сердечек и крылышек, а также, хрустящей ножки, отварной лошадиной головы, кусков сахару и сломанных ножек буфета, идущего на растопку - несколько кощунственно, уважаемая авторка Софья. 

Один из второстепенных персонажей повести - старая коммунистка, которая неделю пьет один кипяток, остервенело сбивает наледь на ступеньках парадного и кричит соседке, матери голодных детей, - шлюха!, за то, что Анна, мать, принимает подарки от инженера в виде кусочков сала, а от врача в виде сахара и хлеба, -  вроде и сумасшедшая, патлатая старуха, но она единственная вызывает у меня симпатию. Наверное, потому что автор не озвучивает рецепты варки кипятка со старухиной кухни

Старуха -коммунистка и  Машенька. Машенька - удав, который ел крыс и дожил до Победы...

 «Потеряв терпение, Машенька вцепилась Крупову в кисть руки, инженер в ужасе рванулся, загнутые назад Машенькины зубы сильнее впились в потную плоть. Анна Ивановна принялась лить змее на голову водку, обожгло глаза, Машенька ослабила хватку, Крупов вырвался и убежал. Он был обижен – благодаря ему Цветковы не умирали, он отдавал им почти всё, что имел, и вот она, награда. Машенька тоже обиделась”

Дорогая Дыра из первой повести дедовой избы, в которую я тоже теперь верю, сделай так, чтобы  в следующий раз замечательный автор Софья Синицкая, обладающая несомненным талантом и даром составлять слова в картинки, написала какую-то новую, интересную сказку, но только не про блокаду, ну, и если не сочтешь за наглость, не про лагеря 

За сим кланяюсь, всего лишь  prosto_chitatel